Смерть беспозвоночным

— И я так думала, — подтвердила я. — Но только до тех пор, пока с ним лично не познакомилась.

— И какой он?

— Отличный мужик! Если можно так назвать интеллектуала. Человек замечательный, честный, культурный — мужчина что надо. В нашу шайку убийц никак не вписывается. Если надо — убьет человека, даже зарубит, но не собственноручно, а только перед судом. У него другая группа крови.

— Она это знала. И дрожала от страха. Отец — это отец, даже закон не позволит отречься от него, а она боялась его до чертиков. И все надеялась, что, может, это не он, а тот негодяй, забыла, как его, Барбер, что ли, или Поренч, или еще кто. Столько времени прожила в постоянном нервном напряжении. Ну так что, это уже доказано?

С утра у меня уже были две кассеты, точнее копии двух кассет, одну я получила от Островского, вторую привез Гурский, сухо присовокупив — вот, на память. Так что мне не пришлось ничего говорить, стоило лишь поставить кассеты.

— …Ну как вы себе это представляете? — гремел голос Гурского очень отчетливо, и в нем явно чувствовалось ехидство. — Нам на голову свалилась целая серия убийств, причем людей заметных, связанных бесчисленными нитями со многими важными деятелями и знаменитостями, в основном из мира телевидения и… ладно уж, и культуры, я лечу к прокурору и требую ордер на обыск дома человека, никак с ними и с этим миром не связанным. «Он убийца*, — твержу я. «А чем докажете?» — спрашивает прокурор.«.А тем, что у пани Хмелевской было такое предчувствие». Меня даже с работы не уволят, прямиком отправят в сумасшедший дом и оставят там до конца дней моих.

—Да не предчувствие у меня было, — пропищала я ненатуральным голосом, должно быть, где‑то сбоку сидела. И очень обиженным. Вот, теперь издеваются!

Гурский продолжал:

— Так он подходит по характеру, поясняю я, а прокурор опять спрашивает, откуда мне это известно. «А потому что некая ушлая баба Вишневская так сказала. К тому же мы обнаружили одно из орудий убийства». — «Где обнаружили?» — «У одной старушки с гнойным аппендицитом, к тому же инвалида, которая, насколько мне известно, никогда не переступала порога телецентра…»

— Один раз переступала — это голос Петрика Петера.

И опять Гурский, не реагирующий на замечания слушателей:

— «…но в телецентре работает ее сын. А подозреваемый — его крестный отец». — «И что я, холера ясная, имею?» — спрашивает меня прокурор, а я поясняю, что у каждого христианина должен крестный отец. — «Ведь бывает же, просто в воде крестят, не в церкви?» — проявляет эрудицию прокурор, а я ему на то, что это если младенец сразу помирает. А Петр жив.

Отбиваясь от слушателей и преодолевая все препятствия, Гурский упорно продолжал отчет, который становился все более ядовитым.

— Прокурор, если он держится и не вышвыривает меня за дверь, задает вопрос: где был подозреваемый во время совершения убийств? Может, его видели на месте преступления? Что вы, отвечаю, его вообще не было в Варшаве.

— Так он же приезжал! — мой возмущенный голос.

На этот раз Гурский принял во внимание мое возмущение.

Об этом свидетельствует факт, что пани Хмелевская видела какого‑то больного в бинтах и совсем неизвестный автомобиль, не принадлежащий подозреваемому. Вот на этом основании я и должен получить от вас ордер на задержание гражданина нашей страны, несудимого, не проявившего до этого никаких преступных склонностей, на которого никогда не поступала ни одна жалоба. Даже гаишники не выставляли ему штрафов!

И эта последняя фраза прозвучала как голос отчаяния.

— Ну, знаешь ли… — покачала головой Лилька. — Ведь это все правда, и твоему менту пришлось немало пережить. Он ведь пункт за пунктом испытывал сомнения. Так каким же чудом он добился истины?

Я ее успокоила:

— Сейчас будет. Послушай Островского. Никто даже не заметил, когда он сменил одну пленку на другую, одной бы не хватило.

— А, ну давай же скорее!

— Свидетели! — тут вмешался адвокат.

Гурский отнесся к адвокату со всей серьезностью.

— «Свидетели»! Видели бы вы их показания на официальных протоколах! Нелогичные и перепутанные донельзя, неуверенные, провалы памяти. А у свидетельницы Вишневской вообще плохо со слухом, до нее ни один звук не доходит, хотя она прекрасно слышала все, о чем кричал подозреваемый, квартира которого находится прямо над ней. Но тут другие соседи подтвердили — орал на весь дом. А вот Вишевская не видит, не слышит, соседей по дому совсем не знает. Яне ошибаюсь, на том столе стоит коньяк? Можно приложиться? Патрульная машина меня сюда привезла, она же и домой отвезет.

По звукам трудно было определить, что происходит в моей гостиной. Скажу своими словами: я кинулась за бокалом, чуть не опрокинув по дороге Вежбицкого. Островский что‑то бормотал, но Гурский громко и отчетливо заявил:

— И если бы не все то, что я от вас услышал, дело пошло бы в архив. Не фазу, спустя какое‑то время, но именно там бы и осталось. Помогли две вещи. По чистой случайности пани Иоанна упомянула мне о каком‑то парне, который живет в квартире напротив Выстшиков, я его припомнил…

—Но он там лишь недавно поселился и не понравился мне. — Это выскочила я со своим замечанием.

—Неважно. Ага, коньяк, благодарю. Я тоже ему не понравился, благодаря чему он оказался бесценным свидетелем.

— Ну! — поторопила Магда Гурского, который, похоже, занялся коньячком. После чего у него явно изменилось настроение..

— Главным образом мне помогла молодая дама, которая там находилась с тем неприятным молодым человеком. Кажется, квартира досталась им потому, что родители уехали в отпуск, вот молодежь и воспользовалась вольной хатой. Из‑за двери слышались крики, что, мол, у нас и без того времени с гулькин нос, а тут еще какие‑то нахалы настырные пристают. Я так понял, что одним нахалом были вы, пани Иоанна, а вторым я.

—Может, и еще кто‑нибудь вклинился.

—Возможно. Им хотелось побыть вдвоем, а тут какие‑то злодеи то и дело в дверь звонят и людям нервы дергают И больше кричала дама, что из‑за этих калик перехожих у ее партнера резко снижается… Она выражалась беспардонно, это я вам сейчас культурно перевожу: снижался у парня, значит, темперамент и энтузиазм поубавлялся. А я им на это: если они не откроют следователю и не ответят на мои вопросы, я так и останусь стоять у их двери, у них еще и не то снизится. Они, народ молодой, разумный, поняли, что с полицией лучше не лаяться и ответить на ее вопросы тут, а не тащиться в комендатуру. Быстренько собрались, на все вопросы дали четкие ответы с точным указанием дня и часа. Наверняка им не хотелось вторичного разговора, надо было сразу отделаться от настырного мента. Вдобавок парень сел за ноутбук и моментально напечатал показания. Способный парень! Оба подписались, и по сути это единственный правильно оформленный и составленный протокол допроса свидетелей.

— Они видели пробирающегося по коридору подонка?

— Видели, причем оба. Поскольку у дамы были кое–какие сомнения, она не так хорошо знала подозреваемого, как ее парень, обозрела его в замочную скважину и даже через глазок в двери и убедилась: тот, что старался тайком пробраться по коридору в свою квартиру.

— Выстшик? — деревянным голосом спросил Вежбицкий.

— Собственной персоной. И еще один полезный факт. Только вчера выяснилось, что есть еще одна запись в здании телевидения, от которой волосы становятся дыбом. Такой бардак, что следовало бы привлечь кого надо, тех, кто принимал участие, а случилось так, что совершенно случайно из Гданьска приехал очень нужный исполнитель, причем ни о чем не подозревая, с ним поговорили и много чего узнали.

Тут я остановила пленку, вспомнив, какое это произвело на меня впечатление. Сидящая рядом со мной Магда как‑то судорожно вздохнула и окаменела. Ни слова не сказала, не пошевелилась.