Страница 54 из 72
Не шевелятся, умницы
И поползти не смеют.
Припев.
А песок хрустит, хрустит,
Как твои ладошки.
На моих щеках грустит,
О тепле немножко.
И нет больше танцев в парке.
Сидит на скамейке яркой
Старик, и рисует палкой
На желтом песке белый парус.
ОТ ЛИЦА ИДИОТА
Я единственный в нашем дворе
Смотрел картину "Анна Каре".
На белой кобыле - Анна Каре,
Граф Врон говорит: - "Старуха, привет!"
Слезай с кобылы, пойдем-ка в лес".
Она-то слезла, а он не слез.
Обидел бабу, буржуй поганый.
Она - под поезд, а он за полбаны.
Я единственный в нашем дворе
Смотрел картину "Анна Каре".
ОТ ХРАМА
От храма ведет аллея, в кронах ее мой дух.
Кажется, я болею, неизлечим недуг,
болею за тех, кто веру словами затер до дыр,
кто видит слепым и серым резкий спектральный мир,
за тех, кто стыдится с нами глаз своих и лица,
за проданных подлецами и за самого подлеца,
за тех, кто легко и рано вызубрил свой маршрут,
кто к людям идет с обманом, пряча за спину кнут,
за тех, кто друзьями предан, врагами давно забыт,
кто знает одни победы, кто весел всегда и сыт,
за тех, кто не видит в слове Бога и суть вещей,
за утонувших в злобе и тщательности речей.
Я трачу свои печали, забыв сыновей моих,
на тех, кто всегда молчали, когда унижали их,
я плачу о благородстве, что в генах сынов Руси
погибло в крови и скотстве. Я стану Творца просить -
пусть вспомнит народ усталый, старинной приметы суть,
что версты дороги старой на новый выводят путь.
Прошу, как всегда, не много, поскольку промыслить смог -
дорога всегда от Бога, а пыль от людей, сынок.
Дорога идет от храма, где пел я для светлых душ,
иду я по ней до хама, я, в здравом уме идущ.
Приходят такие сроки, что нужно пропеть для тех,
кто чистых гармоний строки считает за черный грех.
ОТВАЖНЫЙ МУРАВЕЙ
В пальто и драных валенках,
И в шапке до бровей.
Ведет кораблик маленький
Отважный муравей.
Вода такая синяя
И заросли стеной.
А где-то Муравьиния
Осталась за спиной.
Там в теплом муравейнике
Не гаснут огоньки.
И там поют кофейники
Морозам вопреки.
Там в муравьином городе
Взволнованно весьма,
Ждет муравьиха гордая
Далекого письма.
О том, как он до берега
Дальнего доплыл,
О том, как он Америку
Новую открыл.
На карту лягут линии
Вот так идти и плыть.
И тотчас Муравьиния
Начнет салюты бить.
И лодки трехэтажные
Умчат в голубую даль.
И муравью отважному
Пожалуют медаль.
А он в кругу товарищей
Прихлебывая чай,
Однажды раскуражится
И скажет невзначай:
-"Ну, верите, не верите,
Плыву - кругом вода.
Вдруг - новая Америка.
Давай ее сюда".
В пальто и драных валенках
И в шапке до бровей.
Ведет кораблик маленький
Отважный муравей.
ОТПУСТИ СВОИХ ЦАРЕЙ
Над Россией летят облака...
Ах, остаться на Севере заживо!
Я не знаю, какая рука
Написала такие пейзажи.
У каррарских мраморей
мы живем однажды,
научи своих царей
голоду и жажде.
В мастерской трудоемких чудес
предстоит не унизиться славою,
В бледно-синей кастрюле небес
птичья стая чаинками плавает.
У рублевских звонарей
мы с тобой встречались..
Научи своих царей
чести и печали.
На просторах таких - даже тут -
мало места для правды и боли.
Хорошо, что поэты живут
в наше время немного поболе.
У разбитых алтарей
онемели боги.
Отпусти своих царей
в лучшие чертоги.
ОТЦЫ И СЫНОВЬЯ
Когда шагал ты на восток
в жаре крутой под Ровно,
и кровью хлюпал твой сапог,
и жажда горло жгла,
убитых немцев рисовал
я много и подробно
и двадцать танков подбивал
из одного ствола.
Когда, совсем закоченев
в заснеженном окопе,
ты с неба свет ракеты ждал
и грел свой автомат,
я спал в кромешной темноте
далеко от Европы
и сбоку телом малым грел
замаянную мать.
Когда ты мессер прижал
к земле чужой, горелой,
за Родину и за.., и за...
зашелся пулемет,
летел на санках я в сугроб
с горы заледенелой
и, повернувшись к небесам,
смотрел, как снег идет.
Когда тяжелым сапогом
в концлагере под Прагой
тебя пытались научить
по-песьи подвывать,
я от какой-то ерунды
так безутешно плакал,
что не на шутку рассердил
встревоженную мать.
Когда контузило тебя
у кеслина в сраженьи
и красной тьмой заволокло
и кирху и сады,
я на ногах не устоял
от головокруженья,
но хлеба не было в избе,
и дали мне воды.
В моем детдоме дети все
в ночной тиши заснули,
а я не мог - я в этот миг
беседовал с тобой.
Когда герр обер-лейтенант
послал в пространство пулю,
которой грудь твоя была
подставлена судьбой.
ОХОТА
Птица танцует в любовной тоске,
вокруг тишина и дремота,
но смерть ее прячется невдалеке -
охота, охота, охота.
И лес содрогает тяжелый медведь,
в агонии тягостной нотой,
но сладостно людям на это смотреть -
охота, охота, охота.
Охотник, брось свое ружье,
охотник, брось свои забавы!
Где имя доброе твое?
Увы, одна дурная слава
и беззащитное зверье,
и кругосветная потрава.
Охотник, брось свое ружье!
Железною шуйцей вцепившись в цевье,
охотники всех поколений
в спокойствии сытом наводят ружье
на тощих лисиц и оленей.
И заяц, почувствовав в сердце свинец,
кричит, как ребенок, от боли.
Меньшимс своим братьям приносят конец
кнзья интеллекта и воли.
Охотник, брось свое ружье!
Охотник, брось свои затеи!
будь ты хоть гений, хоть герой,
творец космической идеи,
но в сердце сделанной дырой
гордиться могут лишь злодеи.
Охотник, брось свое ружье!
И в ужасе дети по полю бегут,
в них целится пьяная рота,
кончая земной их недолгий маршрут -
охота, охота, охота...