Страница 33 из 49
Кронпринц со времени своего раннего возвращения в Германию стал частным лицом; в роли кайзера он также более не рассматривался. Его сыновья были молоды и неизвестны. Во всей Германии того времени был только один человек, который возможно мог взять на себя роль монарха: кронпринц Руппрехт Баварский. В качестве короля Баварии он вполне вероятно был бы очень любезен своим землякам. Но сделать его новым кайзером Германии означало бы связать реставрацию монархии также со сменой династии. Это казалось невозможным. Решение, которое в заключение было принято, состояло в том, чтобы тем временем вновь избранного — при помощи голосов его прежних противников — рейхспрезидента сделать правителем империи, то есть регентом подрастающих сыновей кронпринца. Но это с учётом возраста Гинденбурга не было бы решением на длительный срок, и на это также не решились пойти открыто. Так что нужно было провести государственный переворот, который опирался бы единственно на древнего Гинденбурга, причём оставалось неясным, как должно пойти дело после его кончины. И следовало произвести этот государственный переворот против сильного народного движения национал-социалистов, против всего, что ещё оставалось от республиканцев, и против также становившихся сильными коммунистов. Это было бы возможно только при применении военного насилия; следовало бы считаться со всеобщей забастовкой, с сильными волнениями справа и слева — и тут Шляйхер струсил. Он не хотел править против всех, и он разузнал, как впрочем и Папен, что мощное национал-социалистическое движение ни в коем случае не было готово принять монархическую реставрацию или даже только лишь терпеть её.
Гитлер хотел всей власти для себя; но меж тем и его 13 миллионов избирателей не желали никакого восстановления монархии и старой системы, как при Вильгельме II. Они хотели нечто новое и динамичное. Очевидно, не будет неверным предположить, что в основном они хотели как раз того, что они затем получили: единоличного владычества Гитлера. Избирательная борьба 1932 года — сначала выборы президента, в которых Гитлер противостоял Гинденбургу, затем выборы в рейхстаг 31 июля, и в заключение вторые выборы в рейхстаг в ноябре — проводилась национал-социалистами совершенно отчётливо теперь не только против «ноябрьских предателей», но ещё в большей степени против старых-новых господствующих классов, против «баронов», против Папена. Во все времена национал-социалисты балансировали между правыми и левыми. В 1932 году они выпятили прежде всего свою «левую», популистскую сторону. Это зашло настолько далеко, что во время Берлинской забастовки транспортников в ноябре 1932 года они объединились с коммунистами. К этому времени относится фотография, на которой Геббельс и Ульбрихт изображены на одной и той же трибуне.
Шляйхер посчитал, что к такому союзу рейхсвер не готов. Кроме того, его идеи между тем изменились. Генерал обзавёлся «мозговым трестом» из блестящих молодых журналистов, которые издавали тогда очень популярный ежемесячный журнал «Die Tat[18]». Под их влиянием он разработал новую концепцию, которая в существенных моментах отличалась от его скромных представлений о реставрации в 1929 году. Что ему теперь представлялось как будущая основа правительства, был союз не парламентских партий, а союз рейхсвера, профсоюзов и входящей в объединения молодёжи. Кроме того, он хотел расколоть национал-социалистов. Грегор Штрассер, главный организатор НСДАП, должен был войти в правительство и привести с собой часть партии. Что теперь представлял в мыслях себе Шляйхер, было своего рода корпоративное или сословное государство, нечто вроде немецкого фашизма, который должен был нейтрализовать национал-социализм Гитлера. Монархическая реставрация в новых планах Шляйхера играла уже совершенно неопределённую роль. Возможно, что внутренне он уже от неё отказался.
Во всяком случае, теперь Шляйхер с конца ноября не принимал участия в плане государственного переворота Папена и привел к его свержению. После чего Гинденбург (весьма неохотно) отложил план государственного переворота и назначил Шляйхера рейхсканцлером.
Всё же во время краткого канцлерства Шляйхера потерпели неудачу все их честолюбивые планы. Этот генерал от политики, который в течение долгих лет казался могущественнейшим человеком в Германии, пока он действовал за кулисами, на открытой трибуне оказался самым неудачливым канцлером, какого когда-либо имела Германия. У него ничего не получалось. Профсоюзы отклонили идею сотрудничества, Грегор Штрассер отказался, а с одной лишь союзной молодёжью никакого государства не построишь. Даже в рейхсвере образовалась группа противников Шляйхера. Национал-социалисты, которые на ноябрьских выборах потеряли 2 миллиона голосов, стали снова сильнее, и коммунисты также усиливались. В конце января Шляйхер вынужден был вернуться к тому, что он еще избежал в ноябре: просить Гинденбурга распустить рейхстаг и дать ему возможность правления без парламента, и тем самым осуществить государственный переворот. Но в том, на что за два месяца до того Гинденбург дал согласие Папену, теперь он отказал Шляйхеру.
Между тем Гинденбург поддерживал постоянную связь с Папеном, которого вытеснил Шляйхера в пользу себе, и Папен со своей стороны не оставался бездеятельным. Он уже всегда намеревался каким-либо образом задействовать Гитлера, в августе 1932 года он даже однажды был готов назначить его вице-канцлером, причем он не только недооценивал Гитлера, но оценивал его полностью неверно.
Папен рассматривал Гитлера с перспективы господина, аристократа. Для него Гитлер был одарённым плебеем, выдвиженцем из низов, который должен быть рад, если будет допущен в «кабинет баронов» в качестве практиканта. Он не имел никакого понятия о гораздо более масштабных планах Гитлера и о его гораздо более высоком честолюбии.
Гитлер действительно отклонил великодушное предложение Папена. Он настаивал на том, что он сам должен стать рейхсканцлером, и именно со всеми чрезвычайными полномочиями. Гитлер стремился к своему собственному государственному перевороту.
Папен между тем взвесил вариант — не меняя при этом своей оценки Гитлера — что в чрезвычайной ситуации это могло бы быть приемлемым. Действительная власть всё же была ещё у рейхспрезидента, и в этом Папен чувствовал себя уверенным, даже если Гитлер станет номинальным рейхсканцлером, а Папен только лишь вице-канцлером. Если можно было «ограничить» Гитлера, как он сам охотно выражался, если Гитлер не настаивал на том, чтобы тотчас же привести в правительство всех своих последователей, если он был готов образовать своего рода коалицию с немецкими националистами и возможно даже с центром — то почему собственно нет?
Когда затем в последние дни января 1933 года была сформирована коалиция национал-социалистов и немецких социалистов, то Папен весьма самодовольно ответил критику, который изумлённо и испуганно упрекал его: «Как, Вы привели Гитлера к власти?!» — «Вы ошибаетесь, мы его только наняли». Насколько же он ошибался!
Эпоха Гитлера
Последнюю эпоху Германского Рейха следует называть эпохой Гитлера, и именно в ином смысле, чем по которому годы перед Первой мировой войной можно обозначить как кайзеровскую эпоху, а позднейшую фазу Веймарской республики как эпоху Гинденбурга.
Кайзер и Гинденбург несомненно были представительными фигурами своей эпохи. Но они ни в коем случае не были людьми, которые определяли бы внутреннюю и внешнюю политику Германского Рейха по своему усмотрению. Это можно скорее сказать о Бисмарке. Но никогда в своё время Бисмарк настолько не господствовал над Рейхом и не мог его формировать в соответствии со своими идеями настолько без сопротивления, как это делал Гитлер в последние двенадцать лет его существования.
Захват власти Гитлером состоял не в том, что 30 января 1933 года он был назначен рейхсканцлером. Наоборот: тогда еще многие верили, что странное правительство Гитлера-Папена исчерпает себя настолько же быстро, как и его предшественники и тогда снова придёт нечто совсем другое. То, что этого не произошло, для многих людей было большой неожиданностью, а для большинства из них и отрадным явлением.
18
Название журнала переводится как «действие; деяние».