Страница 2 из 7
Чтобы не потерять ориентацию в московском пространстве.
Чтобы сохранить автономность. Нисколько не раздражался, когда вдруг самому приходилось пришить пуговицу, поджарить бифштекс, выстирать трусы-носки…
Чтобы уловить неожиданное.
Человек в летах – единственный из толпы, кто идет медленно, распробывая вкус каждого шага. Возможность двигаться в старости – спасение, как кусок хлеба в голодный год. Этим он и обратил на себя внимание. Торопливые же люди похожи друг на друга. Спешка нивелирует самобытность.
Любопытный гомо сапиенс. Все запланированное на сегодня сделано, почему бы не понаблюдать…
Как не уверенный в своей машине водитель держится крайнего правого ряда, так и этот странник, не полагающийся на свою физическую оболочку, идет рядом с домами. Стен не касается, но словно подпитывается их стойкостью.
Со спины чувствуется человек из другого измерения – не сиюминутного, бытового, а философского. Таких презирают гламурщики. Но бывает, что такими старцами интересуются красивые женщины. Не просто привлекательные, а умные и в чем-то талантливые.
Никаких суетливых, ненужных желаний не приобрел незнакомец за длинную жизнь?
Потянуло проверить, заглянуть ему в глаза: наверняка в этом зеркале не увидишь мелочного беспокойства, пустяковых проблем, которые нам регулярно поставляются нашим собственным горизонтальным сознанием.
Увлекшись процессом наблюдения, Нестор ступает на мостовую, чтобы перебраться на противоположный тротуар. Хорошо хоть, что срабатывает защитный автоматизм: голова поворачивается налево, тело само шарахается с проезжей части и не напарывается на несущийся куда-то черный джип. Но сознание так быстро не переключить. Перед глазами, как въяве, обливается кровью собственная стопа, раздробленная шипованными шинами, которым наплевать на гололед. Сколько-то времени понадобилось, чтобы вытащить эту фантомную занозу.
Пока Нестор долетел до перехода, охраняющего бесстыжие машины от застенчивых пешеходов, пока дождался зеленого светового человечка, разрешающего идти туда, куда надо, старик пропал.
Охотник пробегает вперед целый квартал – нет дичи.
Ускользнула?
Вряд ли… Наверное, в своей настырной спешке просто обогнал старика.
Назад Нестор возвращается медленно, глядя под ноги. У первой же арки и обнаруживает объект своего наблюдения. Старик сидит в позе Будды, привалившись к стене. И добротный сталинский дом удерживает его от падения.
– Вам плохо? – громко спрашивает Нестор, наклонившись к уху, из которого торчит кустик черных волос.
Никакого ответа. В нос ударяет безобразно-кислый запах рвоты, застрявшей в неухоженной бороде.
Всего-навсего обыкновенный пьянчужка? Не может быть. На всякий случай Нестор принюхивается, не несет ли от бедняги алкоголем. Конечно, ни молекулы!
Не простым пьяницей он заинтересовался. Понравилось, что не обманулся.
Нестор разгибает спину, поднимается на ноги. Смотрит вокруг. Даже из любопытства никто не остановился.
Тогда он снова приседает и подбирает тяжелую, безвольную руку. Остывающую, но не окоченевшую. Мизинец бедняги, попав в извержения желудка, испачкался, а в остальном – это крепкая пятерня без изъянов. Длинные ровные пальцы, ни мозолей, ни утолщенных подагрой суставов. Только старческая гречка кое-где посыпала тыльную сторону неширокой ладони.
Есть ли пульс?
Жилка под синей, вытаращенной веной не подает признаков жизни.
Нестор отгибает испачканную полу и опускает руку на чистое колено… мертвеца?
Не поднимаясь с корточек, взглянул на небо – хмурое, словно накрытое грязноватым пуховым одеялом из ночлежки. Что оно может посоветовать… Думай сам.
Прежде всего – как у меня со временем?
Нестор оголяет левое запястье. Пусто. А-а, часы отдал Леле. Прилипчивая подружка однажды стала гладить его пальцы, разлегшиеся на черной ленте эскалаторных поручней. Лицом к ней стоял. Стекло выпало, когда он отдернул левую руку, сердито буркнув: «Не люблю прилюдных нежностей!» Скатилось оно в оттопыренный карман старой куртки, но не разбилось. Барышня от испуга забыла обидеться и сама вызвалась отдать в ремонт его брегет.
Есть же другой счетчик минут…
Вынув из брючного кармана мобильник, Нестор оживляет экран. Шестнадцать сорок. Леля ждет звонка. Обещал повидаться. В ответ на слезу в ее голосе. Но что ему-то сулит еще одно свидание? Вряд ли она удивит чем-нибудь… Нет, не сообразит придумать новое. Не понимают милые наши дамы, что их пылкость быстро приедается. Лет пять сумела рядом с ним держаться… Пора, пожалуй, начинать отходной маневр. Тем более что муж есть. Сдам на его руки.
А вот этого, как будто уже ставшего знакомым старикана жаль отдавать в руки государства. Равнодушные руки… Тем более сейчас, в сочельник. Праздничный раж подошел к апогею. Словно на крутой горке разгоняются люди от католического Рождества к православному, не упустив и светское, советское первое января. Неистово празднуют, не обращая внимания на религиозные оттенки. Экуменизм. Хотя вообще-то идея неплохая.
Столько лет народ учили, что бога нет. Бога с маленькой буквы. Делай что хочешь: жри, пей, сношайся без всяких заповедей и постов. И жили – не тужили. Только когда затужит кто – муж-кормилец от жены уйдет, ребенок у матери неизлечимо заболеет, – от отчаяния поворачивались к вере…
Православие теперь восстановили в правах, но оно оказалось пожестче коммунистического кодекса. Буквально. Начать с того, что в здешней церкви надо стоять на ногах. А экуменизм позволяет хотя бы присесть на католически-протестантскую скамью.
Но Нестор сообразил – взболтал духовный коктейль собственного изобретения. К христианству без границ добавил восточной самоуглубленности. Говоря языком простых людей – сосредоточенности на собственном пупке. «Бог один», – услышит человек, и самому захочется попробовать духовного напитка… Их пьянит.
А сейчас-то что делать? Чем декабрьско-январская вакханалия обернется для ничейного, беспризорного тела? Продержат сколько-то в холодильнике, потом засунут в полиэтилен и закопают в общей яме.
Наскоро шепча молитвенную формулу по поводу усопшего, Нестор небрезгливо обследует внешние карманы его пальто. Может, найдется какая зацепка за его близких.
Пыльные катышки, хлебные крошки, не успевшие просыпаться в дырки… Подкладочная ткань не порвалась, а износилась. Зато внутренний пиджачный карман цел и в нем – мятая четвертушка тетрадного листа с красными полями. На разлинованной бумаге расплылась какая-то чернильная запись.
Нестор встал, потопал затекшими ногами, чтобы оживить ток своей крови, потом не спеша надел очки. Сосредоточившись, разобрал, что какой-то Гера возвращается шестого января. Сегодня. И номер телефона. Тут же набрал его на своем мобильнике.
– Гера будет позже. Кто его спрашивает? – отозвался мужской баритон. Не слишком учтиво. Напуган звонком чужака? Или повседневно невежлив? Да нет, вроде бы не из простых… Те говорят отрывисто, односложно. – Нет его! – и бряк трубку.
Не разобравшись, сразу убивают возможную связь. Хотя редко кто теперь добавляет: «Что передать? Чем могу помочь?» Плавная, длящаяся речь – это течение, которое может увлечь и незнакомца. И даже противника. Разговаривать надо.
Бестолково пообъяснялись. Нестор все-таки сумел вычислить, что он вмешался в ситуацию между двумя бывшими мужьями какой-то Веры. Первый, Алексей, отец Геры, ответил ему по телефону, второй, Вадим, – тут, на тротуаре.
Условились, что Алексей позвонит похоронщикам и сам сразу приедет. Пока Нестор дожидался сменщика, чтобы сдать дежурство у тела, вспомнил своих Вер.
Верой назвала одногруппница-искусствоведка двадцать три года тому назад их общую дочь…
Началось все с того, что на третьем курсе он был приглашен на день рождения. Обыкновенная, если не считать роскошной черной гривы, именинница и гораздо более эффектная мамаша. Чтобы по-хлестаковски подклеиться к маменьке, Нестор погусарил: потребовал водки, лихо налил себе полный фужер из зеленого хрусталя с вензелем и залпом его выпил. Увы, хозяйки разбирались только в винах. Сорокаградусное пойло оказалось паленым. Неудивительно: следов мужчины не просматривалось ни в ванной комнате, ни в спальне. Не с кем посоветоваться, что покупать, и продегустировать перед подачей на стол некому.