Страница 2 из 19
Я это знаю, как никто другой.
Как смерть, недаром горек опыт мой.
Полынной мутью из его ковша
Давным-давно пропитана душа.
Но все печали, всякая напасть,
Вся боль тех лет теперь должны пропасть.
Сюда приехал я, чтоб без следа
Их смыть слезами счастья навсегда.
О, где еще земля так хороша?
Здесь мать кормила грудью малыша.
И только на родимой стороне
Смеется, словно сыну, солнце мне.
Дуна-Вече, 1842 г.
МЕЧТА
Знаешь, милый друг Петефи,
Я нисколько не боюсь,
Что тебе отдавит плечи
Счастья непосильный груз!
Подарило тебе счастье
Эту лирочку одну,
Чтоб выманивал ты песни,
Щекоча ее струну.
Если б из страны волшебной
Голос феи прозвучал:
«Ну, сынок, чего ты хочешь?
Чем бы ты владеть желал?
Я сегодня буду щедрой...
Слышишь? Песни и мечты —
Все, что хочешь, станет явью,
Если пожелаешь ты.
Хочешь славы? Станут песни
Чащей лавровых ветвей,
Так, что и венец Петрарки
Не затмит твоих кудрей!
Ведь Петрарка и Петефи
Сделались почти родней,
Уж они сумеют лавры
Поделить между собой!
А богатства пожелаешь —
Превратим любой твой стих
В жемчуга для украшенья
Шпор и пуговиц твоих!»
Ну? О чем она тоскует
И болит, душа твоя?
Друг! Откуда дует ветер —
Ты не скроешь! Вижу я!
Ты б сказал: «Прелестен жемчуг,
Слава тоже хороша,
Но, признаюсь откровенно,
Не к тому лежит душа.
Если, фея, ты желаешь
Мне доподлинных удач —
Дай мне то, чем не владеют
Ни мудрец и ни богач.
Словно две звезды в созвездье,
С милой девушкою той
В бесконечность мчаться вместе —
Вот о чем горю мечтой!
Дайте прутик, на который
Я б поймал, как птицелов,
Эту птичку, это сердце,
Этой девушки любовь!»
Гёдёллё, 1843 г.
НАДОЕВШЕЕ РАБСТВО
Все, что мог, я делал,
Втайне мысль храня,
Что она полюбит
Наконец меня.
Удержу не знал я, —
Так, спалив амбар,
Рвется вдаль по крышам
Городской пожар.
А теперь я слабым
Огоньком костра
Пред шатром пастушьим
Тлею до утра.
Был я водопадом,
Рушился со скал.
Мой обвал окрестность
Гулом оглашал.
А теперь я мирно
От цветка к цветку
И от кочки к кочке
Ручейком теку.
Был я горной высью,
Выступом скалы,
Где в соседстве молний
Жили лишь орлы.
Рощей стал теперь я,
Где в тени ветвей,
Исходя тоскою,
Свищет соловей.
Чем я только не был,
Чем не стал потом!
Девушке, однако,
Это нипочем.
Нет, довольно! Брошу!
Дорога цена.
Этих жертв не стоит,
Может быть, она.
О любовь, напрасно
Цепи мне куешь!
Пусть и золотые —
Это цепи все ж.
Я взлечу на крыльях,
Цепи сброшу ниц,
Так к себе свобода
Манит без границ!
Дебрецен, 1843 г.
НЕУДАВШИЙСЯ ЗАМЫСЕЛ
Всю дорогу к дому думал:
«Что скажу я маме,
Ведь ее, мою родную,
Не видал годами?
И какое слово дружбы
Вымолвлю сначала —
Ей, которая мне люльку
По ночам качала?»
Сколько выдумок отличных
В голове сменялось!
И казалось — время медлит,
Хоть телега мчалась.
Я вошел. Навстречу мама!
Не сказав ни слова,
Я повис, как плод на ветке
Дерева родного.
Дуна-Вече, 1844 г.
ПАТРИОТИЧЕСКАЯ ПЕСНЯ
Я твой и телом и душой,
Страна родная.
Кого любить, как не тебя!
Люблю тебя я!
Моя душа — высокий храм!
Но даже душу
Тебе, отчизна, я отдам
И храм разрушу.
Пусть из руин моей груди
Летит моленье:
«Дай, боже, родине моей
Благословенье!»
Не буду громко повторять
Молитвы эти —
Что ты дороже мне всего
На белом свете.
Вслед за тобой я — тайный друг —
Иду не тенью:
Иду всегда — и в ясный день,
И в черный день я!
Он меркнет, день; все гуще тень
И мгла ночная.
И по тебе растет печаль,
Страна родная.
Иду к приверженцам твоим...
Там, за бокалом,
Мы молимся, чтоб вновь заря
Твоя сверкала.
Я пью вино. Горчит оно,
Но пью до дна я —
Мои в нем слезы о тебе,
Страна родная!
Дебрецен, 1844 г.
АЛФЕЛЬД
Что мне в романтизме ваших дебрей,
Соснами поросшие Карпаты!
Я дивлюсь вам, но любить не в силах,
Редкий гость ваш, но не завсегдатай.
Алфельд низменный — другое дело:
Тут я дома, тут мое раздолье.
Загляжусь в степную беспредельность,
Вырываюсь, как орел, на волю.
Мысленно парю под облаками
Над смеющимся, цветущим краем.
Колосятся нивы, версты пастбищ
Тянутся меж Тисой и Дунаем.
Звякая подвесками на шее,
Средь степных миражей скот пасется.
Днем с мычаньем обступает стадо
Водопойный желоб у колодца.
Табуны галопом мчатся. Ветер
Вбок относит топот лошадиный.
Гикают табунщики, пугая
Хлопаньем арапников равнину.
За двором качает ветер ниву,
Как ребенка на руках, и всюду,
Где ни встретишь одинокий хутор,
Тонет он средь моря изумруда.
Утки залетают вечерами
Из окрестностей, кишащих птицей.
Сядут в заводь и взлетают в страхе,
Лишь тростник вдали зашевелится.
В стороне корчма с кривой трубою,
Вся облупленная по фасаду.
Здесь, спеша на ярмарку в местечко,
Смачивают горло конокрады.
Ястреб в чаще ивняка гнездится
Близ корчмы, где дыни на баштане.
Тут от сорванцов-ребят подальше
И для выводка его сохранней.
В ивняке потемки и прохлада,
Разрослась трава, цветет татарник.
Изомлев до одури на солнце,
Ящерицы прячутся в кустарник.
А где небо сходится с землею,
Несколько туманных, стертых линий.