Гарпии

Тут на лестнице послышался топот и кряхтенье носильщиков. Спохватившись, Доротка на полуслове прервала свои жалобы, набросилась на кресло и откатила его в угол, лихорадочно принялась бросать в шкаф одежду с кушетки, перенесла на подоконник кипу какой-то макулатуры. Бежан включился в эту лихорадочную перестановку и даже сделал попытку в соответствии с пожеланиями девушки передвинуть кровать к стене, но та даже не шелохнулась, хотя комиссар был мужик крепкий. Приросла к полу, что ли? Комиссар огляделся, что бы тут такое ещё потеснить, но в дверь уже протискивались Яцек с носильщиком, внося первый ящик.

Доротка оказалась права — и в самом деле, все отлично поместилось. Два деревянных ящика и шесть огромных коробок, аккуратно оклеенных разноцветными клейкими лентами. Правда, свободного места на полу, считай, совсем не осталось, пробираться по комнате приходилось по стеночке. Фургон уехал, Доротка и Бежан вернулись в гостиную.

— Вот видишь, все прекрасно поместилось, — съехидничала Меланья, обратясь к старшей сестре, — ничего не пришлось привязывать к трубе на крыше.

Фелиция всегда оставляла последнее слово за собой.

— Вот только где они теперь будут спать?

Вошёл Яцек. Отправив таможенников и вручив их бригадиру солидные чаевые из собственного кармана, он хотел все-таки понять, что же случилось с его престарелой клиенткой, столь скоропостижно скончавшейся. А сердце его щемила тревога за Доротку, хотя в этом он пока не отдавал себе отчёта.

У Доротки же легче стало на душе — Яцек не уехал! — в чем она тоже пока не отдавала себе отчёта.

Мартинек активно участвовал в переносе тяжестей: указывал, какие именно коробки кому нести, забегал на лестнице вперёд и заботливо проверял, пройдут ли носильщики с их габаритным грузом и т.п. И теперь, наработавшись, парень с чистой совестью рассчитывал на сытный ужин. И не ошибся в своих ожиданиях. Сильвия спохватилась — ведь пропадёт же наготовленная еда. Она бросилась в кухню, крикнув, чтобы никто не уходил из столовой.

Бежан взглянул на часы, автоматически сравнил их показания со стенными, никакой разницы не обнаружил, подумал о жене на дежурстве и не знал, на что решиться. Если бы в этом доме произошло убийство, он бы не сомневался — надо торчать здесь до упора, наблюдать, слушать, присматриваться к людям, отмечая малейшие детали взаимоотношений. В данном же случае забежал сюда просто по дороге, так, на всякий случай, не зная ещё результатов экспертизы. И застрял надолго. Неприятно беспокоила какая-то необычная атмосфера, царящая в этом доме. Нетипичная какая-то, нет, наверняка не преступная, это он своим полицейским нюхом понял сразу, но вот… никакого сожаления о только что скончавшейся родственнице. Ладно, пускай не родственнице, но близком человеке, и вот такое ощущение, что о ней все эти люди просто забыли, хотя из-за неё весь сыр-бор загорелся.

На него никто не обращал внимания, никто не обхаживал, всем явно было на полицию наплевать! Нет на свете такого преступника, которому было бы наплевать на полицию, которого бы она так совершенно не волновала. А тут… И было ещё одно обстоятельство. Бежан не мог отделаться от ощущения — он о чем-то забыл. О чем-то очень важном, чего-то не сделал, или проглядел, или не успел проверить. Как ни старался припомнить — не получалось.

Бежан уже открыл рот, чтобы попрощаться, — не хватало ещё оставаться нахально на ужин! — как раздался голос Мартинека. Парня так вдохновила перспектива сытно поесть, что он по собственной инициативе проявил трудовой энтузиазм.

— А не надо ли распаковать вещички? — спросил Мартинек. — Чего им запакованными лежать. А я мог бы… хоть завтра…

— Завтра! — проворчала Фелиция. — А мойка так и останется незаконченной?

— Нельзя мойкой заниматься в воскресенье, — солидно, как знающий себе цену мастер, возразил Мартинек. — Вдруг понадобится чего прикупить? А ящики распаковывать и в выходные можно.

— Тогда я бы смогла свой столик вытащить из комнаты, — размечталась Доротка. — А сейчас он из-за горы ящиков не пролезет…

Бежан закрыл рот и решил остаться.

— А вот я так не уверена, что мы имеем право распаковывать Вандины вещи, — заявила вдруг Меланья. — Пока ещё нам никто официально не объявил последнюю волю усопшей, — ехидно прибавила она. — Кто знает, вдруг Вандзя демонстрировала нам лишь часть своих драгоценностей, а остальные отправила малой скоростью?

У вошедшей с хлебом и приборами Сильвии ножи и вилки с бряканьем рассыпались по полу, у остальных тоже от столь блестящей перспективы перехватило дыхание. В одной лишь Фелиции верх взяла застарелая привычка поступать наперекор Меланье.

— Плевать я хотела на драгоценности! — крикнула она. — Не позволю, чтобы мой дом превратился в таможню! Впрочем, пусть распаковывает Доротка, она ведь законная наследница.

— Ну, не скажи, пока неизвестно…

— А ты вот лучше скажи, куда подевались вчерашние драгоценности? Куда она могла их запрятать? В этом доме все теряется!

— Теряется лишь то, что к тебе в руки попадает!

— Идиотка! Надо было вчера подглядеть! Доротка!…

— Нет, проше тёти, я не подсматривала, извините.

— По крайней мере, хоть колье осталось, поскольку принцесса получила его в подарок и сама спрятала. Доротка!…

— Доротка!!! — одновременно донёсся из кухни призыв Сильвии.

Уже несколько минут Эдик Бежан, навостривший свои полицейские уши при слове «драгоценности», безуспешно пытался задать вопрос. Над столом гремела и бушевала перепалка, которую обе сестры вели с блеском и наслаждением. Полицейский благоразумно отказался от мысли вмешиваться, решив слушать. И ещё чисто по-человечески пожалел Доротку. Как она терпит все это? На её месте он бы давно сбежал из дому. Понятным стало стремление девушки заполучить для себя хотя бы чуланчик.

Доротка встала и направилась в кухню. Проходя мимо Фелиции, бросила:

— На буфете, в вазочке.

— Мартинек! — распорядилась Фелиция.

Реакция Мартинека была хоть и не молниеносной, но в принципе правильной. Не торопясь поднялся, не торопясь подошёл к старинному буфету, не торопясь принялся осматривать наваленные на его верхней крышке предметы. Под определение «вазочка» здесь подходили лишь высокая, узкая и прозрачная ваза и низкий пузатый кувшин с отбитым горлышком. Однако обстоятельный молодой человек не пропустил ничего: ни шляпной коробки, ни цветочного горшка с цветком, ни подсвечника на три свечи, ни маленького глобуса на высокой подставке, ни декоративной резной штучки, невесть что изображавшего болгарского сувенира, ни проволочного скелета абажура. Сжав зубы, Бежан молча переждал все!

Наконец Мартинек снял с буфета пузатый кувшин, заглянул в него и опрокинул перед Фелицией вверх дном. И сразу на столе засверкало и заискрилось. Бежан с трудом сдержал восхищённый возглас.

— Надо же, не свистнули! — скривилась Меланья. — И удивительное дело, не затерялось.

— Возможно, — отозвалась Фелиция с сомнением, в данном случае явно неуместным. — А где же остальное? Я не очень разбираюсь в наследствах, но возможно, нам велят все собрать в одном месте…

— Ах, бедняжка, она не разбирается!

— Да, не разбираюсь. Где остальное?

Бежану удалось наконец спросить:

— Если я правильно понял, эту вещь панна Дорота получила в подарок от покойной пани Паркер?

Меланья с готовностью переключилась на гостя:

— Да, вчера вечером. В присутствии многочисленных свидетелей.

— И вчера таких драгоценностей была прорва! — горячо подтвердил Мартинек, вроде бы непосредственно к драгоценностям не причастный. — Пани Ванда показывала нам. Блеск! Экстра-класс! И она уверяла — настоящие.

— А где остальные? — заладила своё Фелиция.

Меланья не упустила возможности вцепиться в сестрицу.

— Что ты твердишь «где остальное, где остальное»? Откуда нам, черт возьми, знать, где остальное? Может, если хорошо попросишь, Вандзя тебе с того света и ответит.

Тут в столовую вплыла Сильвия с кастрюлей сосисок в укропном соусе, за ней Доротка с чаем и фруктовым рулетом.