Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 49 из 68

ГУБЕРНАТОР

На тачанке, еще младенцем, Запеленатый полотенцем, Кочевал он в низовьях Дона. Шелестели над ним знамена. Он, крещенный в огне и громе, Вырос в харьковском детском доме, В казаки он играл когда-то, Лет семнадцати стал солдатом. Был на срочной и на сверхсрочной, Худощавый, прямой и точный. Обучался в пехотной школе Душным летом на Халхин-Голе. Всех на «вы» называл, суровый, Тонкогубый, бритоголовый. Он в огне отступал из Львова, Поднимался и падал снова. Весь израненный, не убитый, Знаменитым хирургом сшитый, Он под Каневского горою, На Днепре, получил Героя. До Берлина четыре раза Было имя его в приказах. А теперь в городке немецком Комендантом он стал советским. Особняк у него и дача, — Коменданту нельзя иначе. Он живет, — под угрюмым небом Кормит немцев алтайским хлебом. Он бы отдал и дом, и дачу, И Саксонию всю в придачу За любой гарнизон далекий, Пусть на Севере, на Востоке... Где журчанье прозрачных речек Милой русской привольной речи. ...В сад выходит мой друг, полковник. Вдоль ограды растет терновник. Здесь цветы — и те не такие, Как на родине, как в России. Но приказа покуда нету, Чтобы службу оставить эту. 1947

СТУДЕНТ

Пришел учиться паренек Из Холмогорского района, Все испытанья сдал он в срок, В глаза Москвы смотря влюбленно. Он жил как все. Легко одет, Зимою не ходил, а бегал, В буфете кислый винегрет Был каждый день его обедом. Он с Ньютоном вел разговор И с Менделеевым сдружился, С Лапласом он бросался в спор, В кольце Сатурна он кружился. Ему пошел двадцатый год, Когда, упрямый и веселый, В Марийский край на культпоход Он был направлен комсомолом. На месяц или два. Но там Убит избач в селенье дальнем. Остаться вызвался он сам И год провел в избе-читальне. Вернулся вновь на первый курс. Он старше всех, —здесь только дети. Но винегрета кислый вкус Такой же, как тогда, в буфете. Он, как тогда, в Москву влюблен, Сидит над книгами упрямо, — Но формируют батальон Студентов-лыжников в Петсамо. Уходит он, как на зачет, В холодный бой, на финский лед. Вернулся он в сороковом На первый курс. Ну что ж, догоним! Одни лишь юноши кругом, Но он не будет посторонним. Зачетов страдная пора... И вновь июнь. И слышен голос: «Сегодня в шесть часов утра...» Война... И юность раскололась. Сдавай экзамены, студент, На кафедрах бетонных дотов: Набивку пулеметных лент, Прицел гвардейских минометов... И вот студенту тридцать лет. Плывет навстречу непогодам Московский университет И Ломоносов перед входом. Был памятник недавно сбит Фашистской бомбой с пьедестала, Но гордо он опять стоит, И все — как в юности — сначала. Студент с седою головой, Конспекты в сумке полевой. Мальчишки, девочки вокруг. Ты старше всех, и это грустно. Тебя я понимаю, друг, Я испытал такое чувство. Ты вновь уходишь на зачет. Отчизна терпеливо ждет: Ведь и она свой путь прошла Сквозь вой пурги и свист заносов, Как шел когда-то из села Крестьянский мальчик Ломоносов. 1947

НАШ СОБСТВЕННЫЙ КОРРЕСПОНДЕНТ

Ужель вы забыли, ребята, О нашей начальной поре? Олег со своим аппаратом Носился у нас во дворе. Он мучил чумазых девчонок, На ящики их посадив, Настраивал с видом ученым Таинственный объектив, Приказывал не шевелиться, Покуда не щелкнет затвор. Я помню застывшие лица, В стекле перевернутый двор. Потом он для маленькой Лиды, Подруги той ранней поры, Снимал знаменитые виды Столицы с Поклонной горы. Всю ночь он возился в чулане, Купая пластинки в ведре, Дремало багровое пламя В мудреном его фонаре. Но сколько мы после ни ждали Обещанных снимков — увы, Ни карточек не увидали, Ни видов весенней Москвы. Как магния синяя вспышка, И детство и юность — момент. Вчерашний соседский мальчишка — «Наш собственный корреспондент». Мы встретились на Метрострое. Он пробыл на шахте три дня. Заснял он всех местных героев, Потом, по знакомству, меня. В Сибири мы встретились снова И где-то под Курском — опять. Товарищи, честное слово, Он всюду умел поспевать. Он Чкалова снял при отлете В кабине. Смотрите, каков! Он был на Хасане — в пехоте, Под Выборгом — у моряков. Как юноша — снимок любимой, Страны многоликой портрет Лелеял наш друг одержимый, «Наш собственный корреспондент». Где только мы с ним не встречались Во время войны! Налегке, Нигде, никогда не печалясь, Он шел с аппаратом в руке. Он был в ленинградской блокаде, Он падал на ладожский снег. Потом в партизанском отряде Под Брянском возник мой Олег. При каждой негаданной встрече Он щелкал в лицо мне — в упор! (Однако я в скобках замечу, Что карточек нет до сих пор.) Разболтанным стареньким «ФЭДом» Он снять на рейхстаге успел  Багровое Знамя Победы И тотчас в Москву улетел. Мой старый, мой добрый знакомый, Весь век свой ты будешь таким! Мальчишеской страстью ведомый, Где нынче ты с «ФЭДом» своим? Теперь ты солидный мужчина — Исполнилось тридцать лет! Позволь мне в твою годовщину Тебе подарить твой портрет. 1947