Страница 39 из 73
и заказали портреты ему сто четыре лица.
Следует знать, что три года назад выходила ужасная книжка
из живописных портретов политиков и власть имущих особ.
Семь выдающихся личностей он написал за бесплатно,
парнишка.
С ручек их был оскорблён и унижен словами, но искренне, в
лоб.
Правда, заказчики новые были по табели рангов пониже.
Но наш художник в предчувствие денежек радостно руки потёр.
И устыдился себя. А звёзда его славы всходила в Париже,
и полетел он туда. Непрактичен он был, не хитёр.
Анна звонит -- "Ну не надо. Получишь один головняк".
Он не поверил, поскольку в предощущении славы оглох и
обмяк.
14
На Елисейских полях он зашёл в ресторан и спросил о
маэстро.
Девушка в возрасте вазы фракийской сказала ему -- "Тобри
тень".
И указала свободное у туалета хорошее место,
и принесла ему богч, "Столишнa" и пилмэн.
Он дня четыре ходил по Монмартру, Бюси, и мосту Александра,
даже зашёл в кабаре, где Дега рисовал танцовщиц.
Русского гения в славном Париже не знали. Не та пропаганда.
Много рекламы, девиц разнополых, ненужных вещиц.
Так возвратился, не соло хлебавши. Кто звёзды не имут,
слишком о том не жалеют, поскольку здесь нету потерь.
"И слава Богу, подумал он. В Питере лучше общественный
климат.
Стану писать сто четыре лица в интерьере теперь".
Всех обзвонил. От Фемиды семнадцать сбежали в Грейт Британ,
семеро были уволены, сорок попали под суд,
двадцать четыре в тойётах, ландкрузерах и мерседесах --
убиты,
пятеро в кардиоцентрах своей операции ждут.
Все, кто остались в живых, -- семь артистов, четыре врача
--
"О, извините, -- сказали, -- мы сунулись к Вам сгоряча".
15
Я опустил, что в первый день в Париже наш Андрей
к своей любимой поспешил в квартал Латинский.
Жена была изумлена. Они разделись поскорей...
Кровать скрипела, и на кухне со стола упала миска.
Он так изголодался по её малиновым устам,
по нежной шее, по плечам... Ну ладно, ладно --
по всем её частям, по всем её местам.
Ему, как беспризорнику, с ней было мармеладно.
И он крутил её, как рябчика гурман,
вокруг оси, вкушая понемножку
от всей её красы, от всех небесных манн,
целуя руки, грудь, плечо, глаза и ножку.
Она, как кукла, подчинялась и легко
меняла позу, наслаждаясь его жаждой.
Он был вокруг и в ней был глубоко,
на коже шёлковой и в её клетке каждой.
Их было двое в ней -- полётов их пилот
и их стараний, ласк и наслаждений плод.
16
Для большинства достойных женщин на Земле
часы подобные -- всегда воспоминанье.
Потом всё рушится, и тщетные старанья
не могут возвратить гармонию семье.
У Анны нa сердце, как Божеская милость,
лежал покой. Она предвосхищала
все радости и чёрных дней начала.
И потому, как ласточка, резвилась
в безумной высоте своих страстей,
пьянея от того, что сходит муж с ума,
попав в полон её невидимых сетей,
и уж потом она добычей наслаждается сама.
Так много было новых игр, прикосновений,
что в позе Клеопатры закричала вдруг она.
Какой-то новый нерв, какая-то струна
вдруг зазвучала в ней. О, Купидон -- ты гений!
Так вот куда ты целишь, хулиган...
Не в сердце ищешь ты любовных ран.
17
Вот это был удар, вот это был улёт!
Она кричала высоко, трагично, словно чайка,
сама себя не слыша, только замечая,
как в нежной плоти тонкая струна поёт.
И если раньше длились умопомраченья
от нескольких секунд до полминуты,
то в этот раз наркоз любовной смуты
унёс в безвестность чисел времени значенье.
Андрей прикрыл ей рот. О, тщетная цензура!
Вибрировала в Анне сущность женской плоти.
Я представляю Афродиту в этой ноте
на ложе с Марсом -- миг зачатия Амура.
Тогда два негодяя -- Аполлон с Гермесом
Гефесту заказали хитрые захваты,
чтоб доказать -- жена в измене виновата,
установили на постель и любовались с интересом,
когда любовников прижало в страстный миг слиянья,
и весь Олимп глазел на них, не осудив сего деянья.
18
Тогда похохотали славно Аполлон с Гермесом.
Муж Афродиты, раб Зевесовый титан Гефест
был огорчён, махнул рукой и под землёй исчез,
ковать перyны Зевсу, к ремеслу имея интересы.
Зевс пожурил Гермеса с Аполлоном.
Любвеобилие Богов изменой не считалось.
Да и за подлость от отца не очень им досталось.
Он только беспокоился за внука в нежном лоне.
Но Афродиту напугало это приключенье
и униженье -- обнаженную, раскинутые ноги,
на ней Арес беспомощный -- увидели все Боги.