Страница 167 из 174
Ночевали они в школе поселка. Были каникулы, и деревянный дом пустовал. Эвенки принесли несколько вязанок дров, сгрузили их в классе. Потом сдвинули четыре парты, стоявшие в центре комнаты, и бросили на пол два десятка оленьих шкур.
— Теперь и зимовать можно, — заметил бригадир охотников и исчез столь же неожиданно, как и появился.
Палло с крыльца школы любовался полярным сиянием.
— Неплохая иллюминация? — услышал он. Сзади стоял Козлов. — Впервые, наверное?
— Красиво, — ответил Палло.
— Это для поэтов, — заметил Козлов. — А для нас хуже некуда.
— С радиосвязью плохо?
— Без нее переживем, — отмахнулся летчик, — но теперь похолодает. Туруханск и Тура обещают за пятьдесят… Лететь не сможем. Я уже распорядился, чтобы не грели машины…
— Может, обойдется? — не сдавался Палло. — Полпути осталось, дотянем.
— Нет. Рисковать нельзя. Шли на пределе. У вертолетов ограничение — минус сорок, у «Анов» — на пять градусов ниже. Теперь будем сидеть и ждать погоду. — Козлов хмуро усмехнулся: — Да, да, ждать погоду… Как в той присказке…
Палло попытался вспомнить, о какой присказке говорит Козлов, но не смог. Огнем полыхало небо, и слова летчика доносились откуда-то издалека.
Морозы стояли неделю. Пришлось установить круглосуточное дежурство у печи. Она остывала так быстро, что к утру вода в ведре покрывалась слоем льда. Дров было достаточно. Изредка появлялись эвенки, привозили продукты и дрова и молча исчезали. Только потом, в Туруханске, Палло узнал: среди оленей начался падеж и все население ушло к ним на помощь. Вот почему за неделю никого в крошечном поселке они так и не увидели.
10 января Мангулов передал из Туры:
«Потепление до 35–40 градусов. Возможны туманы».
Телеграмма обрадовала и огорчила. Вынужденное безделье затянулось, теперь можно продолжать путь. Но туманы?
— Ничего, как-нибудь проскочим. — Кажется, впервые за эти дни Козлов улыбнулся. — Теперь подняться бы…
И вновь он оказался прав. Лыжи самолетов вмерзли в лед. Да и запустить моторы обоих «Анов» и вертолета не удавалось.
Сначала из Туруханска привезли бензиновый подогреватель. Но работал он неустойчиво, при таком морозе бензин загорался плохо. И эта бестолковая возня с подогревателем окончательно вывела из себя Козлова. Он не отходил от рации и отчаянно ругался с авиационным начальством сначала в Туруханске, а, потом и в Красноярске.
Еще два дня прошло. Они сняли со столбов провода, подвели их к самолетам и стали ждать, когда из Туруханска, наконец, привезут электроподогреватель.
Потом пришлось пилить лед. Трос, который заменял пилу, рвал рукавицы. Чуть зазеваешься, он намертво приваривался сквозь дыры к ладоням. Отрывали трос уже с кожей. Палло израсходовал весь запас бинтов и йода, а подогревателя все еще не было.
Мороз постепенно спадал. Прогноз Мангулова оправдывался, и Палло вновь пожалел, что при первой встрече так сурово обошелся с метеорологом. Правда, когда пришла телеграмма от Королева с просьбой подробнее рассказать о явлении, так беспокоившем Мангулова, Палло добавил от себя несколько слов:
«Извините, что тогда погорячился. Очень прошу подробный рассказ об увиденном направить в Тарту, в Институт астрофизики, Виллманну. Рад был нашей встрече».
Мангулов немало удивился такому посланию. Во-первых, он давно уже забыл, каким образом обидел его эстонец, а во-вторых, осведомленность Москвы о нем, Мангулове, льстила самолюбию. Он догадался, что Палло сыграл здесь определенную роль, и непривычно для себя ответил коротко:
«Сделаю. Спасибо».
Дни стояли отменные, лететь бы только, уже в Туруханске давно были бы, но выстуженные моторы молчали. Подогреватель привезли, когда над Тунгуской начали опускаться туманы.
Туман преследовал их до Туруханска. Последний час полета шел практически вслепую. Левый берег реки уже не был виден, Козлов с трудом различал очертания берега справа. «Аны» ушли вверх и чуть в сторону от реки. Палло попробовал возразить, но из Туруханска пришел категорический приказ: не рисковать. Дважды, когда очертания берега пропадали совсем, Козлов уже протягивал руку к ключу, чтобы отцепить «шарик». Другого выхода не оставалось: над землей туман был еще гуще и сесть уже было невозможно. Но к счастью, впереди вновь светлело. Козлов вытирал вспотевшую ладонь о колено и вновь прижимал вертолет к правому берегу.
«Мы дойдем, если хотя бы немного повезет», — сказал две недели назад Козлов начальнику авиаотряда, когда они еще собирались в путь. Тогда из Москвы пришло разрешение на этот полет. Правда, в конце телеграммы была приписка:
«Сбрасывайте аппарат, если возникнет опасность для жизни».
Неужели эта минута пришла?
Сегодня Козлов летел один. Механика отправил на «Ане». Словно знал, какой будет туман. Наверное, он отцепил бы этот злосчастный «шарик», будь это не в двух десятках километров от Туруханска, а в самом начале.
Год спустя такой же полет кончится иначе. Козлов будет вывозить оборудование геологической партии. И вновь туман над Тунгуской. Но тогда он не выпустит летчика. Его похоронят на берегу реки, и погнутый винт вертолета станет ему памятником…
Палло не успеет подробно рассказать Королеву о своей экспедиции. В самом начале разговора зазвонит телефон, и Сергея Павловича вызовут на совещание в ЦК партии.
— Срочно подготовьте отчет, — успеет сказать Королев, — и дайте мне фамилии всех, кто принимал участие в работе. И ваши соображения, кого следует отметить. Только прошу конкретно: фамилия, имя, отчество и по какому ведомству. Добьюсь для них премий… А сами начинайте готовиться к запуску трех кораблей-спутников. Сначала собачки и манекены, а на третьем — человек…
— А как мне объяснять, где был? — спросит Палло.
— Если друзья будут расспрашивать, говорите: за тунгусским метеоритом летал. — Королев рассмеется.
Палло увидит Главного конструктора только через два месяца, в канун запуска Юрия Гагарина.
— Обойдемся без нерасчетной траектории, — скажет ему Королев.
Потом Палло часто будет вспоминать эти слова, потому что. ему одному из первых доведется обнимать после возвращения из космоса и Юрия Гагарина и Германа Титова.
А экспедиция на Тунгуску станет легендой. Через пятнадцать лет в одном из журналов появится статья об организации вертолетной экспедиции в район Подкаменной Тунгуски за космическим кораблем инопланетчиков.
Палло, прочитав эту статью, будет долго смеяться, а потом спрячет номер журнала среди документов и записей, относящихся к 1960 году. Все-таки в музее теперь Арвид Владимирович работает — пригодится журнал…
Виллманн просыпается рано, до восхода солнца. Выходит на балкон и долго стоит, всматриваясь в посветлевшее небо.
Когда из-за горизонта появляется красный диск солнца, Виллманн возвращается в кабинет, садится за письменный стол — редактирует очередную статью для научного сборника, анализирует итоги только что закончившегося эксперимента в лаборатории или пишет отзывы на работы коллег, которых с каждым годом становится все больше.
В восемь утра он уже у себя в отделе, приглашает сотрудников и уточняет программу на сегодняшний день. Так уж принято в отделе космических исследований Института астрофизики и физики атмосферы Академии наук Эстонской ССР, и этот сложившийся за много лет распорядок работы меняется редко, к нему привыкли. И пожалуй, никто из молодых да и опытных сотрудников отдела’ не задумывается: а зачем их руководителю нужно вставать так рано? Неужели не хватает дня?
Вечерами Виллманн тоже выходит на балкон. Он провожает солнце и еще четверть часа стоит молча, вглядываясь в даль.
Два — три раза в год он получает вознаграждение за свое терпение.
Появляется тонкая светящаяся полоса. Она становится ярче, зримей. Словно мириады серебристых огоньков вспыхивают в потемневшем небе, они переливаются, сверкают, растягиваются во всю ширь. Их непостоянство создает иллюзию игры, в которой участвует и земля, и небо, и спрятавшееся за горизонтом солнце.