Рассвет Полночи. Херсонида

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПАМЯТНИКИ

Семен Бобров Рассвет полночи а В двух томах Том второй Издание подготовил В. Л. КОРОВИН Херсонид МОСКВА НАУКА 2008

УДК 821.161.1 ББК 84(2Рос=Рус)1 Б72 РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ СЕРИИ «ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПАМЯТНИКИ» В.Е. Багно, В.И. Васильев, AM. Горбунов, Р.Ю. Данилевский, Н.Я. Дьяконова, Б.Ф. Егоров (заместитель председателя), ИМ. Казанский, Н.В. Корниенко (заместитель председателя), Г.К. Косиков, А.Б. Куделин, А.В. Лавров, И.В. Лукъянец, АД. Михайлов (председатель), Ю.С. Осипов, MA. Островский, И.Г. Птушкина, Ю.А. Рыжов, И.М. Стеблин-Каменский, Е.В. Халтрин-Халтурина (ученый секретарь), А.К. Шапошников, С.О. Шмидт Ответственный редактор Д.П. ИВИНСКИЙ ТП-2007-1-259 ISBN 978-5-02-035591-0 © Коровин В.Л., составление, ISBN 978-5-02-035667-2 (т. 2) подготовка текстов, статьи, примечания, 2008 © Российская академия наук и издательство «Наука», серия «Литературные памятники» (разработка, оформление), 1948 (год основания), 2008 © Редакционно-издательское оформление. Издательство «Наука», 2008

ХЕРСОНИДА, ИЛИ КАРТИНА ЛУЧШЕГО ЛЕТНЕГО ДНЯ В ХЕРСОНИСЕ ТАВРИЧЕСКОМ. Лирико-эпическое песнотворение. Вновь исправленное и умноженное Часть четвертая Рассвета полночи

ВСЕПРЕСВЕТЛЕЙШЕМУ, ДЕРЖАВНЕЙШЕМУ ВЕЛИКОМУ ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ АЛЕКСАНДРУ ПАВЛОВИЧУ САМОДЕРЖЦУ ВСЕРОССИЙСКОМУ ГОСУДАРЮ ВСЕМИЛОСТИВЕЙШЕМУ и прочая, и прочая, и прочая. Всеподданнейший Семен Бобров.

Живейшим солнцем озаренна Страна Престола ТВОЕГО, - Благоцветуща, - оживленна Влияньем неба своего, Прекрасна в ужасах Таврида, Где чада славились Атрида, Где предок ТВОЙ увидел свет, - Должна ли в сей дышать картине, Как в лоне естества цветет? - МОНАРХ! - и слабый образ ныне И дивный подлинник его Ждут токмо взора ТВОЕГО.

ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ МЫСЛИ Вот некоторое изображение Херсониса - в лучший, летний день! - и туда луч рассвета полночи недавно проник- нул и воззвал его из мрачности. - Неоспоримо, что в сем опыте найдется много старого и уже известного; но сыщется ли в свете вещь, которая вдруг бы теперь приняла тело новое и от естественного отличное? - Разве было бы таковым одно исчадие природы или некое воздушное явление. Давно твердят, что под небом нет ничего нового. Всё, как прежде, так и ныне, подобно самому себе? - Покрой одежды только переменяется, а сущность всегда постоянна в наготе своей. - Такового изменения в сем опыте требовала самая вводная повесть о магометанском мудреце, который из утра, полудня и вечера составил для воспитанника своего нравственную жизнь; а свойство азиатских собеседований несколько подкрепило намерение пера, хотя также не новое. Не меньше и Гений Таврических старожителей способствовал к сему. Если бы некоторые лица, сколь они слабо или точно ни выставлены, не отживляли сего сочинения тенями своими, то бы тогда, конечно, было только сухое или голое описание красот Таврического дня. Сие творение писано белыми стихами. Но я не отрекался счастия, если оно произвольно снабжало мое перо, как неким подарком, равнозвучием, которое само собою иногда выходило. - Известно, что славнейшие английские писатели Шекеспир, Мильтон, Лддисон, Томсон, Экензайд и мудрый певец ночей священных Юнг, также некоторые немецкие - Клопшток и другие, давно пренебрегли сей готический убор стихов. Клевещут, будто бы они были не в силах сочинять стихов с рифмами. - Сим великим, обширным и творческим умам рифма стоила непреоборимых трудов! - можно ли поверить? - их образцы всегда неподражаемы. Но что

12 Херсонида нужды? - я при слабых силах покусился им следовать. Кажется, пример никому не отъемлем. - Правда, что слух наш, приученный к звону рифм, неохотно терпит те стихи, на конце коих не бряцают равнозвучные слова; но мне бы казалось, что рифма никогда еще не должна составлять существенной музыки в стихах. Если читать подлинник самого Попия, то можно чувствовать у него доброгласие и стройность более в искусном и правильном подборе гласных или согласных букв при самом течении речи, а не в одних рифмах, так как еще не служащих общим согласием музыкальных тонов. Бесспорно, что наш язык столько же иногда щедр в доставлении рифм, как италианской, после которого и признают его вторым между европейскими языками, наипаче по приятности. Но если кто из стихотворцов, хотя несколько любомудрствующих, чувствует ту великую тяжесть, что ради рифмы, особливо при растяжности слов, всегда должно понизить или ослабить лучшую мысль и сильнейшую картину и вместо отживления, так сказать, умертвить оную, тот верно со мною согласится, что рифма, часто служа будто некоторым отводом прекраснейших чувствований и изящнейших мыслей, почти всегда убивает душу сочинения. Один из таковых парнасских слово-судителей торжественно объявил, что рифма, кажется, не что иное, как ребяческая побрякушка или простонародное треньканье при работе. Когда дружное бряцание стекол или черепьев в руках двух забавников бывает слышно вместе или в каком-то сообразил, то малоумные дети прыгают от радости; также, чем живее бывает треньканье между простолюдинами, тем, говорят, дружнее выдерживается ручная работа; и потому-то чем богатее и чище рифма, тем дивнее искусство для простодушного слушателя или читателя; но какой это, - продолжает он, - завидной способ и нарядной пример для нашей словесности? - разве это ручная работа! Сие сравнение слово-судителя несколько смело. Можно сказать о рифмах умереннее и заключить о них по крайней

Предварительные мысли 13 мере то, что совместнее, кажется, им шуметь в имнах или песнях, каковые случатся быть предметом в роде эпопеи. Так поступал Флориан в некоторых своих образцах прозаических поэм; но и тогда рифма не должна владычествовать над областию мыслей или связью предложений. Буало давно сказал: La Rime est une esclave et ne doit qû obéir - рифма, как рабыня, должна только повиноваться. Таким образом, и в сем опыте песнотворения, представляемом в белых стихах, конечно, лучше можно было употребить рифмы там, где их требовали иногда песни, имны и другие подобные статьи оного, если бы только сей образ нравился вкусу наших читателей. Впрочем, не благодарить ли судьбе просвещения за то, что некоторые из наших отважных и бойких умов согласились оставить и сей образ готической прикрасы? - Сия отвага учинена, может быть, для попытки или забавы; но сожаления достойно то, что они и в сем случае из одной крайности поскользнулись в другую. - Начав употреблять дактило- хореи, ясно доказали, что они едва еще ведают точные законы римской древней меры. Как же это? - У них в стихе короткие буквы часто тащат за собою двух или трех согласных, как будто слепые ведут зрячих. Известно же, что две согласные требуют предыдущей стопы долгой, так как зрячим лучше идти напереди слепых. Признаюсь, что, храня правило легкости в течении слова, я не осмелился бы последовать столь недостаточному примеру не только в знании римской меры, но и в употреблении русской прозы, кольми паче по образцу некоторых смельчаков пуститься на дактило-хореические слоги с рифмами. Мне казалось, что тогда слышно будет только скорое, но неловкое бряцание без силы и знания точных римских правил; почему я и узнал, сколь было бы тяжко и вредно вплетаться в сии неразвязные оковы, из которых после надлежит вырываться с отчаянием! - Римляне разумели великую тонкость в стихотворческой музыке; напротив того мы, так слабо судя о сем искусстве, находим в своих руках токмо недостроенную их лиру, или арфу. Как ни

14 Херсонида стараемся показаться бойкими умами, даже в не принадлежащих нам статьях; но всегда в глазах мастеров видны будут, так сказать, недоросли не только римского пера, но и своего. - Рассвет полночи в сем случае доселе еще остается некоторым сумрачным рассветом. - Шаг ума - не есть еще шаг Исполина, шаг Аполлона, или шаг Солнца, пока не возвысится полдень над главами. Читая в праотце велеречия и парнасского стройногласия Омире, а особливо там, где он в подлиннике изображает морскую бурю, раздирание парусов, треск корабельных членов и самое кораблекрушение или во время битвы стремление сулицы, либо стрелы, пущенной из рук богатыря; также читая в знаменитом князе златословия и сладкопения Виргилии полустишие: Vorat aequore vortex; или в Горации сии плясовые стопы: ter pede terra, - я тотчас чувствую чистое и свободное стремление гласной буквы, или короткой стопы, перед гласной же, либо одной согласной, или долгой стопы, и вопреки тому, а с сим самым стремлением и тайную гармонию, которая, конечно, происходит от благоразумного подбора буквенных звуков, чему единственно учит наипаче знание механизма языка. Словом: чрез самое произношение действительно ощущаю, каким образом шумит буря, крутится водоворот и поглощается корабль; или как стрела, пущенная из сильных рук, жужжит в воздухе, и проч. Отец российского стопотворения, беспримерный Ломоносов, показал в том лучший и поучительнейший для примера опыт, который в следующих стопах виден: Только мутился песок, лишь белая пена кипела. Но сия образцовая легкость, сие согласие и чистота меры, кажется, осталась без всякого примечания и едва ли принята в пример чистых дактилей, не потому ли, что сей пример краток и не похож на систему? - жаль!.. Мне скажут, для чего я, имев столь долгое и, так сказать, ропотное рассуждение о сем, - не избрал в облегчение себе