Страница 11 из 21
Н. Заболоцкий не принадлежал к числу поэтов, способных на быстрый, оперативный отклик на события. Такого рода стихи почт;! неизменно слабее других (характерно, что подавляющее большинство этих стихов автор не включал в свои книги). Однако и во многих из них заметен своеобразный, чисто индивидуальный поворот темы. Так, пафос перестройки мира — отношение человека к природе, — оказавшийся в поэме «Торжество земледелия» в значительной мере абстрагированным от реальной действительности, находит себе выражение не только в таких стихах, как «Север» и «Седов», но и в позднейшем, написанном по сугубо злободневному поводу стихотворении «Преображение степи».[38] То, что для многих поэтов оказалось лишь очередной «газетной» темой, было глубоко созвучно давней мечте Заболоцкого:
Стоит сравнить эти строки с такими стихами, как «Я не ищу гармонии в природе» (1947) или с позднейшей редакцией «Лодейникова». В них — вера поэта в творческую, преобразующую силу человеческого труда:
(«Лодейников»)
И все-таки лица людей, благодаря которым свершаются все эти перемены, еще долго не возникают в стихах Н. Заболоцкого.
(«Город в степи»)
Разумеется, работа поэта серьезнейшим образом осложнялась и потому, что сделать людей, с которыми он после ареста жил и работал, героями своих произведений ему было необычайно трудно. Нельзя поэтому не отметить, что по мере возможности поэт все-таки нарисовал именно их самоотверженный труд и их гордость за его плоды:
(«Творцы дорог»)
(«Возвращение с работы»)
Подчеркнутая торжественность и скульптурность поз, уподобление немудреных вил «трезубцу» — все это вполне закономерно для одической интонации этих стихов, служащих памятником безымянным творцам.
Поражает внутренняя стойкость, с какой Н. Заболоцкий отнесся к постигшей его участи. В его позднейших стихах мы не расслышим надломленности, не ощутим желания привлечь сочувствие, не заметим позы пострадавшего.
В стихотворении «Гроза идет» поэт обращается к разбитому молнией кедру:
«Лютый голод» творчества находил себе пищу везде, где бы поэт ни очутился, и рос от соприкосновения с другими людьми, в которых автор угадывал это зиждительное начало.
Начатая партией борьба против культа личности и недооценки роли масс плодотворно сказалась на развитии всей литературы и в частности поэзии. Появляются попытки осмыслить исторический опыт народа в самых разных жанрах и формах («За далью — даль» А. Твардовского, «Середина века» В. Луговского, стихи Л. Мартынова и др.). В поэзию входят новые имена, и в то же время необычайно усиливается творческая активность многих поэтов старшего поколения. Получают простор разнообразные творческие стили и направления, восстанавливается в правах неправомерно третировавшаяся критикой любовная и пейзажная лирика. Критика начинает оперировать значительно большим количеством поэтических имен и старается более чутко относиться к творческой индивидуальности авторов.
Что касается самого Н. Заболоцкого, то характерно, что его вышедшая в 1948 году книга «Стихотворения» не получила никакого отклика, хотя помимо стихотворений тридцатых годов в нее были впервые включены такие стихи, как «Завещание», «Гроза», «Еще заря не встала над селом…», а также стихи, появившиеся в периодической печати: «Город в степи», «Творцы дорог», «Воздушное путешествие». В первые послевоенные годы о стихах Н. Заболоцкого не было ни одной статьи или рецензии, они лишь изредка упоминались в обзорах. В 1955–1957 годах число появляющихся в печати произведений поэта резко увеличивается. За рецензией А. Марченко на цикл стихов, опубликованный в «Литературной Москве»,[39] последовали другие статьи.[40]
В последние годы народ все отчетливее становится главным героем поэзии не только как общее понятие, философская категория, но и в неисчерпаемой конкретности своего исторического бытия. Возрастает пытливый интерес и уважение к человеку, современнику, строителю и защитнику первого в мире социалистического государства, проявившему чудеса творческой инициативы, героизма и стойкости. Новый этап развития нашего общества, выразившийся в решениях XX съезда, отразился в поэзии усилением внимания к каждой человеческой жизни, ее высокой ценности. По-новому встал вопрос о нравственном долге литературы, часто проходившей мимо реальных жизненных драм. Поэты осознавали, что многие стороны человеческой жизни и деятельности — мысли, чувства, нравственный склад, — формирующиеся в условиях нашего общества, не нашли еще в литературе должного отражения. Разумеется, в творчестве каждого отдельного поэта совсем не обязательно возникал весь комплекс этих проблем, да и каждая из них получала особую трактовку в зависимости от поэтической индивидуальности и жизненного опыта.
Послевоенные стихи Н. Заболоцкого исключительно разнообразны. Перечитывая их, чувствуешь себя как будто в огромной лаборатории, где рядом с законченными созданиями заметны следы поисков, шедших во многих направлениях и оборванных преждевременной смертью. Это отнюдь не то формальное экспериментаторство, над сутью которого с беспристрастием подлинного ученого размышлял поэт уже в зрелые годы:
38
«Дружба народов», 1949, № 4, стр. 13.
39
«Литературная газета», 1956, 20 сентября.
40
Вл. Мильков. Поэзия Заболоцкого. — «Москва», 1957, № 2; А. Урбан. Стихи Заболоцкого. — «Нева», 1958, № 1; Д. Максимов. О старом и новом в поэзии Николая Заболоцкого. — «Звезда», 1958, № 2; А. Македонов. О старом и новом в поэзии Николая Заболоцкого. — «Литература и жизнь», 1958, 2 июля.