Страница 75 из 77
В книге всего намешано — и литературных жанров в том числе. Вестерн, любовная лирика, исторический роман, научная фантастика. Последняя — во всех разновидностях: политическая (так, кстати, охарактеризовал свою фантастику сам автор), робинзонада, утопия, антиутопия, «роман о катастрофе»… Притом каждый из этих субжанров представлен не в каноническом своем виде, а по-особому, по-мёрлевски.
Несмотря на авторское определение, политики в нашем обыденном понимании в романе как раз кот наплакал. Разве что резкая филиппика в адрес тех, в чьих руках сосредоточены тотальные средства всеобщего уничтожения. Да и о какой политике может идти речь, когда «оборвалась за отсутствием объекта История; цивилизации, о которой она рассказывала, пришел конец»!
Да и робинзонада — та еще… Все робинзонады мировой литературы содержали в себе неявное условие, четко детерминирующее поведение героев: одиночка, выброшенный из социума, по-прежнему оставался — или хотя бы считался — его частью. В этом отношении герои традиционных робинзонад принципиально ничем не отличались от героев обычной реалистической прозы. Социум — та единственная питательная среда, в которой человек может оставаться человеком, — продолжал оказывать свое незримое воздействие и на несчастных, выброшенных на очередной необитаемый остров. Записка, закупоренная в бутылке, парус, мелькнувший на горизонте, следование незыблемым традициям, обычаям и моральным нормам (вспомним жюль-верновского Сайруса Смита сотоварищи) — все это имело большой, если не определяющий смысл для «робинзонов». Давало надежду, подчеркивало в их сознании временность тяжких испытаний, отрыва от себе подобных.
Героям «Мальвиля» надеяться не на кого и не на что, кроме как на себя самих. Они поставлены в ситуацию, для которой не существует человеческого опыта, они участники жестокой игры на выживание, в которой правила еще не успели придумать. Допускаю, что кого-то из читателей романа покоробили сексуальные взаимоотношения в мальвильской общине — но попробуйте предложить взамен что-то конструктивное! А ситуация нешуточная, на кону выживание уже не только индивидуума, но всей человеческой расы. Критерий «нравится — не нравится» тут не проходит…
Наконец, и причастность романа к научной фантастике[11] — тоже, на мой взгляд, не бесспорна. Если, конечно, понимать под ней особый тип литературы, а не просто фантастические сюжетные построения. Настоящая научная фантастика немыслима без идеи изменения. Всего и вся. Чем и отличается принципиально от своих «сестер», с которыми ее часто путают, — утопии и антиутопии. О чем бы ни повествовал писатель-фантаст: о будущем, настоящем или прошлом, о других планетах или о стране фей — идея изменения, движения будет присутствовать в его произведении. Если это, конечно, настоящая научная фантастика.
А мир «Мальвиля» во многих аспектах на удивление статичен. Что же касается самой идеи прогресса, то автор, как мне кажется, и тянется к ней, и одновременно пугается самого этого слова. Мёрль восхищен духовным и интеллектуальным потенциалом человечества: не будь их, мальвильцам просто не выжить. Но тогда при чем здесь откровенная ностальгия по крестьянски-патриархальной утопии «на землице» — без взрывов, но и без порывов же? И апелляция к «естественности» в смысле животного начала? «Как в библейские времена, мы мыслим только категориями пищи, земли, стада и сохранения племени». Горькие слова, а ведь произносят их разве что не с гордостью. Если такова цена выживания цивилизации, то в какой степени можно употреблять само это слово — «цивилизация»? Так рассуждая, не то что технику создавать — первый костер развести было бы преступлением. Прямиком ведущим к атомной трагедии «Мальвиля»…
Сегодня страхи перед ядерной войной как-то поутихли. Но тогда, тридцать лет назад, ее боялись всерьез. И тогда хватало агитаторов за «ограниченную ядерную войну» и «гуманную» нейтронную бомбу. Роман Мёрля оказался для последних ушатом холодной воды. Ядерная война по определению станет ограниченной — она ограничит, обведет жирной траурной чертой человеческую цивилизацию. Вывернутым наизнанку окажется и «гуманизм» этой войны: еще вопрос, не позавидуют ли случайно выжившие погибшим. Для тех, по крайней мере, все закончилось быстро.
Подобными «проклятыми вопросами», с неизбежностью раскалывающими читательскую аудиторию, роман буквально напичкан. Тут и спорная мальвильская «национальная идея» — реанимированное на атомном пепелище католичество. И двуликий, как сам прогресс, образ главного героя, духовного вождя мальвильской общины, который носит говорящую, «философскую» фамилию Конт. «Фанатичная любовь к людям и почти животная приверженность идее продолжения человеческого рода» — и «придется убивать — этого требует новая эпоха». Ничего не напоминает?
Когда автор в постскриптуме «убил» своего героя, я, должен признаться, вздохнул с облегчением. И заканчивается этот монументальный роман фразой двусмысленной: «Так что отныне мы можем смотреть в будущее с надеждой. Если только к данным обстоятельствам применимо слово надежда».
Третий экскурс французского писателя на территорию Terra Incognita — научной фантастики — получился менее удачным. В сатирическом памфлете «Охраняемые мужчины»[12] (1974) Мёрль снова обращается к теме войны — на сей раз набиравшей на его глазах силу «войны полов». Французский автор резко ополчился на идеи феминизма, по мнению американских критиков — явно неадекватно. Ну, это, как говорится, у кого что болит. Агрессивные американские феминистки особой адекватностью тоже ведь не отличаются…
В общем — и вечный бой, покой нам только снится! Роберу Мёрлю, очевидно, и не снился. Больше полувека французский писатель сражался на страницах своих книг с демонами, преследовавшими его в жизни, — с войной, фашизмом, имперским колониальным мышлением, революционным фанатизмом, обывательским «пофигизмом», косностью и безрассудством. И это, наверное, была самая гуманная война в его жизни.
КУРСОР
Славянскую фэнтези преподнесут юным зрителям кинокомпании «Ракурс», «Югpa-фильм» и «Соливс». Закончены съемки приключенческой ленты «Властимир», действие которой происходит в языческой Руси. На сторожевую заставу Стрижень напали воины Черного кудесника под предводительством беспощадного и жестокого Вепря. Стрижень уничтожен, дружина князя Изяслава разбита, сам князь взят в плен, сын князя Властимир ранен в бою. В лесу юношу лечит Белый колдун. Все считают князя Изяслава погибшим, но Властимир верит, что отец жив… Главную роль исполнил юный актер Сергей Кудряшов, в роли князя Изяслава снялся Сергей Глушко, в мире шоу-бизнеса известный как Тарзан. В фильме режиссера Аделя Аль-Хадада задействованы такие знаменитости, как Владимир Гостюхин и Альберт Филозов.
Джон Мур, известный по недавнему римейку «Омена», станет режиссером римейка знаменитой конспирологическо-фантастической ленты 1978 года «Козерог-1» (постановщик Питер Хаймс). Современный вариант фальшивого полета на Марс расскажет сценарист Питер Бачмен («Че Гевара»).
Гарри Гаррисон подвергся нападкам западной прессы после визита на московский «Еврокон». Дело в том, что в одном из многочисленных интервью, данных во время конвента, писатель посетовал, что США постепенно превращается в тоталитарное государство. Выдержки из интервью были переведены на английский язык газетой «Правда» и опубликованы на сайте газеты. Американские фэны Гаррисона очень обиделись на такое заявление, а несколько газет опубликовали возмущенные статьи. Видимо, изобретатель «индивидуального мютюэлизма» не имеет права на собственное мнение о «самой демократической стране мира».
Новый роман Желязны выходит в издательстве Hard Case Crime. Рукопись романа была обнаружена среди бумаг фантаста, умершего в 1995 году, где пролежала почти тридцать лет. Роман «Брат мертвеца», увы, не фантастический, скорее детективный, но сам факт публикации, да еще с предисловием сына писателя, Трента Желязны, очень важен.
11
Кстати, роман завоевал Мемориальную премию имени Джона Кэмпбелла, что для произведения неанглоязычного автора само по себе достижение. (Здесь и далее прим. авт.)
12
Ряд фантастических элементов содержится и в романе-притче «Мадрапур» (1976), действие которого происходит на борту самолета, совершающего рейс из Парижа в некий загадочный Мадрапур. На самом деле никто не знает, куда направляется самолет и что за мистическая сила им управляет.