Страница 149 из 174
— Закрыто, — констатировал Зенич.
— Это для виду, — успокоил председатель. — И для продавщицыного спокойствия, чтоб дед не сбежал. Он изнутри дверь открыть никак не может.
— Ну, а замок?
— Днем это бутафория, — пояснил Марыганов. И добавил весело: — Кому надо, тот знает. — Он открыл замок, выдернул нижний конец бруса из паза, отвел брус в сторону, распахнул дверь и пригласил: — Прошу!
Они вошли и попали в затхло-темный мир. Прямоугольник двери был единственным источником света в помещении, служившим, по-видимому, складом.
— Где же ваш дед? — спросил капитан.
— Здесь, — ответил председатель. — Никуда не делся.
В дальнем углу кто-то зашевелился, и сиплый голос спросил:
— Тебе чего, Ермолаич, бутылку?
— Брось свои шутки, дед, — мрачно сказал председатель. — А ну выдь-ка, дело есть.
В углу еще долго кряхтели, потом, осторожно ступая, из темноты возник и приблизился ветхий безбородый старичок лет восьмидесяти, в фуфайке, в валенках, но без шапки.
— Ружье где? — пугнул его председатель. — Почему без ружья?
— Есть ружье, — сказал дед. — Есть. Возьму, если потребуется. Что-то тебя, сынок, не признаю, — сказал он Зеничу. — Ты наш, степновский?
— Я из милиции, дедушка, — сказал капитан. — Я к вам по делу.
— Зачем из милиции? — не понял дед. — Службу несем исправно. Никогда ничего не пропадало.
— Товарищ тебя, дед, не проверять приехал, — объяснил председатель. — Он тебя кое о чем порасспросить хочет.
— Пусть спрашивает, — разрешил сторож.
— Спрашивайте, пока он в настроении, — шепнул председатель Зеничу. — Старик крутой. Сдвинется винтик — слова из него не вытяните.
— Вы сегодня ночью дежурили? — спросил капитан.
— Дежурил. Я, сынок, всегда по ночам дежурю.
— Где вы находитесь ночью?
— В магазине. У двери ящик пристрою и сижу до утра.
— Можно взглянуть?
— Чего ж нельзя? Можно.
Дед отошел к стене, нашарил и распахнул дверь в магазин. Капитан с председателем шли следом.
Из двух больших окон магазина отлично просматривались и посадка, и дорога, и то место, где стоял вертолет.
— Ух ты, ветрогон! — увидев его, сказал дед.
— Не ветрогон, а вертолет, — поправил председатель.
— Ну, вертолет. Твой, сынок, ветрогон?
— Мой, дедушка, — сказал Зенич.
— Да ты, я вижу, большой начальник! — удивился дед. — Ты давай спрашивай, я тебе все расскажу.
— Вы всю ночь здесь сидите?
— Дежурю, — уточнил дед.
— Дежурите. Если кто под окнами ходит, видите?
— Вижу. Только редко кто теперь ходит. В такую погоду по домам все больше сидят. А если и ходят куда, так это к нам, в магазин.
— По ночам улица освещается?
— Освещается, — сказал председатель.
— Когда освещается, когда нет, — уточнил дед. — На столбе, что у магазина, лампочка не всегда горит.
— Вчера горела?
— Горела.
— И вы видите все, что происходит на улице?
— Все! — с гордостью сказал дед.
— Он у нас на спор пять пустых консервных банок с пятидесяти метров из дробовика сшибает, — вставил председатель. — Все с первого выстрела. Есть такие, которые не верят. Так потом им это дорого обходится.
«Лихой дед», — подумал Зенич.
— Значит, автобусы, которые проходят по шоссе, видите? — спросил он.
— Если останавливаются, вижу.
— Сегодня ночью останавливался?
— Было.
— Приехал кто-нибудь?
— Учительша наша. А с ней мужчина. Представительный такой, в светлое одетый. Он ее под ручку держал. До дому проводил да там, видать, и остался. А чего? — отреагировал дед на предостерегающий жест председателя. — Девка интересная, молодая, да одинокая к тому ж. Мне б годков тридцать скостить…
«Их уже пятеро, — отметил капитан. — Пятеро из шести, чье отсутствие на месте аварии объяснено. Только вот пусть мне кто-нибудь скажет, хорошо это или нет».
— Домой, говорите? — переспросил он. — А где дом-то?
— Да вон он, — показал дед в окно.
ШЕСТНАДЦАТЬ ЧАСОВ ПЯТЬДЕСЯТ СЕМЬ МИНУТ
Председатель сельсовета довел капитана до самого дома.
— Спасибо, — поблагодарил Зенич. — Теперь я найду сам.
— Хорошо, — сухо сказал председатель. — Если что, так я в сельсовете. — Повернулся и ушел не оглядываясь.
«Странно и страшно вот так лезть в чужую жизнь, — думал капитан, пересекая дворик. — Нас волнует, все ли у нее в порядке, а ей, может, вовсе не надо, чтобы кто-нибудь об этом беспокоился. Я ее никогда не видел и даже не знаю, как она выглядит, и вообще ничего о ней не знаю. Но это даже лучше, потому что, когда знаешь о человеке многое, всегда труднее обосновать моральную сторону подобного визита. Нам далеко не все равно, что будет в доме после того, как в нем уже не будет нас. Даже если пришли мы с архиблагородными целями. Да, гостей здесь не ждут и им не обрадуются».
Он коротко и сильно постучал. Потом постучал еще раз.
Вышла женщина лет двадцати пяти. Стояла за стеклянной дверью, но не открывала и смотрела на Зенича.
«Действительно красивая и действительно блондинка, — отметил капитан. — Никогда бы не подумал, что в этой глуши могут отыскаться такие хорошенькие учительницы».
— Я из милиции, — сказал он, не дождавшись вопроса.
— Из милиций? — удивилась женщина. — Ко мне?
— К вам, если вы Кузьменко.
— Хорошо. — Она растерянно оглянулась и, не обнаружив никого у себя за спиной, щелкнула задвижкой. — Входите.
Зенич вошел и протянул ей свое удостоверение. Повертев удостоверение в руках, она, так и не раскрыв, вернула его.
— Слушаю вас.
Приглашать его в комнату она не собиралась. Дверь в комнату была приоткрыта, но простенькие, в два цвета, гардины не позволяли увидеть, что происходит внутри и кто там есть.
Затевать объяснение в таких условиях капитану было невыгодно. То, о чем они станут говорить, наверняка услышат в комнате. Кроме того, им обязательно надо побеседовать втроем. Вряд ли это устраивало Кузьменко, но тут уж Зенич ничего не мог поделать.
— Пойдемте в комнату, — предложил он. — Разговор предстоит долгий.
— Да, — смутилась она. — Конечно, пойдемте. — И вошла первая.
Раз, два, три, четыре… Она сделала семь шагов — он машинально посчитал — и остановилась у окна, прислонившись к стене.
Комната была небольшой и уютной, с двумя окнами, выходившими в сад. Стол был накрыт к обеду: парил котелок с картошкой, помидоры, огурцы и лук выглядели очень впечатляюще — хоть натюрморт пиши. Но того, кого рассчитывал, капитан за столом не увидел, хотя приборов было два и две рюмки и стояла бутылка вина.
«Он здесь, — подумал Зенич. — Он определенно где-то здесь».
Прерывая затянувшуюся паузу, из соседней комнаты появился мужчина. Красным мохнатым полотенцем он вытирал лицо и что-то напевал. А потом отнял полотенце от лица, замер в недоумении, и капитан увидел, что он красив и что ему не больше сорока.
— Товарищ из милиции, — коротко пояснила женщина.
— Из милиции? — переспросил мужчина, изобразив веселое недоумение. — Чем это мы, скромные граждане, могли заинтересовать милицию?
Он держался этаким бодрячком, но было видно, что он смущен происходящим. Капитан не дал ему возможности прийти в себя.
— Капитан Зенич из уголовного розыска, — представился он, подавая мужчине удостоверение. — Тот поглядел в него. — Разрешите узнать, с кем имею честь?
— Сергиевский, — назвался мужчина, помолчав. — Старший инженер областного управления «Сельхозтехника».
— Позвольте, товарищ Сергиевский, взглянуть на ваши документы.
— Я сейчас, — сказал Сергиевский. Скрылся в соседней комнате. Вернулся с пиджаком, долго рылся в карманах и наконец нашел свой паспорт.
«Сергиевский Артур Петрович», — прочел капитан. Что ж, все верно. И про «Сельхозтехнику» верно. И про то, что инженер. Впрочем, зачем ему это скрывать?
— Что делали в Южном, товарищ Сергиевский?
— В Южном? — Мужчина не ждал подобного вопроса. — Ах, да, в Южном… Находился в служебной командировке.