Большая книга стихов

1949

СТЕПНАЯ ПРИТЧА

Две недели я прожил у верблюдопаса. Ел консервы, пока нам хватило запаса, А потом перешел на болтушку мучную, Но питаться, увы, приходилось вручную. Нищета приводила меня в содроганье: Ни куска полотна, только шкуры бараньи, Ни стола, ни тарелки, ни нитки сученой, Только черный чугунный казан закопченный. Мой хозяин был старец, сухой и беззубый. Мне внимая, сердечком он складывал губы И выщипывал редкой бородки седины. Пальцы были грязны, но изящны и длинны. Он сказал мне с досадой, но с виду бесстрастно: — Свысока на меня ты глядишь, а напрасно. Я родился двенадцатым сыном зайсанга, Я в Тибете бывал, доходил и до Ганга, Если хочешь ты знать, то по тетке-меркитке Из чингизовой мы происходим кибитки! — Падежей избегая, чуждаясь глаголов, Кое-как я спросил у потомка монголов: — Отчего ж темнота, нищета и упадок? — Он сказал: — То одна из нетрудных загадок. Я отвечу тебе, как велит наш обычай, Потускневшей в степи стародавнею притчей. Был однажды великий Чингиз на ловитве, Взял с собой он не только прославленных в битве, Были те, кто и в книжной премудрости быстры, По теперешним званьям большие министры. Соизволил спросить побеждавший мечом: — Наслаждение жизни, по-вашему, в чем? Поклонился властителю Бен Джугутдин, Из кавказских евреев был тот господин. Свежий, стройный, курчавый, в камзоле атласном, Он промолвил своим языком сладкогласным: — Наслаждение жизни — в познании жизни, А познание жизни — в желании жизни. — Хорошо ты поешь, — отвечал Темучин, — Только пенье твое не для слуха мужчин. Ты что скажешь, — спросил побеждавший мечом, — Наслаждение жизни, по-твоему, в чем? Тут китаец оправил холеную косу И ответил, как будто он рад был вопросу: — Наслаждение жизни — в стремлении к смерти, А стремление к смерти — презрение к смерти. — Говоришь ты пустое! — воскликнул Чингиз. — Ты что скажешь, бухарец? Омар, отзовись! И ответил увидевший свет в бухаре Знатный бек, — был он в золоте и в серебре: — Наслаждение жизни — в покое и неге, В беспокойной любви и в суровом набеге, В том, чтоб на руку взять синецветную птицу И охотиться в снежных горах на лисицу. Молвил властный: — И этих я слов не приму. Видно, слово сказать надо мне самому. Только тот, кто страны переходит рубеж, Подавляя свободу, отпор и мятеж, Только тот, кто к победе ведет ненасытных, Заставляя стенать и вопить беззащитных, Тот, кто рубит ребенка, и птицу, и древо, Тот, кто любит беременным вспарывать чрево, Кто еще не родившихся режет ножом, Разрушает настойчивый труд грабежом, — Ненавистный чужбине и страшный отчизне, Только тот познает наслаждение жизни! …Солнце медленно гасло над степью ковыльной. Мой хозяин добавил с усмешкой бессильной: — Вот какой был порядок властителю сладок, Потому-то пришло его племя в упадок.

1949

КАВКАЗ ПОДО МНОЮ

Отселе я вижу потоков рожденье…

Пушкин У Маруси случилось большое несчастье: Взяли мужа. В субботу повез он врача И заехал к любовнице, пьяный отчасти. В ту же ночь он поранил ее сгоряча: С кабардинцем застал. Дали срок и угнали. А Маруся жила с ним два года всего. И полна она злобы, любви и печали, Ненавидит его и жалеет его. Камни тускло сбегают по ленте рекою, И Маруся, в брезентовой куртке, в штанах, Их ровняет беспомощной, сильной рукою, И поток обрывается круто впотьмах. Из окна у привода канатной дороги Виден грейдерный путь, что над бездной повис. В блеске солнца скользя, огибая отроги, Вагонетки с породой спускаются вниз. В облаках исчезая часа на четыре, Возвращаются влажными: дождь на земле. Здесь, под вечными льдами, в заоблачном мире, Скалы нежатся в солнечном, ясном тепле. Словно облако, мысль постепенно рождалась: Здесь легко человека причислить к богам Оттого, что под силу ему оказалось Добывать из эльбрусского камня вольфрам. Он сильнее становится с каждой попыткой, Он взобрался недаром наверх по стволу! …Вот Маруся вошла, освещая карбидкой Транспортер, уплывающий в пыльную мглу. Пусть моторы дробилки шумят на Эльбрусе, Там, где горных орлов прекратился полет, — Об одном говорят они тихой Марусе: — Он вернется назад, он придет, он придет! Пусть три тысячи двести над уровнем моря, Пусть меня грузовик мимо бездны провез, Все равно нахожусь я на уровне горя, На божественном уровне горя и слез. Потому-то могу я улыбкой утешной На мгновенье в душе отразиться больной, Потому-то, и жалкий, и слабый, и грешный, Я сильнее Кавказа, Кавказ подо мной.