Страница 9 из 73
Но если замечание глубоко,
его не забываю я до срока
и пробую на строфах для порядка.
Но соглашаясь с крючколюбом и педантом,
я возвращаюсь к прежним вариантам.
5
Вернувшись из Америки, тотчас же
к друзьям за город я из Питера сбежал.
Во мне какой-то новый дух дышал,
и стройных строф, и тихих песен жажда.
Но с живописцем молодым я не прервал знакомства.
С годами сходишься с людьми трудней.
Во-первых, жаль впустую проведённых дней,
а во-вторых -- боишься вероломства.
Друзьям известно всё -- и ваши тайны,
и ваши слабости, и ваши приключенья.
Они в беседе, походя, случайно
кому-то скажут, не придав значенья, --
мол, у меня есть друг -- он то-то и тогда-то.
И мы не хуже, и не лыком шиты.
И потому, как он, смелей греши ты...
И назовет фамилию и дату.
Но есть друзья -- из зависти и злости
промоют потроха твои и кости.
6
С Андреем мы продолжили общенье.
Я подарил ему свои сонеты.
Он дважды написал мои портреты --
и на пленэре, и в студийном освещеньи.
Да, образ жизни был у нас различен,
но было много общих интересов.
Любили классику, не уважали прессу.
Он был умен, начитан и практичен.
В любом вопросе жизни и искусства
он излагал мне убедительное мненье.
Но если я высказывал сомненье,
он признавал мои и доводы, и чувства.
В свободные часы он был поэт.
А я писал неловкие картины.
В противоречьи были мы едины
и составляли гармонический дуэт.
Хоть он мне и годился в сыновья,
но правом старшего не пользовался я.
7
Друзья мои общались с ним на ты.
Хотя порядком старше его были,
но за веселый нрав его любили,
за остроумие и внешние черты.
Он с мамой жил. Ей было сорок пять.
Отец погиб -- прошло уже три года.
Он был директором огромного завода,
который мафия сумела отобрать.
Печальная примета наших нравов
во времена великих перемен,
когда закону и спокойствию взамен
идут порядки воровской оравы.
Ещё одна причина, чтобы я
вникал в его насущные проблемы
и помогал. Тут не было дилеммы.
Была не против и жена моя.
Так у меня завелся новый друг,
который был получше старых двух.
8
Любезно было нам в осенний вечер тёмный
на кухне обсуждать Шардена полутоны
и Лермонтова дар, такой огромный,
что с ним сопоставимы Чехов и Платонов.
Андрей был убежден, что вдохновенье --
обман. И только мастерство и тяжкий труд
великие Творенья создадут
на почве долгого ученья и терпенья.
Я был согласен, но не исключал порыв,
влиянье душ людских и впечатленья.
Толчок и первый шаг творенья
от них идёт, фантазию открыв.
"Да, -- говорил он, -- но от "Мертвых душ"
до "Котлована" целые эпохи.
Для этих авторов теории все плохи
и хороши для новых русских уш".
Нам подфартило, что искусствоведам
смысл наших разговоров был неведом.
9
Оба мы любили Гумилёва,
ставя выше нобелевских схем.
И среди его бессмертных тем --
Солнце, остановленное словом,
выделяли, как основу Мира,
как начало Веры и Молитвы,
что не могут прикупить кумиры
и вожди добыть в победной битве.
Слова высоту и первородство
нёс он, как несут святые стяги.
Мужество его и благородство
оставляли отблеск на бумаге.
Как сказал он о себе однажды,
обозначив воинский свой путь,
"И Святой Георгий тронул дважды
пулею нетронутую грудь".
Честный воин и большой поэт --
сочетаний этих нынче нет.
10
Переходили незаметно темы
одна в другую. Путались, мешались.
Мы в споре возражали, соглашались