Бычки в томате

Мажена завернула в ванную, чтобы сполоснуть руки, а я выглянула из коридорчика в салон: Юлия как раз выбиралась из кресла, Алиция осторожно ей помогала, Ромео услужливо стоял рядом.

И вдруг ни с того ни с сего у меня возникла неясная ассоциация… Господи, где же я это видела? Длинное, толстое, ползущее, черное? Да нет, серое! Приподняло свою переднюю часть, покрытую слизью… Нет, не слизью, а чешуей. Небольшими чешуйками. И почему это я чешую приняла за слизь? А, ясно, потому что она блестела. Что же это такое, где я могла это видеть, в жизни, на картине, на марке? Точно, на марке! Тьфу ты, черт, это ведь панголин![1]

С какого перепугу мне пришло в голову сравнение с такой пакостью? Совершенно растерянная, я застыла в коридоре, пялясь на скульптурную группу в салоне. Кто же из них панголин? Алиция отпадает, Юлия тоже. Ужель Ромео? Может, в нем все дело? Но почему? На вид ничего общего. Мужчина вполне приличной наружности, пусть не в моем вкусе, но не лысый, и не сказать, чтоб толстый. Разве что самую малость, но уж, во всяком случае, от жира не лопается… Ну, есть в нем что-то такое скользкое, но уж точно никакой чешуи не наблюдается… Или этот панголин у него внутри сидит? Но тогда каким образом он может снаружи просматриваться? Ни о характере, ни о привычках этой милой зверушки я понятия не имею, тогда откуда такие ассоциации? Знать бы хоть, плотоядная она или как?

Ужин начался, а вместе с ним потекла и застольная беседа, несколько односторонняя. Кажется, говорили о морепродуктах, больше всего внимания уделяя омарам, лангустам и устрицам, которые, кроме вкусовых качеств, еще и способствовали развитию ювелирного дела. Мажена отказалась верить историям о счастливчике, которому удалось выловить жемчуг из устрицы прямо на ресторанной тарелке. Я практически к разговору не прислуживалась, всецело поглощенная своим открытием.

Ромео заливался соловьем. Манера у него была оригинальная: любое замечание собеседника он подхватывал и с радостью развивал, углубляясь в такие дебри, что через пару минут уже все забывали, о чем речь и с чего, собственно говоря, все началось. Смысла во всем этом не было ни на грош, как, впрочем, и в замечании о прелестях Алициного сада. Он разросся весьма буйно, и в данный момент являл собой образец полного хаоса, ибо пребывал в состоянии перепланировки, а единственное приличное место у самого дома я как раз два дня тому назад завалила кучей сухих веток и сорняков. Полный идиотизм. Подхалимаж чистой воды, да к тому же примитивный.

Алиция ни во что не вмешивалась. Похоже, она перестала слушать присутствующих еще раньше меня. Она только на минутку вернулась к действительности, когда на блюде осталась последняя половинка авокадо. За столом нас сидело пятеро, три авокадо пополам — выходит шесть, а разрезанное авокадо нельзя оставлять надолго.

— Кто сжалится над авокадо? — спросила она, окидывая нас поощряющим взглядом. — Пожалуйста, не стесняйтесь!

— Шампусик, может, ты? — оживился Ромео. — Я знаю, ты креветки любишь.

— Нет, спасибо… — вежливо отказалась Юлия.

— Милые дамы, может быть, вы? Рекомендую, отличная вещь, и авокадо нужной зрелости, идеально мягкое…

Я, конечно, с моей любовью к креветкам, могла бы слопать сиротливую половинку в один присест, но мне стало любопытно, что же будет? Я промолчала. Ромео смотрел на половинку как-то не так… Жадно? С вожделением? Нет, скорее озабоченно и с грустью, совсем как моя тетка, которая в своих гостей, даже если они лопались с пережора, обязательно из принципа запихивала все, что стояло на столе, за исключением посуды и столовых приборов.

Все, кроме Ромео, в один голос дружно отказались.

— Ну, не пропадать добру… — произнес Ромео, с деловым видом потирая ладони.

И в одну секунду все умял! У Мажены в глазах мелькнуло что-то неуловимое.

На чай, кофе и печенье с распродажи все перебрались в салон. Ромео продолжал токовать, как глухарь на ветке. А я обнаружила новую проблему. Где, черт возьми, нам с Маженой угнездиться, чтобы поболтать в спокойной обстановке? Ну ладно, не буду лицемерить: не просто поболтать, а всласть посплетничать.

Основательное и всестороннее обсуждение новых гостей казалось мне делом абсолютно безотлагательным и необходимым. Меня так и подмывало заняться этим как можно скорее, и, судя по блеску в глазах Мажены, наши стремления совпадали.

И где прикажете это делать? Вообще-то дом Алиции, хотя и не впечатлял гигантскими размерами, отличался приличной звукоизоляцией, и хорошо слышны там были только дикие крики, но мной почему-то овладела навязчивая идея, что свободы нам больше не видать. Здесь теперь другие распоряжаются. К Юлии, пожалуй, это не относится, ясно, что она сегодня очень устала, зато от Ромео подозрительно попахивает… Вот только чем? Жуткой пронырливостью? Желанием во все встревать? Болезненным стремлением во что бы то ни стало взобраться на пьедестал и купаться в лучах славы? К тому же он между делом похвалился, что у него отличный слух. К чему бы это? А вдруг он собирается подслушивать? Нет, ерунда все это, если бы собирался, то врал бы, что глух как сивый мерин. Мне стало неловко, что я подозреваю его в ловкачестве без всяких на то оснований.

И вдруг кто-то вежливо постучал в дверь. Чуть погодя в прихожей появилась датская кузина Алиции, Грета, с большим пакетом семян в руках.

Навязчивая идея в один момент улетучилась, а я возликовала, настолько вовремя появилась Грета. Вот уж подарок так подарок! Это я о Грете. Вообще-то глаза бы мои ее не видали, но если уж ей суждено было прийти, то лучшего времени она выбрать не могла!

Ее никто не приглашал, и о встрече она заранее не договаривалась, зашла неожиданно, на обед явно не рассчитывая, так как мы с обедом здорово припозднились. Скорее всего было у нее какое-то небольшое дельце, не предполагавшее даже угощения кофием.

Алиция обрадованно сорвалась с места и затрусила ей навстречу, желая поскорее от нее отделаться. Наверняка ей хотелось только приветствием и ограничиться, а всю церемонию встречи свести к минимуму. Но не тут-то было. Ромео был начеку. Увидав женщину в дверях салона — а на то, что это женщина, однозначно указывало наличие на ней юбки, — он так преобразился от распиравшей его галантности, что в салоне заметно посветлело, а сам он рыцарской поступью направился к вновь прибывшей прекрасной даме, чтобы отвесить ей истинно версальский поклон. Делать нечего, пришлось Алиции представить новую гостью.

Я замерла, как мышь под веником, наслаждаясь этим бесплатным спектаклем.

Кузина Грета была женщиной необычайно редкого типа красоты. Любого мужчину свалил бы с ног один только вид этого гладко отесанного столба или, если угодно, ствола с четырьмя сучками на подвижных шарнирах. Два сверху и два снизу. А вся эта незатейливая композиция завершалась чем-то имеющим много общего с лошадиной головой. Было еще вполне светло, и вновь прибывшее чудо явилось во всей красе, но, несмотря на это, а возможно, по инерции, Ромео заключил прекрасную кузину в объятия и принялся сочно чмокать ее в обе щеки.

Вероятно, он предполагал ограничиться всего тремя поцелуями, но не на такую напал. Датчанка не уступала ему в росте и скорее всего превосходила физической силой, а посему, радостно облапив заморского гостя, с неожиданным рвением принялась отвечать на его лобзания. Думаю, если бы им никто не мешал, то эта война темпераментов могла бы продолжаться до утра, причем одна из противоборствующих сторон явно не собиралась ее заканчивать, что до второй, то тут у меня нет такой уверенности. Оба в этот момент слегка напоминали группу Лаокоона, только с прижатыми к бокам, а не растопыренными руками. Мажена, судя по ее виду, наслаждалась этой живой скульптурой не меньше меня.

Сначала Алиция, по соображениям бонтона, намеревалась дожидаться конца представления, но в конце концов она потеряла всякое терпение:

— Это все мне или половина твоя? — спросила она Грету по-польски, потрясая внушительным пакетом с семенами. Затем спохватилась и повторила то же по-датски.

1

Панголин — небольшой, похожий на броненосца, ящер отряда млекопитающих. Питается муравьями и другими мелкими насекомыми.