Страница 2 из 59
Уже в первом сборнике Сумбатов пробует себя в гражданской лирике, пафос которой соотносится с аналогичными мотивами творчества Н. Тихонова, но с явно противоположным идеологическим направлением [9]. Поэтические рассуждения Сумбатова – о России, об изгнании и судьбах целого поколения. Эти темы присутствуют в его творчестве и в дальнейшем.
Начиная с лирических стихов первого сборника Сумбатов разрабатывает собственную «поэтику памяти» о родных местах и о былом [10]. Формально они строятся по канонам антологической и элегической лирики в традиции XVIII-XIX вв. с явными реминисценциями из Державина, Пушкина, Лермонтова и Тютчева, впрочем, не без влияния поздних романтиков и ранних декадентов. Среди стихов любовного и семейного содержания, среди аллегорий, экстатических и духовидческих видений, цитат из священных книг отчетливо проявляется религиозная тема, которая станет центральной для всего поэтического опыта Сумбатова и найдет полное эстетическое завершение в последнем сборнике «Прозрачная тьма» (1969).
Стоит также подчеркнуть мастерство поэта в выборе размеров и поэтических форм. Уже открывающее сборник 1922 года стихотворение «Страшные вести» написано элегическими дистихами, при этом перекрестно зарифмованными:
Особый интерес Сумбатов проявляет к форме сонета. Им он интенсивно занимается в двадцатые годы, как свидетельствует переписка поэта с И. А. Персиани [11]. После выхода первого сборника Сумбатов продолжает развивать поэтическую технику и размышлять о ней, о чем свидетельствует его переводческая деятельность и, в частности, рассуждения о сонете Микеланджело [12]. Одновременно его всё больше влечет жанр исторической поэзии (об этом см. в его переписке с Е. Ф. Шмурло). Так возникают многочисленные замыслы, которые поэт будет осуществлять на протяжении всей жизни, однако большинство произведений «крупных форм» до сих пор остается неизданным [13].
Безусловно, тот долгий период, который отделяет выход первого юношеского сборника от книги 1957 года, – это период кропотливого и внимательного изучения поэтической традиции и поэтического ремесла. Данное обстоятельство подчеркивает в рецензии на сборник «Стихотворения» (Милан, 1957) критик Н. В. Станюхович, который, очень резко осудив сборник 1922 года («… первая книжка В. Сумбатова, в бледных и неумелых строках, перепевает чувства и размышления, общие нашему поколению – “изгоев”»), отмечал:
«К счастью В. Сумбатов оказался подлинным поэтом которого первая неудача (так определяет Н. В. Станюхович сборник 1922 г. – С.Г.) не сломила. Упорной, одинокой работой он победил первоначальное косноязычие, нашел самого себя и сумел себя выразить в последней своей книге» [14].
Критика положительно встретила сборники 1957 и 1969 гг. В них поэт стремится сочетать весь комплекс образов, подтекстов русской поэтической романтической и неоромантической традиций, одновременно отражая подлинные переживания и чувства. Сумбатов вырос во вполне оригинального поэта. С одной стороны, он связан с традициями русской эмигрантской лирики, с другой – преодолевает их, возрождая поэзию мысли, более отвечающую философским и религиозным устремлениям его поэтического мышления.
С очевидностью проявляется в этих стихах знакомство с литературой начала XX века. Сам поэт в стихотворении «Гиперборей» приводит имена:
И несколько стихотворений сборника 1957 г., безусловно, отдают дань поэзии раннего акмеизма:
или:
Стихотворение «Три смерти», как отметил Ю. Трубецкой, по своей античной тематике отсылает к сборнику Брюсова «Urbi et orbi»:
Особенно интересны в сборнике «итальянские стихи». Они свободны от традиционного манерного экзотизма, в то же время в них поэт стремится преодолеть простой автобиографизм или форму путевой зарисовки. Перед нами скорее медитации или даже экстатические видения. Конечно, легко различимы поэтические отзвуки, как, например, в случае со стихотворением «Равенна», которое перекликается с «Равенной» Блока:
Однако есть особый, личный подход к итальянским местам, пейзажам, самой атмосфере Италии. Некоторый эстетизм (Трубецкой говорит и об «условно-поэтическом языке») не сводится к простому описанию: наоборот, весь комплекс поэтических образов основывается на внутренней интуиции и на прозрении. Такие стихотворения, как «Венецийский вечер», «Мост вздохов», «Равенна», приобретают форму краткого философского рассуждения о жизни и смерти, о славе и вечности. Особо выделяется тема снегопада в Риме. «Рим в снегу» (есть и вариант 1922 года), «Кедр и пальма», «Сигнал» – маленький философский цикл в духе романтической поэзии Гейне и Лермонтова. Как не думать об этих классических примерах при чтении следующей лирической миниатюры («Кедр и пальма»):
9
Там же. С. 92-93.
10
О семье поэта, о событиях и местах его биографии см. биографическую справку в конце данного издания.
11
См.: Л. Ф. Алексеева. Поэзия В. А. Сумбатова в контексте литературного процесса XX века. Указ. изд. С. 244-246 .
12
О Сумбатове-переводчике см.: Garzonio S. Dall’Archivio di Vasilij Sumbatov: Iz ital'janskoj poezii // Rizzi D., Shishkin A. eds. Archivio italo-russo. Русско-итальянский архив. Trento, 1997. Pp. 483-502.
13
См.: С. Гардзонио. Римская тоска по Москве… В. А. Сумбатов и его неизвестные стихи о Москве. Указ. изд. С. 767-770.
14
Н. В. Станюхонич. Книги В. Сумбатова – Стихотворения. Милан, 1957 // Русское воскресение. Б. д. С. 3.