Страница 17 из 75
— Финистерра, — ответила Бьянка. — Он хочет украсть Финистерру.
Дин не сводила глаз с собеседницы.
— Боже мой, Бьянка! А как же люди?
— А что — люди? — спросила в ответ Бьянка. — Им будет лучше в другом месте, ты же сама сказала.
— А что заставляет тебя думать, будто Валадез намерен их эвакуировать?
— Он вор, а не убийца.
Дин бросила на Бьянку испепеляющий взгляд.
— Он убийца, Бьянка. Его отец был стражем, а мать женой алькальда Сиадад Пердида. Он убил своего приемного отца, двух дядей и трех братьев. Валадеза собирались казнить — сбросить с края, но его подобрал катер стражей. Валадез провел с ними два года, а потом убил сержанта и трех стражей, украл их шлюпку и продал ее, чтобы купить билет на космический корабль. Вероятно, он считается самым опасным преступником на Небе. — Неожиданно она покачала головой и слабо улыбнулась Бьянке: — Неужели ты ничего не знала, когда согласилась на него работать?
Голос Дин был полон жалости, которая отразилась и на лице. Бьянка не выдержала и отошла к восточному окну. Дождь начал слабеть, молнии вспыхивали все реже.
Она подумала о своих моделях, о планах поднятия Финистерры к краю атмосферы, где ее поджидал небесный крюк: газовые оболочки надувались, заратан поднимался вверх, сначала медленно, а потом постепенно ускоряясь, к верхним пределам атмосферы Неба. Но теперь перед глазами мечтательницы стояло не призрачное творение ее разума, а живой образ — замерзшие от холода деревья, покрытая льдом вода и кровь, кровь…
Она представила свой родной дом в Пунта-Агила, теперь дом ее невестки, и увидела, как покрываются коркой льда стекла на окнах, чернеют и умирают деревья во дворе. Она видела Меркадо де лос Макуладос под темнеющим небом, тенты, уносимые ледяным сухим ветром.
Он убил летевшего на шаре мужчину, подумала она. Он был готов убить Дин. Он способен на все.
Бьянка тряхнула головой.
Убийство одного или двух человек, чтобы скрыть преступление, является преднамеренным. Но убить семнадцать тысяч человек, сознательно лишив их воздуха для дыхания — мужчин, женщин и детей, — это уже геноцид.
Она взяла чашку со стола и залпом осушила.
— Благодарю за кофе, — сказала она и повернулась, чтобы уйти.
— Как ты можешь ему помогать? — резко спросила Дин.
Дин стояла, сжав руки в кулаки, ее трясло. Лицо Бьянки превратилось в холодную маску. Она уселась на стул.
— Я спасла тебе жизнь, — сказала ей Бьянка. — И это было много больше того, что входило в мои планы. Но даже если бы я поверила, что Валадез намерен убить всех обитателей Финистерры — а я не верю, — это не моя проблема.
Дин отвернулась.
— Выслушай меня, — продолжала Бьянка, — поскольку я не собираюсь ничего повторять дважды.
Она дождалась взгляда Дин.
— Эта работа — мой единственный шанс, — сказала Бьянка. — И я намерена довести ее до конца. Я прилетела сюда вовсе не для того, чтобы спасать мир. Это занятие для таких избалованных детей иностранцев, как ты и Фрай. Я не могу позволить себе подобной роскоши.
Она подошла к двери и постучала, чтобы фириджа выпустил ее наружу.
— Если получится, я постараюсь вытащить тебя отсюда, — добавила она через плечо. — Но большего не могу обещать. Мне очень жаль.
Дин не пошевелилась.
Когда фириджа открыл дверь, Бьянка услышала, как Дин зашевелилась.
— Эрасмус Фрай? — спросила она. — Естествоиспытатель?
— Совершенно верно. — Бьянка обернулась, но Дин уже смотрела в окно.
— Я бы хотела его повидать, — сказала Дин.
— Я ему передам, — пообещала Бьянка.
Охранник закрыл за ней дверь.
Молнии продолжали сверкать над центральным хребтом Энкантадо, но здесь, в восточной части, буря миновала. Воздух полнился свежестью, которая несла облегчение после запахов бойни. Бьянка возвращалась в свое бунгало под дождем, который превратился в легкую морось.
Она позвонила Фраю.
— Что такое? — спросил Фрай.
— Мисс Дин хочет вас видеть, — сказала Бьянка.
Он ответил после долгой паузы.
— Вы сообщили ей, что я здесь?
— Извините, — неискренне сказала Бьянка. — У меня вырвалось случайно.
Фрай молчал.
— Вы знакомы с ней гораздо лучше, чем говорили, не так ли? — спросила Бьянка.
Она услышала, как Фрай вздохнул.
— Да.
— Она выглядит подавленной, — сообщила Бьянка. — Вам следует ее навестить.
Фрай снова вздохнул, но промолчал.
— У меня много работы, — добавила Бьянка. — Я позвоню вам позже.
Она прервала связь.
Завтра ей предстояло проводить презентацию для Валадеза и других браконьерских боссов; речь пойдет о том, что они сделают с Финистеррой. Бьянка почти закончила — план получился достаточно простым и понятным, а модели возникнут из готовых чертежей. Она открыла один из файлов и немного поработала с ним, но внезапно поняла: ей трудно сосредоточиться.
Неожиданно Бьянке показалось, что от ее одежды пахнет смертью спутника Дин и убитого заратана, а также смертью, от которой ей удалось избавить Дин. Бьянка сорвала с себя одежду и бросила в грязное белье, потом приняла ванну, вымыла волосы и надела ночную рубашку.
Им следовало назвать его la ciudad muerta.
Несмотря на то, что никто из живущих ныне на Финистерре не увидит ее гибели.
Она выключила свет, но слова Дин эхом отзывались у нее в голове, когда Бьянка попыталась заснуть. Сон не шел, она не могла перестать думать. Размышлять о том, каково жить тем, кого впереди ждет только смерть.
Это чувство было ей хорошо знакомо.
Бьянка имела два преимущества перед женой Пабло Мелией, дочерью мастера музыкальных инструментов. Она прожила на десять лет больше и тайно получила техническое образование. Но у Мелии были свои достоинства: она обладала удивительным чувством собственной территории и опытом жизни с множеством сестер. Бьянка осталась в материнском доме после того, как к ним переехала Мелия, хотя теперь это был дом Мелии, и продолжала, не имея диплома, помогать брату с заказами, которые ему удавалось заполучить. Однако ей пришлось отступать, шаг за шагом, пока не была проведена линия у двери комнаты четвертого этажа, которая принадлежала Бьянке с детства; и она похоронила себя среди чертежей и вычислений, пытаясь сделать вид, что не понимает происходящего.
А потом настал день, когда она встретилась с другой невесткой. Ее арабской невесткой. В Меркадо де лос Макуладос, где инопланетяне и иностранцы продавали свои безделушки и лекарства. Недавнее распоряжение муниципального совета открыло его для христиан.
Захра эль-Халим, успешный архитектор, привела Бьянку в свой дом, где ее угостили карамелью и ежевичным чаем и где она впервые за последние двадцать лет увиделась со своим старшим братом, изо всех сил стараясь называть его Валидом, а не Иисусом. Этот мир мог бы принадлежать ей, почувствовала Бьянка, если бы она захотела. Но в отличие от Иисуса/Валида она упорно не желала отказываться от прежних убеждений. И гильдия инженеров ее все равно бы не приняла.
В тот вечер она вернулась в дом Назарио, не обращая внимания на ядовитые вопросы Мелии о проведенном времени. Бьянка ушла в свою комнату, где лежали бесчисленные чертежи и модели и стояла мебель, которой она пользовалась всю жизнь. Некоторое время она пыталась работать, но ей не удавалось сохранять концентрацию, необходимую для управления системой.
Вместо этого она изучала себя в зеркале.
Бьянка видела не хрупкие модели летающих машин, которыми, как уснувшими в хлороформе бабочками, была завешана стена за ее спиной, а свое собственное усталое лицо, клочья сухих ломких волос и морщины, рассекавшие лоб и окружавшие глаза. И, заглянув в эти усталые глаза, Бьянка вдруг поняла, что смотрит вовсе не в зеркало, а в свое будущее, длинный прямой коридор, лишенный дверей и ответвлений, а глаза, которые она видит, это глаза Смерти — ее собственной, su propria Muerte, личной, персонифицированной.