Страница 8 из 28
И весел был и шумен пир, И напилися боги, И позабыли про свои Небесные чертоги. *** Весной всего милей мне жаворонок звонкий. И пение ею отрадно слышать мне В полях еще лежит снег пеленою тонкой, А он уже поет песнь громкую весне. Доволен долею он скромного поэта; Кружася к вышине, он счастлив без конца. Творит он песнь свою средь воздуха и света. Но людям не видать весеннею певца. Ею не уловить внимательному взгляду.— Доступен он вверху лишь солнечным лучам: В блаженстве творчества находит он награду За песни, за любовь к весне и к небесам. Над полем, в воздухе, для глаз недостижимый. Он реет, потонув в роскошном блеске дня.— И льется песнь его и носится незримо. От утренней зари до вечера звеня. И прямо и легко, как чистое паренье Молитвы искренней, возносится она… Вот отчего люблю я жаворонка пенье: Я чувствую, что им душа просветлена. КосариI Утро. Блещет роса, и сквозь лес от зари Яркий свет на поля разливается. За рекой, на лугу, по росе косари Идут, косят траву, наклоняются. «Эй, ты, что ж отстаешь, соловей записной, Точно двигаешь бабу тяжелую? Размахнись посмелей да пошире косой И ударь-ка, друг, песню веселую!..» И плечистый косарь вдруг кудрями тряхнул, Поднялася ею грудь высокая,— Он кудрями тряхнул и легко затянул: «Ах ты, степь ли моя, степь широкая! Поросла-убралась ты травой-ковылем, Да песками ты, степь, позасыпалась; На тебе ль от беды, на просторе степном. Не одна голова вихрем мыкалась. И горела трава, дым до неба стоял,— Вырастали могилы бескрестные: По ним вихорь ходил, гром над ними стучал Да кружились орлы поднебесные!..» Подхватила артель, дружно песня звенит И по чистому полю разносится; Упадая, трава под косами шумит,— Как-то легче она с песней косится. Ворота у рубах все расстегнуты, — грудь Дышит легче, свободнее голая; Дружно косы блестят, дружно ноги идут, И спорится работа тяжелая. II Полдень. Солнышко в небе высоко стоит, От жары нет терпенья и моченьки: Плечи, голову, руки и жгет и палит, И невольно слипаются оченьки. Всех стомила жара, всех замаяла лень, И, под гнетом тяжелой дремотушки, Люд рабочий от солнышка прячется в тень, Отдохнуть от жары, от работушки. Лошадь щиплет траву и лениво жует. Тупо смотрят глаза полусжатые; Точно плетью, хвостом мух стегнет да стегнет,— Не дают ей покоя, проклятые. Спят в тени косари, лишь лохматый барбос, Весь объятый какою-то негою, Глаз при щуря, глядит на пушистый свой хвост… Вот и он задремал под телегою. Только мухи жужжат да в траве треско; Кто-то свищет там в ней, надрывается; Чуть заметно трава ветерком полудня Кое-где под кустом наклоняется. Точно в раме река тростником поросла, Спит, дремотой полдня очарована; Из травы пустельга лишь взмахнет, как И повиснет вверху, как прикована. Солнце за лес зашло, потянул холодок. Всколыхнул на реке влагой чистою, И в лицо косарей вдруг пахнул ветерок Из-за леса прохладой душистою. Потянулся один, потянулся другой,— Вот и все, — и рукой загорелою Протирают глаза и речною водой Освежают лицо запотелое. Взяли косы, бруском наточили, идут… Берегися, трава ты зеленая! Ох, недолго тебе красоваться уж тут,— Упадешь ты, косой подкошенная! И с родимых полей тебя люди сгребут, Иссушенную травушку бледную. Как невесту, в чужую семью увезут На житье горемычное, бедную! *** Заря занимается, солнце садится. Сияют деревья в огне золотом; Тень от лесу движется, шире ложится. Ложится на землю узорным ковром. Домой косари потянулись с косами, Их грустные песни звенят средь полей,— И в воздухе пахнет травой и цветами. Спускается вечер с прохладой своей. *** День вечереет, облака Лениво тянутся грядою. И ночи тьма издалека Идет неслышною стопою. Идет и стелет по полям Ночные тени осторожно, И слышит ухо тут и там, Как тонет в тьме звук дня тревожный