Страница 8 из 13
—□Приёмником неудобно задницу вытирать, товарищ воевода по политической части!
А ведь в личное время можно найти гораздо более интересные занятия, нежели слушанья лекций о международном положении, но как говориться — «Сначала был замполит, потом было слово...», вместо того что бы наводить контакты со связистками или местными пейзанками, орлы бронеходчики прозябали, под скудное журчание речи полит-воеводы. По теплому времени, окна в здании Красного уголка были открыты и в разгар млявого рассказа, о зверствах сионистской военщины, в окно влетела граната Ф-1, в просторечии именуемая лимонкой и ласково шипя покатилась по полу прямо к велеречивому воеводе. Полит-воевода посмотрел на гранату и без промедления залез под лекторский стол. Курсанты сидели тихо как рыбки, потому-что с минуты на минуту (как было известно по солдатскому телеграфу), в данное присутствие должен был зайти Батя. И он зашел. Воевода Полка, орлиным взором оглядел вскочивших по команде курсантов, поздоровался, выслушал ответное приветствие и удивленно спросил:
—□А где товарищ Воевода по политической части?
На что Старший Бронемастер, вежливо и правдиво доложил, что мол товарищ Замполит, рассказывая об Международном положении и в частности о звериной сущности империалистов и демократов, несколько увлекся, внезапно встал на карачики, залез под стол и уже минут десять там пребывает. Полковник, у которого не получилось, ни приказами, ни уговорами, выманить бедного майора из под стола, разъярился и приказал вытащить его оттуда насильно, что с удовольствием выполнили жертвы политинформации. Вопящего что то о гранатах воеводу-замполита, спеленали и отвезли в Санчасть, а никакую гранату естественно не нашли, да ее по словам свидетелей да и не было никогда.
Видимо тогда и родилась в среде воевод по политической части, пословица:
Никогда не доводи танкиста до крайности, ведь он в танке!
«Пражская весна» или …
как это все было на самом деле
35 лет назад на апрельском пленуме ЦК компартии Чехословакии была принята «Программа действий КПЧ». Началась так называемая «Пражская весна», сыгравшая в нашей истории и культуре не менее важную роль, чем у себя на родине, в Чехословакии. Между тем, это «знаковое», как теперь говорят, событие, до сих пор окружено многочисленными мифами.
Считается, что военное вмешательство СССР покончило с демократическим руководством ЧССР во главе с Дубчеком.
Но советские войска вошли в Чехословакию 21 августа 1968 года, а первый секретарь ЦК КПЧ Дубчек ушел в отставку в апреле 1969-го, председатель Национального собрания Смрковский — в январе 1969-го, а глава правительства Черник аж в январе 1970 года! Более того, именно эти товарищи подписали протокол об условиях пребывания советских войск в ЧССР.
Он их не только не останавливал, а предоставил Чехословакии полную свободу в их проведении по «кадаровскому» (венгерскому) варианту при условии юридического признания советского военного вмешательства и прекращения антисоветской пропаганды. Это отмечено в совместном заявлении от 26 августа 1968 года на встрече в Кремле руководства КПСС и КПЧ. Чехи приняли условия советской стороны, но реформы проводить не стали. Почему — это надо спросить у них самих.
Дубчека никогда никто бы не выбрал, если бы не холодные отношения между Брежневым и тогдашним чешским партийным лидером Антонином Новотным. Они не заладились сразу после 14 октября 1964 года, когда был смещен Хрущев, и Брежнев сообщил об этом по телефону всем руководителям стран Варшавского договора. Вот что сказал Новотный (запись самого Брежнева): «Немножко для меня сразу неожиданно, не думал так. У нас будет шум. Говорю вам откровенно. Это так неожиданно. Так я думал, что Вы будете руководить по партии, а т. Хрущев предс. Сов. Министров.
Но затем поздравил меня и т.Косыгина. Сказал — ну что же, люди приходят и уходят, а идеи остаются...» В общем, сказал, как плюнул. Брежнев этого не забыл. Это холодность между ним и Новотным не осталась незамеченной карьеристами из ЦК КПЧ — Гендрихом, Коуцким, Кригелем, Цисаржем, Пеликаном, Шиком, Смрковским и другими. Они понимали, что если советское руководитель не расположен к их начальнику, то долго ему на высоком посту не протянуть. Но кто придет ему на смену? Человек, равный по авторитету Новотному, в Чехословакии был один. Но это был никакой не Дубчек, а опальный Густав Гусак, который еще в 1944 году руководил Словацким национальным восстанием, а после войны возглавлял правительство Словакии, хотя коммунисты там проиграли выборы. Гусак, с одной стороны, недолюбливал чехов, а с другой — являлся автором идеи вхождения Словакии в СССР (без Чехии). Был у него еще один «пунктик»: он считал «неблагонадежными» евреев в коммунистическом движении Чехословакии. В 1951г. Гусака арестовали по доносу партийного руководителя Словакии Широкого. На свободу он вышел только в 1963 году. По свидетельству деятеля «Пражской весны», секретаря ЦК КПЧ З. Млынаржа, Гусак «был сам по себе личностью, превосходившей своими способностями большинство тогдашних коммунистических лидеров». Но именно поэтому его боялись как огня и «консерваторы», и «прогрессисты» в руководстве КПЧ. Первые его просто «зажимали», а последним пришла в голову мысль, что, пока Гусак не встал крепко на ноги и не занял место Новотного, следует самим посадить на это место своего человека. Но кого, они долго не могли договориться. Помощник Брежнева Александров-Агентов записал смешную сцену: «... когда секретарю Президиума ЦК КПЧ Гендриху Брежнев прямо задал вопрос, кто, по его мнению, мог бы с успехом и достаточно авторитетно заменить Новотного на его постах (секретарском и президентском), Гендрих, не моргнув глазом, немедленно ответил: „Я“. Когда он вышел, Брежнев только покачал головой и сплюнул».
На этих переговорах в конце декабря 1967 года, которые продолжались 18 часов без перерыва, Брежневу больше других претендентов (Гусака, впрочем, среди них не было) понравился первый секретарь компартии Словакии Александр Дубчек, или попросту Саша, как он его называл. «Наш Саша». Саша был сравнительно молод, во время войны жил у нас в Казахстане, учился в Москве и, кроме того, растрогал Брежнева, когда в откровенной беседе пустил слезу и сказал, что его, давнего друга СССР, самодур Новотный не взял с собой в Москву на празднования 60-летия Октября. Брежневу подобные переживания были близки и понятны со времен Хрущева. Вот, что он, например, написал в тезисах своей речи на памятном заседании Президиума ЦК 13 октября 1964г., когда снимали Никиту Сергеевича (сохранено А. Александровым-Агентовым): «Как вы отзываетесь о товарищах о Секретариате? Вы ведь не знаете работу секретариата он ведет большую работу. А вы говорите что мы как кобели сцим на тумбу» (сохранены особенности орфографии и пунктуации оригинала).
По официальной версии Брежнев, сам предоставил чехам решать, кому ими руководить («Это ваше дело»), а по неофициальной, если верить тому же Млынаржу, дал понять, что не против кандидатуры Дубчека: «Наш Саша все же хороший товарищ». Вскоре, в январе 1968 года, Дубчека выбрали первым секретарем.
Никакого «нового дыхания» социализм при Дубчеке по сравнению с социализмом Новотного не получил. Была лишь либерализация прессы, отмена запретов в искусстве, как и в СССР при Горбачеве. Короче, «гласность». Вожди КПЧ красовались на публике, боролись за рейтинги, как и нынешние политики, но «сближаться с народом» не торопились. Об отмене привилегий партноменклатуры не шло даже речи. Удивительно, но и «неформальная» чехословацкая пресса не писала об этом, в отличие от «демократической» при Горбачеве! А все потому, что газетчикам за это сразу могли свернуть головы, невзирая ни какую «весну». Было за что! Привилегии, которыми обладало тогдашнее руководство КПЧ, по-моему, даже превосходили советские (хотя, естественно, не мне их сравнивать). Секретарю ЦК, например, полагались отдельные особняки в городе и за городом. Мог он жить и в спецдоме, принадлежащем ЦК. Квартплата была символической. А за закуски, напитки, сигареты, подававшиеся у него в кабинете, вовсе ничего платить было не нужно. Огромная зарплата, в сущности, складывалась в чулок. «На сбережения, накопленные за полгода с секретарской зарплаты, я смог относительно безбедно прожить три года...» — пишет Млынарж. Он получал 14000 крон, из которых 6000 не облагались никаким налогом. Секретари, которые были одновременно членами политбюро, получали еще больше. Жалованье самого Дубчека, «нашего Ленина» (как писала о нем чехословацкая пресса), составляло 25000 крон. А средняя зарплата в ЧССР была 1400 крон.