Страница 43 из 73
Стремись в заоблачные выси... Спеши, дорога коротка,
и ты пришёл не на века -- на миг расцвета чувств и мысли.
И всё, что было до тебя, прими, как милостыню нищий,
раздай ту радость, что отыщешь, печали пряча и копя.
Поставь себе любой предел, перешагни его... и снова,
и пусть в сердцах осядет слово, которое сказать посмел.
Не позволяй лениться телу, уму не дoлжно отдыхать.
И праздность вязкая опять вернёт к начальному пределу.
Вгрызайся в мелочи и сны, ищи частиц элементарных
в природе, в измах элитарных, чтоб стали гении ясны.
Не уворуй чужих ключей, но постучись в любые двери
предощущение проверить, что корень истины -- ничей.
Найдя в скелете мирозданья, который сам построил ты,
ячейки чёрной пустоты, -- разрушь его до основанья.
Как муравей, начни опять искать конструкции единой.
Не утешайся половиной, где можно целое объять.
Будь у наитий в кабале, но поверяй их ритмом чисел.
Стремись в заоблачные выси, но стой при этом на земле.
9, 10
. . . . . . . . . . . . . . . .
11. Nota bene
Прости, читатель. Может показаться -- усложнил
я разговоры умных и достойных эрудитов.
Отчасти так. Но сколько позабытых,
не сказанных, не видевших чернил
глубоких и изящных мыслей и открытий
погибло во всемирной немоте!
А словеса, что нам навязаны, -- не те.
Сто слов всю жизнь полощем мы в корыте
рта, пытаясь мысли тощие облечь
в хламиды надоевших изречений.
Случайному читателю мучений
доставит много эта зарифмованная речь.
Но таковы мои друзья. Владеют русской речью,
и мысли их светлы и глубоки.
И я придирчив к гладкости строки,
и правлю стиль, но смыслу не перечу.
Не правда, что погибла русская словесность.
Изысканный и ясный слог всегда несёт известность.
12, 13
. . . . . . . . . . .
14. О бесконечности непознанного
Ищите ветра в поле, закатов поутру,
и облегченья в боли, и трезвость на пиру,
ищите в оправданьях след будущей вины,
в приметах и гаданьях науку старины,
в садах Семирамиды ловите снегиря,
забудьте все обиды в начале января,
ищите в лицах старых прозренья тишину,
и в маленькой гитаре огромную страну,
и в перелёте птичьем оседлость и покой,
и в правилах приличий жестокости людской,
ищите в исключеньях законов высший знак,
ищите в заточеньях искателей, бродяг,
и звуки клавесина, и ферзевый гамбит
ищите в светло-синем, где красное горит,
ищите в плоти плотной начало всех искусств
и пробуйте полотна на запах и на вкус,
внимайте, если дети трубят в листок травы,
ищите всё на свете, что не теряли вы.
15. Мысли о новом времени
Какой кромешною дорогой мы шли из абсолютной лжи
к Свободе горькой и убогой и к Правде, купленной за жизнь!
Я пью Свободу, словно водку, дурею, плачу, матерюсь...
С ноги не сбитую колодку тащу по кочкам через Русь.
И в страхе вижу, как Свобода печёт из хлеба русских нив
чудовищ нового народа, сны разума заполонив.
И снова смуты перманентны, и власть ворует, пьёт и врёт...
И снова мы интеллигентны, и не за нас опять народ.
Мудрим и маемся от дури... Полубезумен разговор.
И вновь со дна житейской бури всплывает самый мелкий сор.
И нет признания таланту, и забавляет хамов хам,
и невозможно музыканту придумать Музыку к Стихам.
Живём темно и осторожно. Гигантской стала наша клеть.
И прокормиться невозможно, и разоришься -- умереть.
О чем поют и по-каковски? Пол не понять по голосам.
И только горестный Чайковский возносит душу к небесам.
И снова право глупой силы маячит где-то невдали.
И только женщины красивы, и только дети -- соль земли.
16. Nota bene
Ещё хотелось бы вмешаться в рассужденья
и социальные убрать приоритеты.
Хотя друзья мои все сыты и одеты,
но слишком далеки от буржуазных убеждений.
Всегда претило им высокомерие ничтожеств,
Клондайк устроивших в дремучести правленья,
в искусства массовый приход убожеств,
для тигра колыбель, сплетённую из множеств
решений высшего злоумышленья.
И потому, хотя друзья мои стояли на земле,
их мысли низменных предметов не касались
почти. Всё материальное кончается в золе.
В воображении, на крыльях, на метле --
люблю к полёту сладкое причастье,
я помню в детстве лес, стрекоз и мух гуденье,
я помню в преступленьях неучастье,
я помню женский лик, я помню чудное мгновенье.
17. О низложение чести
Если хотите определить какого-либо человека, как существо
низкое и подлое, или желаете объяснить обществу,
что на этом человеке следует поставить некий знак,
объясняющий невозможность сотрудничества
и даже, может быть, унизительность близости к нему
в чисто пространственном, геометрическом смысле,
определите сначала, есть ли на этом джентльмене
хотя бы одно чистое место, не запятнанное