Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 155 из 174

— Да.

— Как должна была проходить операция?

— Бабура привозит нас на завод. Мы выходим. Цырин прячется на площадке у входа на чердак. Когда кассирша уходит, он открывает мне дверь. Бабура в это время на втором этаже придерживает кассиршу. Их появление у окна сигнал для меня. Вдвоем с Цыриным мы вскрываем кассу. Наше возвращение в автобус — сигнал для Бабуры.

— Что произошло на самом деле? — спросил полковник, переглянувшись с Зеничем.

— Ключи от двери и сейфа были у меня — по крайней мере, я так считал. Оказалось, что они были и у них. Бабура подошел к окну. Но подошел он после того, как Цырин уже вернулся в автобус, — я этого не видел. Я пошел в кассу и не встретил Цырина. Можно было плюнуть на все и уйти. Но что-то во мне сломалось. За дверью лежали громадные деньги, а у меня были ключи. Не у одного меня в такой ситуации тормоза не сработали бы… Потом, когда меня вывели во двор, я обратил внимание, что автобус уехал. Сначала я решил, что они просто струсили. Но когда гражданин начальник рассказал мне о Цырине… Тот вполне мог придумать такое. Конечно, можно было и не поверить гражданину начальнику, но я, — подчеркнул он, — поверил.

— Деньги по вашему плану должен был увезти Цырин?

— Мы должны были увезти их вместе.

— И спрятать?..

— На причале. Там Цырин держал лодку.

— Бабура знал, где будут храниться деньги?

— Ему это знать было не обязательно.

— Но он все-таки нашел их.

— Выследил, — равнодушно объяснил Вул.

— Вас не удивляет, что туповатый Бабура выследил пройдоху Цырина?

— Удивляет. А вообще я на них не сержусь. Мне их даже жаль. Один получил свое, второй получит. Я бы никогда не пошел на мокрое дело. Жадность и трусость одинаково опасны для человека, независимо от того, дурак он или умный. И для общества тоже.

— Умно, — сказал Мытарев. — В вас умер прокурор. Посидите в коридоре. Вы нам еще понадобитесь.

— Знаете, Владимир Николаевич, у меня такое чувство, что из-за этого галопа мы что-то упустили, — сказал полковник Зеничу, когда они остались вдвоем. — Труп Цырина опознан?

— Да.

— Кем?

— Сторожем на причале.

— Вы присутствовали при этом?

— Нет, но был Бежан и все остальные.

— Сколько сторожу лет?

— Под шестьдесят.

— Как у него со зрением?

— Не интересовался, но очков не носит.

— Фотография Цырина, которую вы предъявляли для опознания в Южном, — откуда она у вас?

— Копия с фотографии в личном деле.

— Качество оригинала?

— Маленькая плохая фотография пятилетней давности. Но другой не было.

— На которой Литвинова его все равно узнала. Фотография у вас с собой?

— Да.

— Тут у меня фотографии, сделанные в лодке. Давайте сравним.

— Вы допускаете…

— Ничего я не допускаю, — усталым голосом произнес Мытарев. — Давайте сравнивать.

Он достал из верхнего ящика стола черный конверт, высыпал его содержимое на стол и разложил одну за другой восемь фотографий. Девятой в общем ряду положил увеличенную фотографию из личного дела Цырина. Склонившись над столом, они долго всматривались в них.

Первым нарушил молчание Мытарев.

— Ну, что ж, — сказал он, — со скидкой на дистанцию в пять лет и, так сказать, на разницу в положениях объекта можно допустить, что это фотографии одного и того же человека. Но, возможно, дело тут именно в скидке. Спросим Вула.

Он позвонил. Ввели Вула.

— Спор у нас с капитаном вышел, — обратился к нему Мытарев. — Капитан утверждает, что у Цырина с Бабурой не было, ну, ни малейшего сходства. Рассудите нас, пожалуйста.

— Проиграли вы, гражданин капитан, — усмехнулся Бул. — Было сходство.

— Однако, не такое, чтобы их можно было спутать?

— Нет.





— И вы легко отличите одного от другого?

— Конечно.

— Тогда скажите нам, чье это изображение? — Полковник протянул ему одну из фотографий, сделанных на причале.

— Это Бабура, — мгновенно отреагировал Бул. — Только почему он…

— А может, Цырин? — усомнился полковник. — Не путаете?

— Это Бабура, — повторил Бул. — Но почему он в таком виде?

Последовала выразительная пауза.

Полковник позвонил.

Появился конвоир и вывел Вула.

— Как же все получилось? — сокрушенно произнес капитан. — Как?

— Перестаньте, — оборвал его Мытарев. — Вы мне таким не нравитесь. В лодке убит Бабура, это ясно. Давайте думать, как все поправить.

«Верно, — подумал капитан. — Сейчас не время бить себя в грудь. Действовать надо».

— Что вы думаете по поводу пограничников? — уже поспокойнее продолжал полковник. — Киреев сообщил, что их восемнадцать человек.

— Кто-нибудь, включая отпускника, мог уехать, минуя Приморск?

— Нет.

— Кому для этой цели больше подходил самолет?

— Троим. Двоим в Свердловск и одному в Алма-Ату.

— Среди этих троих есть отпускник?

— Есть. Это ему в Алма-Ату.

— Меня, Владимир Николаевич, больше всего занимает отпускник. И вовсе не потому, что пассажирам автобуса пограничник показался отпускником. Он был один — демобилизованные обычно держатся вместе. Тем более, что всем в Приморск.

— Но ведь кто-то мог и поотстать.

— Конечно. Вернемся к Цырину. Все его странности, несомненно, являлись составляющими одного чрезвычайно тонкого плана. Он спешил. Он бросил автобус, потому что спешил. Он оставил в лодке половину денег, потому что спешил. Он пошел на эту жертву, надо думать, не без колебаний. Она была призвана сбить нас с толку и, признаемся, сбила: буквально до последней минуты мы считали, что убит именно Цырин. Но с другой стороны, он позволил себе появиться дома. Почему? Имея гарантированный, как он считал, заслон? Какой?

— Он собирался воспользоваться мундиром и документами убитого и улететь — мы уже обсуждали такую возможность, — сказал капитан.

— И улететь он должен был еще сегодня рано утром, обойдя нас на несколько часов. Только вот куда он собирался лететь?

— В Алма-Ату, — сказал Зенич.

— Почему?

— Демобилизованные редко ездят поодиночке, вы правы. Но это еще не все. Положение демобилизованного не устраивало Цырина.

— Не совсем вас понимаю, Владимир Николаевич, но продолжайте.

— Тут ничего конкретного. Так, предположение. Я вдруг вспомнил, как сам служил. Отпуск дали, молчком приехал — дома никто ничего не знал. Увидели — глазам своим не поверили. Зато уж когда демобилизовался… Четверо суток поезд шел, и я с каждой станции слал телеграмму. Здесь работает какая-то чисто солдатская психология: в отпуск лучше являться неожиданно, со службы — наоборот. Предупреждал этот парень о своем приезде или нет, можно будет уточнить, но если нет, то Цырин об этом должен был знать.

— Любопытно. Ну и что?

— А то, что личина отпускника гарантирует Цырину двухнедельную фору — десять дней отпуска плюс дорога. Дома пограничника не ждут. В части о нем не станут беспокоиться до тех пор, пока не придет ему пора возвращаться. Не раньше этого срока что-то заподозрим и мы. В Алма-Ате же Цырин возникнет в своем истинном облике или в любом другом и двинет, куда ему надо. Считайте, что в этом случае след его окончательно утерян.

— Если все обстоит именно так… — сказал полковник. — Если именно так, — повторил он, — то Цырин еще здесь. Аэропорт закрыт вторые сутки. Нелетная погода — это иногда весьма кстати. Хотя, признаюсь, весь день я думал по-другому.

— Поеду, — сказал капитан. — Поищу в аэропорту. Цырин человек настойчивый. Он будет ждать самолета.

— Поезжайте. Кого вы намерены взять с собой?

— Емелина и практиканта…

— Не мало?

— Нет. Разрешите идти?

— Идите, Владимир Николаевич. И пожалуйста, узнайте заодно, как там мой новосибирский. Не затруднит?

— Не затруднит, — сказал капитан, стоя в дверях. — Значит, не верите?

— Сомневаюсь, — сказал Мытарев. Но Зенича уже не было в кабинете.

ДВАДЦАТЬ ДВА ЧАСА СОРОК МИНУТ

В маленькой комнате с радиостанцией — резиденции руководителя полетов — их находилось пятеро.