Страница 30 из 49
Но это было уже самое благоприятное отношение к республике, которое можно было найти у старых элит. Рейхсвер же, например как раз во время капповского путча в отличие от высшего чиновничества сохранял хладнокровный нейтралитет между легальным и нелегальным правительствами. «Войска не стреляют по войскам», заявил тогдашний начальник командования армией генерал фон Зеект. Во время другого более позднего кризиса Эберт, все таки в качестве рейхспрезидента бывший номинальным Верховным Командующим рейхсвера, задал Зеекту смиренный вопрос: «Я хочу в действительности знать, где же тогда собственно стоит рейхсвер?», и получил на это надменный ответ: «Рейхсвер стоит за мной».
Совсем плохо для республики дела обстояли в университетах и высших учебных заведениях. Студенты и профессоры, преподаватели и их ученики были — я могу это подтвердить на основании опыта своей юности — резко антиреспубликанскими, монархическими, националистическими и реваншистскими. В церквях эта позиция была несколько смягчена, однако в целом во всяком случае протестантская церковь была по крайней мере настолько правой, насколько сегодня она является левой. Католическая церковь также явственно холодно относилась к республике, хотя католический центр принимал участие в управлении страной. Конкордат с властью она заключила лишь в 1933 году — с Гитлером.
В промышленности положение было сложнее. Сразу после революции, в ноябре, было заключено «Соглашение Штиннеса-Легиена[17]», соглашение между работодателями и профсоюзами, своего рода заключение мира, которое предусматривало в будущем тарифные договоры при участии профсоюзов. Однако инфляция затем снова сильно вывела на передний план противоположные классовые интересы предпринимателей и рабочих. В целом дело обстояло так, что Веймарская республика была только республикой рабочих — если они не становились коммунистами — а большинство предпринимателей очень скоро знать ничего не желало об этом государстве.
Неприятие всех этих групп было пожалуй самой глубокой причиной того, почему республике при президенте Эберте с 1919 до 1924 года никогда не удавалось консолидироваться как устойчивой государственной форме Германского Рейха. В противоположность этому тот факт, что Эберт никогда не избирался народом, как собственно предусматривала Веймарская конституция, а только «временно» избирался Национальным Собранием, играл лишь второстепенную роль.
И затем, в среднем периоде существования Веймарской республики, в годы между 1925 и 1929, казалось, что республика вдруг консолидировалась. Эберт умер в феврале 1925 года. Теперь произошли первые предусмотренные конституцией всенародные выборы рейхспрезидента. В первом туре, в котором каждая партия выставила своего кандидата, не выявилось однозначного победителя. Для второго тура затем германская национальная народная партия, то есть монархически настроенные правые, находчиво выставили старого, знаменитого фельдмаршала Гинденбурга, героя мировой войны. И он выиграл.
Победа Гинденбурга сначала была воспринята республиканцами как ужасный удар. Гинденбург был фельдмаршалом Первой мировой войны, в то время символической фигурой чрезвычайно реакционного Людендорфа, монархистом до мозга костей. Как можно было при его верховенстве продолжать дело республики? Совершенно неожиданно сначала дело пошло очень хорошо. Первые пять лет президентства Гинденбурга были пятью самыми лучшими годами Веймарской республики. Казалось, что наконец-то она консолидировалась. У этого была очень простая причина:
Старые правящие слои общества кайзеровского рейха, которые и в республике оставались истинными правящими слоями, не воспринимая в действительности новое государство как свое, теперь вдруг стали смотреть на него другими глазами. Республика под управлением рейхспрезидента Гинденбурга, то есть под управлением чрезвычайно респектабельной ключевой фигуры кайзеровского рейха, который во время Первой мировой войны уже однажды был почти что своего рода заменителем кайзера — это все же было нечто совсем иное, чем республика Эберта и социал-демократов. Это настроение очень скоро нашло свое отражение в том, что полностью отрицавшая до тех пор государство самая большая правая партия рейхстага, немецкая национальная народная партия, теперь сочла возможным для себя сотрудничать в правительстве республики.
С 1925 до 1928 года в Веймарской республике с небольшим перерывом теперь правила не Веймарская коалиция, а правая коалиция, состоявшая из партии центра, немецкой народной партии и немецких националистов, у которых было серьёзное, даже если и не подавляющее большинство в рейхстаге. Неожиданно республика стала стоять на двух ногах. Она не зависела больше только лишь от партий центра и левого крыла, но могла теперь также совершенно нормально управляться коалицией центра и правыми. Это стабилизировало республику. Этому способствовало, как уже было изложено в предыдущей главе, то, что в это время произошли большие улучшения в экономике: инфляция была остановлена уже в последний год правления Эберта, теперь наконец была произведена и денежная реформа, а затем, благодаря обильно поступавшим американским кредитам, наступил некоторый расцвет экономики. Во внешней политике также можно было отметить успехи: Рурская область стала снова свободной, был заключён договор в Локарно, ставший своего рода дополнением к мирному договору на Западе и исключивший в будущем злоупотребления со стороны французов. Одним словом, вдруг снова наступили счастливые времена. И во всяком случае вплоть до 1928 года дело выглядело так, как будто всё так и останется.
Затем произошло два события, которые уже в 1929 году, перед наступлением мирового экономического кризиса, снова начали дестабилизировать Германию. Одно заключалось в том, что коалиция центра и правых, правившая до середины 1928 года, проиграла выборы в рейхстаг в 1928 году. Немецкие националисты неожиданно стали гораздо слабее, социал-демократы стали снова сильнее — у них были наилучшие результаты выборов с 1919 года. И теперь оказалось, что новое правительство невозможно создать ни на базе Веймарской коалиции, ни на базе того, что я хотел бы назвать коалицией Гинденбурга: ведь у Веймарской республики не было того, что с самого начала было у нынешней Федеративной Республики — чёткой системы правых и левых партийных групп. Пришлось создать «большую» коалицию от СДПГ до правых либералов, и это было очень слабое правительство, поскольку его фланги с самого начала стремились в противоположные направления. В период с середины 1928 до начала 1930 года, когда правила большая коалиция, политическая стабильность отсутствовала, хотя до начала мирового экономического кризиса с экономической точки зрения это были ещё приятные годы. Это во-первых.
Но другое, что должно было проявиться как гораздо более опасное, было связано с личностью рейхспрезидента. Когда в 1925 году Гинденбург был избран, ему насчитывалось уже 77 дет, теперь же ему было за 80. Он не мог продолжать вечно стоять во главе государства. Нельзя было рассчитывать на то, что он в 1932 году по истечении своего семилетнего срока службы, будет в состоянии еще раз участвовать в выборах в качестве кандидата, не говоря уже о том, чтобы выдержать второй срок на посту. Как же тогда вести дела дальше? Второго Гинденбурга не было. Весь замечательный компромисс, который был достигнут в начале периода правления Гинденбурга, почти кайзеровская республика, которая стала приемлемой также и для монархических правых, опирались на два очень старых плеча.
Следовало подумать о том, как может сохраняться этот компромисс и должен ли он вообще сохраняться. В рядах правых возрастало беспокойство. Прежде всего среди немецких националистов, которые под новым, гораздо более радикальным руководством тем временем снова находились в оппозиции, родилась теперь мысль, что время правления Гинденбурга можно ведь рассматривать и иначе, чем прежде: не как стабилизацию республики, а как переход к монархической реставрации. Разве не мог бы Гинденбург из рейхспрезидента постепенно превратиться в наместника монарха? Возможно даже в регента вновь установленной монархии? Таковы были планы, которые всерьёз обсуждались, а в руководстве рейхсвера даже очень живо. Конкретизированы они были человеком, определявшим тогда политику рейхсвера — генералом фон Шляйхером.
17
Название получило по именам главных лиц, подписавших это соглашение: промышленника из Рура Гуго Штиннеса и председателя Генеральной комиссии германских профсоюзов Карла Легиена.