Страница 47 из 68
ДЕЛО О ПОДЖОГЕ РЕЙХСТАГА
Ты помнишь это дело о поджоге
Рейхстага? Давний тридцать третий год... Огромный Геринг, как кабан двуногий, На прокурорской кафедре встает. Еще не взят историей к ответу, Он хочет доказать неправду свету: «Рейхстаг большевиками подожжен!» Но вот пред всеми — смуглый, чернобровый Встал подсудимый. Чистый и суровый, Он в кандалах, но обвиняет — он! Он держит речь, неистовый болгарин. Его слова секут врагов, как жгут. А воздух так удушлив, так угарен, — На площадях, должно быть, книги жгут. ...В тот грозный год я только кончил школу. Вихрастые посланцы комсомола Вели метро под утренней Москвой. Мы никогда не видели рейхстага. Нас восхищала львиная отвага Болгарина с могучей головой. Прошло немало лет. А в сорок пятом Тем самым, только выросшим, ребятам Пришлось в далеких побывать местах, Пришлось ползти берлинским Зоосадом... «Ударим зажигательным снарядом!» «Горит рейхстаг! Смотри, горит рейхстаг!» Прекрасный день — тридцатое апреля. Тяжелый дым валит из-за колонн. Теперь — не выдумка — на самом деле Рейхстаг большевиками подожжен! 1945-1947ПОБЕДИЛИ ВСЕ...
Победили все... И тот, кто не был В окруженье и в госпиталях, Кто не помнит, как валилось небо Бомбами на приднепровский шлях, Кто не видел, как пылала Волга, От огня горячая совсем, Кто не испытал разлуки долгой И гораздо позже слышал только О приказе 227. Победили все, я с тем не спорю, Нас теперь несметное число, Невозможно разобраться морю, Сколько рек и струй в него втекло. ...Не забыть мне ни за что на свете, Хоть и нету в том моей вины, Юношу, которого я встретил, Кажется, на пятый день войны. Шли мы на восток. А он — на запад Поредевший вел стрелковый взвод. — Ты куда, товарищ? — Я вперед! — И потупился, чтоб не заплакать. И пошел, винтовку прижимая К школьнически хрупкому плечу. Что случилось с ним потом — не знаю, В смерть его поверить не хочу. Вот бы встретить мне его в Берлине, Вспомнить вместе сорок первый год, Наш короткий разговор в долине: — Ты куда, товарищ? — Я вперед! 1945НА ЭЛЬБЕ
Я видел Волги непреклонный бег, Днепра и Нарева седые воды. А это — Эльба. Вспомни, сколько рек Форсировать пришлось за эти годы! Последняя военная река Струилась, как беседа меж друзьями, — Бойцы американского полка Перекликались через волны с нами, За их плечами строились в ряды, Толкаясь и галдя от нетерпенья, Рабы и пленники большой беды, Дожившие до счастья возвращенья. Мост вырос на понтонах. По нему Пошла толпа. В рядах нестройно пели. У нас, давно привыкших ко всему, Совсем некстати веки повлажнели. «Страна моя, Москва моя...» Поют И утирают слезы рукавами, Быть может, я знакомых встречу тут, С кем породнился уманскими рвами? Страдальческая армия идет По свежим доскам, мокрым и покатым, На Эльбе горький сорок первый год Встречается с победным сорок пятым. 1945ШЕСТЬ ЧАСОВ ВЕЧЕРА ПОСЛЕ ВОЙНЫ
СНОВА НА РОДИНЕ
Снова цветут при дорогах ромашки, Тихие ивы стоят у реки. Снова зеленые с синим фуражки, Словно в траве васильки. В долгом пути, как страницы тетрадки, Перелистал я четыре страны, Перечитал я в обратном порядке Годы великой войны. Вспомнил я тех, с кем шагали мы вместе, Тех, кто победы увидеть не смог. Трубку набил я махоркою в Бресте — Сладок и горек дымок. Снова на родине, снова я дома, Сердце щемит долгожданный наш вид: Темные избы под бурой соломой, Аист на крыше стоит... Как материнские любят морщины, Каждый из нас полюбил навсегда Эти овраги, болота, равнины, Где громыхала беда. Много я видел красот за границей — Гладкие реки шоссейных дорог, Дачи стеклянные под черепицей, Чистенький, жадный мирок. В стройке заводов была наша слава. Труден был путь нашей светлой судьбы: Самая сильная в мире держава С аистом возле трубы. Не пригибаясь и не потакая, Горе любое встречая без слез, Правдою ты победила, — Святая Родина белых берез. Стало дышаться легко и широко. Бее превозмог наш великий народ. И не на версты — далеко-далеко Видно, на годы вперед. Время на крыльях стремительных мчится, Горы сдвигает родная страна, А черепица — да что черепица, — Будет у нас и она! 1945 Минск