Страница 42 из 78
— Чертовы аэродромщики! Понакидали по всему полю труб. Чуть не обломал ноги своей «ласточке» на посадке. Хорошо, рассмотрел в самый последний момент.
Закуривали из общей кем-то предложенной круглой банки, похожей на консервную, сигареты немецкой фабрики в Китае «Гольден тигер» («Золотой тигр»), Я потянулся третьим к зажженной спичке. Стоявший рядом летчик-китаец сильно дунул на пламя и вполне серьезно добавил:
— Пухо (нехорошо).
Переводчик объяснил: «Дурная примета — прикуривать третьим. Убьют».
Как живучи суеверия! Это обошло все континенты земного шара. Из прошлого века, из Южной Африки, от тропика Козерога, пришло в Гуанчжоу, к тропику Рака.
слова песни, обошедшей тогда весь мир. Героическая борьба буров против колонизаторов-англичан. Ночные снайперы-буры. Спичка зажжена, первый англичанин прикуривает — бур поднял винтовку, второй прикуривает — бур целится, третий — бур выстрелил.
Подошел автобус. Уехали ужинать, отдыхать.
Часа четыре спустя раздался вой сирены. В прозрачном колдовском свете полной луны на небе появились мрачные тени бомбардировщиков. На аэродром посыпались бомбы.
Пока истребители добрались до Гуанчжоу, агентурная разведка японцев уже сработала. Наш удар противник решил предупредить ночным ударом по аэродрому. Потери от этого налета были незначительны: повреждена одна «ласточка» да несколько осколков пробило обшивку плоскостей моего «чижа». Он не вышел из строя. Воронки от бомб расторопные рабочие заделали тут же.
Утром следующего дня, в предрассветных сумерках, подвесив 25-килограммовые бомбы, мы взлетели и взяли курс на Аомынь. Японцы разместили там свою авиацию и оттуда производили налеты на Гуанчжоу. Через полчаса подходим к цели. Под нами Южно-Китайское море. Хорошо видно побережье. У островка — нашей цели — на рейде стоял японский крейсер и непрерывно посылал снаряд за снарядом навстречу приближавшейся группе самолетов.
Перестроились в правый «пеленг»,[15] и один за другим в пике — в атаку по аэродрому. Но целей не было. Аэродром пуст. Японцы вывели самолеты из-под удара на Тайвань. Зато зенитный обстрел был жесток. Аэродром вытянулся с юго-запад на северо-восток в распадке между двумя хребтами; с этих гор японцы вели огонь по атакующим самолетам. На втором заходе бросили свои бомбы на крейсер. Но что сделаешь этой стальной коробке 25-килограммовыми бомбами?! Обстрелял мотоциклиста, мчавшегося по летному полю.
Делать здесь было нечего. Пошли домой.
Японцы притихли. Налетов в эти дни на Гуанчжоу не предпринимали. Тревожило теперь другое: что в Ханькоу? Что в Наньчане? Долго засиживаться здесь нельзя. Оставили часть сил на усиление ПВО и тем же путем возвратились в Наньчан, на аэродром базирования…
— Джапан! — раздался крик дозорного с наблюдательной вышки.
— К запуску!
Все пришли в движение.
— И… э… са![16] — растягивая концы резинового шнура-амортизатора с петлей, наброшенной на лопасть винта, громко считают кули.
— Контакт!
Винт с силой провернулся, и… мотор не заработал.
Летчик в ярости колотит кулаком по борту кабины. Летят крепко соленые словечки. Затем команда:
— Повторить!
Все сначала. «И… э… са!» Мотор вздохнул, чихнул и заработал.
Высоко над аэродромом японский истребитель делает круг, видит взлетающие самолеты и уходит.
«Пещерный» способ запуска! Наверное, поэтому техники окрестили его «обезьянкой». Прибегать к запуску «обезьянкой» приходилось по необходимости, при разряженных самолетных аккумуляторах.
…Противник ценой больших потерь упорно продвигался к сердцу Центрального Китая — Уханю — с двух направлений: с севера вдоль Пекин-Ханькоуской железной дороги и с востока вверх по Язнцзы от Нанкина.
Японцы подходили к восточному берегу озера Поянху. Пал Цзюцзян — родина китайского фарфора. Воздушные бои становились более частыми, продолжительными, ожесточенными. Противник расширял и приближал к линии фронта аэродромную сеть. С отходом войск сеть наших постов ВНОС сокращалась. Сокращалось и время с момента оповещения до вылета по тревоге. Радио-локационого наблюдения, обнаружения тогда не было и в помине. Летчики были заняты утомительным дежурством, находились в готовности номер один, сидя в самолетах под палящими лучами июльского солнца и прикрывая головы планшетами.
В годовщину начала войны, 7 июля, мы попали в тяжелые условия боя. Накануне мой ведущий Костя Опасов возвратился из Ханькоу. Ему поставили новый мотор и крупнокалиберный пулемет «кольт» в придачу к четырем ПВ-1.[17]
— Ну теперь дам я им прикурить!
Он был жизнерадостен и весел как всегда.
Во второй половине дня после обеда в кабине от жары клонило ко сну. И вдруг дремоту смахнуло, как утренний туман. Выла сирена. На командной вышке взвились разом все сигналы: и на готовность, и на запуск моторов, и на вылет. Оглянулся назад. Далеко-далеко в мареве нагретого воздуха на востоке угадывались черточки большой группы бомбардировщиков. Взлетали все почти одновременно на пересекающихся курсах — и «катюши», и «ласточки», и «чижи». Наш левый — Женя Владимиров — замешкался со взлетом: не сразу заработал мотор.
Сбор на первом развороте получился растянутым. Взгляд вправо, на аэродром. Густой черный столб дыма вонзался в небо: попадание в бензохранилище. Японские бомбардировщики уходили от аэродрома по реке Наньцзян к озеру Поянху. Группа «ласточек» гналась за ними справа. Костя Опасов во всю мощь нового мотора тоже стремился догнать противника, постепенного отрываясь от меня.
Вот воды обширного озера Поянху. Уже идет свалка. Вышел из строя один, другой японец. Крутой спиралью снижается третий. Его добивают две «ласточки» и «чиж». Скорее угадываю, чем опознаю: это Костя. Бомбардировщики на повышенной скорости уходят на свою территорию. Дальнейшее преследование теряет смысл.
Нет! Это не все! Не могли бомбардировщики прийти без истребителей. Где же они?
Навстречу, из боя, — одинокая «ласточка». Глубокие покачивания с крыла на крыло, и она становится справа, уравнивая скорости. Борис Бородай. Идем к аэродрому парой. А вот еще и «чиж». Этот без приглашения пристроился слева — Соловьев. Теперь уже лучше, чем одному. Звеном поднимаемся повыше — на 4500 м. Глаза ищут по всей небесной сфере. Голова как на шарнире. Есть!
Слева впереди, значительно ниже нас, несколько японских истребителей гоняли двух «чижей». Один самолет горел и пылающим факелом шел к земле. Установить его принадлежность было невозможно. Наклонив самолет в сторону, показал ведомым намерение атаковать. Солнце справа. В пике. Засвистел ветер, запели стальные расчалки между плоскостями, как туго натянутые струны. Скоростная «ласточка» обогнала меня на пикировании, и уже Борис зажег японца с первой внезапной атаки. Нас заметили. Два японских самолета догоняли меня на предельном угле набора, когда самолет еще способен набирать высоту.
Смотреть, что делалось в нижнем ярусе, не хватало времени. Мне приходилось туго. Вокруг «чижа» вертелись уже четверо. Беспрерывные атаки, трассы пулеметных очередей. Еле успеваю уносить хвост от атак сзади. Бой стараюсь вести на встречных курсах.
Измотанный, в предельном напряжении, готов столкнуться. Но японцы этого не хотят. Своевременно выходят из лобовой атаки. Для них я обреченный. Их несколько на одного. Атакуют и на встречных, и на попутных курсах, и сверху, и снизу. Длинная очередь сзади слева прошила моего «чйжа», ушла в мотор. За очередью почувствовал легкую боль в руке и ноге.
15
Правый «пеленг» — порядок построения самолетов один за другим уступом вправо.
16
И, сэр, сань — раз, два, три. При подсчете ритма в движении произносится сокращенно.
17
Пулемет системы «Максим», только установленный на самолете.