Химеры просыпаются ночью

— Это он нам расскажет, обязательно, все расскажет.

У меня подкосились ноги, я опустился на колени. Стало понятно, что, если сейчас не сделаю что-то, что убедит этих… будет все очень плохо. Но с обмякшего языка только и сваливалось:

— Не знаю я никакого Рябого, не знаю я… Рябого не знаю… никакого Рябого…

На мгновение все пропало, а потом я ощутил себя лежащим на полу, в голове гудело, из носа что-то текло. Второй удар последовал с ноги, в носу хрустнуло. Мелькнула мысль, что сейчас меня забьют до смерти и никто, никто не узнает не только о том, что случилось в этом сыром подземелье, но и тела не найдут. Я сжался в тугой комок и с покорностью ждал нового удара. Сейчас… вот сейчас… Ну и ладно, ну и пусть, может, так и лучше будет для всех.

Но ударов не было. Меня подняло вверх и поставило на ноги. Слезы вперемешку с кровавыми соплями лились сами собой.

— Да не видишь, это глист какой-то городской, Рябой такого не послал бы.

— Не знаю я Рябого, не знаю… я просто в Зону шел, а тут ты… вы тут. А я просто в Зону хотел. Отпустите меня. Пожалуйста…

— Ладно, — послышался голос из-за кроваво-сопливой пелены, — давай наверху его, а тот тут кровищей все загадит.

Вслед за этим меня подбросило за шиворот и поволокло назад, в проход. Глаза ничего не видели, на ватных ногах я едва передвигался, мыслей не было вообще, лишь в разбитой голове гудело: ведут убивать.

Наверное, я не обгадился лишь потому, что не ел с самого утра; но желудок все же вывернуло, одной слизью.

Потом все было, будто в вате. Не помню, как оказался наверху. Потом я стоял на коленях, ползал, целовал грязные ботинки. Кажется, плакал.

Что-то выпало из кармана. Мой нож.

Видимо, какая-то часть меня все еще была способна к сопротивлению. Я воткнул лезвие в тот ботинок, который только что целовал. Ему было больно, очень больно — мне хорошо это известно. И я воткнул еще раз.

Словно издалека, раздался крик. Это кричал черный. Потом он упал. Я подпрыгнул — и рванул в темноту. Бежал, не разбирая дороги — только бы подальше. И все казалось, что сзади слышится тяжелый топот окровавленных ботинок.

И вдруг вылетел на поляну. Там стоял УАЗик, с заглушенным мотором, фары погашены, но около него в тишине и темноте сидели люди. Когда я их заметил, было уже поздно. Хотел убежать, но услышал подозрительный металлический щелчок, а затем негромкий голос:

— А ну-ка стоять.

Ноги вдруг отказали, я мешком свалился в траву. Теперь меня могли убивать, я бы все равно не смог пошевелиться. Наверху было глубокое звездное небо, потом под этим небом возникла человеческая фигура. И еще холодное дуло уперлось в лоб.

— Ты откуда нарисовался?

Я едва шевелил языком, во рту все слиплось. Кроме нескольких хрипов вперемешку с рвущим грудь кашлем, ничего выдавить не смог.

— Гляди-ка, как будто сам кровосос за ним гнался, — заметил кто-то со стороны УАЗика.

— Меня… убить… хотели… — наконец, выдавил я с огромным трудом.

— Тоже мне новость, — хохотнул тот же голос, — здесь все кого-то убить хотят.

— Меня… думали, что я… Рябой.

— Кто-кто?! — громким шепотом произнес стоящий надо мной. — Ря-я-ябо-о-о-ой? Ты — Рябой?! Слышь, мужики, а ведь это — сам Рябой!

Нестройный хохоток прокатился в темноте.

— Тщщщ… А ну, вставай и пока в машину. Потом разберемся, кто ты. И чтоб пернуть не смел, а то враз застрелю. Понял?

И, не дожидаясь ответа, меня затолкали в УАЗик, заперли дверь.

Я сидел и пытался угадать, в какую еще переделку вляпался, не успев даже попасть в Зону. Эти снаружи, без сомнения, кого-то ждали и устроили засаду. Уж не на того ли Рябого? И кто он такой вообще, раз одни на него охотятся, а другие боятся?

Гадать, впрочем, было бесполезно, оставалось лишь выжидать, чем все закончится. Но время шло, а ничего не происходило. Я подумал, что станет со мной, если этих все же положат… Хотя, с чего я, собственно, решил, что это именно засада?

И тут над самым ухом словно что-то лопнуло, за шиворот посыпались осколки. Инстинктивно я сполз на пол — моя жизнь в очередной раз была спасена по чистой случайности. В следующую секунду по двери загрохотала дробь, а потом совсем рядом затрещало-захлопало.

А ведь это стреляют — дошло до меня, как во сне. И я оказался едва ли не в самой гуще перестрелки. Снова охватил дикий страх: шальная пуля — и… Но выстрелы почти сразу переместились немного левее, оттуда же послышались крики о помощи. Вскоре крики прекратились: то ли помогли, то ли…

Вот я дурак, вот же меня угораздило! Я попытался выдавить треснувшее стекло, но попытка не удалась, лишь изрезал пальцы.

— Дерьмо! — я в ярости заметался по салону, потом взгляд упал на замок зажигания. Ключей в нем, конечно же, не было… Стоп. А куда потом ехать? Дороги в лесу я не представляю совершенно, а ну как потом эти догонят? Люди здесь лютые обитают, убивают друг друга, судя по всему, легко и незадумчиво. Господи, чего же тогда ожидать от самой Зоны!

И стрельба прекратилась. Чем это чревато для меня?..

К машине приближались трое. Лиц не видно, только фигуры — высокие, широкоплечие. Остановились, закурили. Приблизились к машине. Открылась дверь.

— Ну, вылезай, Рябой.

— Да не Рябой я никакой…

— Вылезай, вылезай.

Я послушно спрыгнул на траву.

— А теперь рассказывай, кто таков и по каким делам тут шатаешься.

— Я в Зону хотел, а потом меня какие-то двое поймали и под землю к себе утащили. А потом я от них удрал. Бежал — и вот на вас наткнулся. Я никому не скажу, что вы здесь. Только скажите, как мне в Зону-то попасть!

— Червь, поди, схватил его, — предположил один.

— Нда-а… — протянул другой, больше некому. Ну да Червь — не наше бабье дело.

— Я никому про вас не скажу, я никому…

— Да некому уж говорить, — перебил первый, — а зачем тебе в Зону?

— Я от армии, меня полкан на Север хочет, злится на меня за то, что…

— А вот брехать в другом месте будешь. Здесь либо ври умело, либо башку отвинтят, потому как честному человеку скрывать нечего, а от нечестного ничего хорошего ждать не приходится. Усек?

— Ну, усек.

— Так зачем, говоришь, в Зону тебе?

— Да из-за армии, правду говорю!

— Хотя хрен с тобой, за каким лешим болотным ты туда попрешься. Отговаривать не стану.

— А кто такой Рябой этот?

Мне не ответили. Начали погружаться в машину. Я стоял, не зная, что делать. В общем-то, следовало просто стоять и не рыпаться: в любой момент один из них мог просто вскинуть пистолет и застрелить. Просто так, на всякий случай. Я это очень хорошо тогда чувствовал: что мог.

Затарахтел мотор, вспыхнули фары.

— Ну, чего стоишь, прыгай!

Я не заставил повторять, быстренько забрался в машину. Почему-то был тогда уверен, что с этими парнями опасность мне не грозит. По крайней мере, пока не грозит.

Когда уже поехали, я вдруг испугался, что это менты. Сейчас повезут в местное отделение, начнутся допросы… Но УАЗик был не ментовской, вроде бы. Черт их тут разберет. Как бы узнать поосторожнее?

— Мы куда? — задал я вполне естественный вопрос.

— На базу.

— Понятно.

— Да ни черта тебе не понятно, — последовал в ответ хохот, — не одного же тебя тут ночью оставлять. А то опять к Червю попадешься.

— А кто этот Червь?

— О, это… это лучше тебе не знать. Лучше и не спрашивай даже.

— А Рябой?

— А это и подавно не спрашивай. Усек?

— Усек.

Мы тряслись по пролеску, тесно прижатые друг к другу. Фары вырывали клочками света густой частокол деревьев, было вообще не понятно, как водитель находит дорогу. Потом вырулили на шоссе.

— Так, парень, если хочешь попасть в свою Зону, то сейчас падай на пол и не дыши, пока не скажу. Усек?

Я кое-как согнулся в три погибели, до боли в позвоночнике, меня чем-то накрыли. Если и правда сейчас привезут прямиком в Зону, то лучшего и желать не приходится. То ли от хорошего настроения, то ли еще по какой-то причине, но эти трое взялись мне помочь. Выбора, впрочем, все равно не было: мы уже замедлили ход, послышался скрип тормозов.