Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 89



«Где только есть земля, в которой нас зароют…»

Где только есть земля, в которой нас зароют, Где в небе облака свои узоры ткут, В свой час цветет весна, зимою вьюги воют, И отдых сладостный сменяет тяжкий труд. Там есть картины, мысль, мечтанье, наслажденье, И если жизни строй и злобен и суров, То все же можно жить, исполнить назначенье; А где же нет земли, весны и облаков? Но если к этому прибавить то, что было, Мечты счастливые и встречи прежних лет, Как, друг за дружкою, то шло, то проходило, Такая-то жила, такой-то не был сед; Как с однолетками мы время коротали, Как жизни смысл и цель казалися ясней, — Вы вновь слагаетесь, разбитые скрижали Полузабывшихся, но не пропавших дней.

«Край, лишенный живой красоты…»

Край, лишенный живой красоты, В нем намеки одни да черты, Все неясно в нем, полно теней, Начиная от самых людей; Если плачут — печаль их мелка, Если любят — так любят слегка, Вял и медлен неискренний труд, Склад всей жизни изношен и худ, Вечно смутен, тревожен их взгляд, Все как будто о чем-то молчат… Откровенной улыбки в них нет, Ласки странны, двусмыслен совет… Эта бледность породы людской Родилась из природы самой: Цепи мелких, пологих холмов, Неприветные дебри лесов, Реки, льющие волны сквозь сон, Вечно серый, сырой небосклон… Тяжкий холод суровой зимы, Дни, бессильные выйти из тьмы, Гладь немая безбрежных равнин — Ряд не конченных кем-то картин… Кто-то думал о них, рисовал, Бросил кисти и сам задремал…

На судоговоренье

Там круглый год, почти всегда, В угрюмом здании суда, Когда вершить приходит суд, Картины грустные встают; Встают одна вослед другой, С неудержимой быстротой, Из мыслей, слов и дел людских, В чертах, до ужаса живых… И не один уж ряд имен В синодик скорбный занесен, И не с преступников одних Спадают вдруг личины их: Простой свидетель иногда Важней судимых и суда; Важней обоих их порой Мы сами, в общем, всей толпой! Но в грудах всяких, всяких дел, Подлогов, взломов, мертвых тел, Бессильной воли, злых умов, Уродства чувств и фальши слов И бесконечных верениц Холодных душ и нервных лиц, — Заметна общая черта: Незрелой мысли пустота!

Воплощение зла

Читали ль вы когда, как Достоевский страждет, Как в изученье зла запутался Толстой? По людям пустозвон, а жизнь решений жаждет, Мышленье блудствует, безжалостен закон… Сплелись для нас в венцы блаженства и мученья, Под осененьем их дают морщины лбы; Как зримый признак их, свой венчик отпущенья Уносим мы с собой в безмолвные гробы. Весь смутный бред страстей, вся тягота угара, Весь жар открытых ран, все ужасы, вся боль — В могилах гасятся… Могилы — след пожара — Они, в конце концов, счастливая юдоль! А все же надобно бороться, силы множить, И если зла нельзя повсюду побороть, То властен человек сознательно тревожить Его заразную губительную плоть. Пуская мысль на мысль, деянье на деянье, В борьбе на жизнь и смерть слагать свои судьбы… Ведь церковь божия, вещая покаянье, Не отрицает прав возмездья и борьбы. Зло не фантастика, не миф, не отвлеченность! Добро — не звук пустой, не призрак, не мечта! Все древле бывшее, вся наша современность Полна их битвами и кровью залита. Ни взвесить на весах, ни сделать измеренья Добра и зла — нельзя, на то нет средств н сил. Забавно прибегать к чертам изображенья; Зачем тут — когти, хвост, Молох, Сатаниил? Легенда древняя зло всячески писала. По-своему его изображал народ, Испуганная мысль зло в темноте искала, В извивах пламени и в недрах туч и вод. Зачем тут видимость, зачем тут воплощенья, Явленья демонов, где медленно, где вдруг — Когда в природе всей смысл каждого движенья — Явленье зла, страданье, боль, испуг… И даже чистых дум чистейшие порывы Порой отравой зла на смерть поражены, И кажутся добры, приветливы, красивы Все ухищрения, все козни сатаны. Как света луч, как мысль, как смерть, как тяготенье, Как холод и тепло, как жизнь цветка, как звук — Зло несомненно есть. Свидетель — все творенье! Тут временный пробел в могуществе наук: Они покажут зло когда-нибудь на деле… Но был бы человек и жалок и смешон, Признав тот облик зла, что некогда воспели Дант, Мильтон, Лермонтов, и Гете, и Байрон! Меняются года, мечты, народы, лица, Но вся земная жизнь, все, все ее судьбы — Одна-единая мельчайшая частица Борьбы добра и зла и следствий той борьбы! На Патмосе, в свой день, великое виденье Один, из всех людей, воочию видал — Борьбы добра и зла живое напряженье… Пал ниц… но — призванный писать — живописал!