Страница 35 из 60
— Настя… — У него все сложилось. — Вы садитесь, Настя…
Она села на самый краешек стула, натягивала юбку на колени, то смотрела Ивану прямо в глаза, раскрасневшись, то опускала их к полу, побледнев. И с ним происходило то же самое. Его сердце за долгое время впервые колотилось быстрее обычного, и, казалось, даже деревянные части тела пронизывала дрожь предчувствия чего-то нового, радостного.
— Расскажите о себе, Настя! — попросил.
— Мне особо нечего… — Она опять премило смущалась. — Я в техникуме здесь училась, в педагогическом. Сейчас с детишками в садике вожусь… Вот… И немножко на ксилофоне играю… Здесь, в самодеятельности… Года четыре…
— Это очень интересно! — воскликнул Иван Диогенович, сверкнув глазами-сапфирами.
— Правда?
— Конечно!
— Ой, — она вдруг спохватилась. — Я, наверное, отнимаю у вас время!
Ему действительно надо было собираться на концерт. Правым ухом он слышал шумное дыхание охраны за дверями, голос Жагина. Но он мог и опоздать. Это даже хорошо — для ажиотажа.
— Работать с детьми — самое прекрасное дело в жизни!
— Правда? — опять спросила она, а он подтвердил, кивнув. — Но разве не ваше дело самое правильное — быть ксилофоном?
Вместо ответа он предложил:
— Не ходите сегодня на мое выступление!
— Как же! — Она заволновалась. — Мне нужны ответы!
— Оставайтесь здесь! — со страстью в голосе предложил он. — Я вернусь и отвечу на все ваши вопросы! Даже больше!
— Иван Диогенович! — Жагин. — Пора!
— Удобно ли это? — нервничала она.
— Конечно! Вас здесь будут охранять! Вместо меня.
— Правда?
— Договорились?
— Иван! — постучала Настя. — Опаздываем!
— Вам пора…
— Так остаетесь?
— А дедушка?
— А что — дедушка? — не понял Иван.
— Дедушка станет волноваться.
— Ах, дедушка… Мы дедушку успокоим… Он вас на станции ожидать станет. В своем кабинете! Моя горничная блинов ему напечет! Договорились?
Она кивнула, а потом улыбнулась, словно вдруг поверила человеку-ксилофону.
— Договорились! — расстегнула пуговку тесноватого ворота платья. У нее пятна еще красные от пальцев на белой коже остались. И в памяти Ивана запечатлелись…
— Вот и чудесно! — И крикнул: — Выносите!
Его осторожно грузили в крытую полугрузовую машину.
— Осторожно! — командовал Жагин. — Анастасия Ольговна, садитесь в «ауди», — распоряжался делово.
— А кто там, у Ивана Диогеновича в купе?
— Вы имеете в виду девушку?
— А там еще кто-то есть?
— Это внучка помощника начальника станции. Старик очень за нее просил… Все готовы? — крикнул Жагин.
Услышав ответ «так точно», махнул рукой, и кортеж двинулся к зданию филармонии.
На полпути автомобили встретил сам полковник Крутоверхов со служебными машинами. Те запели сиренами и сопроводили артиста до самого служебного входа в концертный зал.
Толпа, углядевшая прибытие главного действующего лица, заревела в восторге, и содержалось в этом восторженном реве что-то совсем неприятное. Так радостно вопят те, кто завтра тебя же на Голгофу и поведет.
Ивана Диогеновича сноровисто доставили в гримерную, где Настя еще раз прошлась по его телу полиролью.
— Что за девушка? — спросила.
Он не ответил, сосредотачиваясь. Она ковырнула ноготком карельскую березу.
— Осторожнее, — попросил он, впрочем, совсем без раздражения.
— Извини.
— Начнешь как вчера, с Баха, — распорядился человек-ксилофон.
— Конечно.
— Потом как пойдет.
— Поняла.
Она опять с нажимом провела крашеным ноготком по дереву.
— Что с тобой сегодня? Ты невнимательна.
— Прости…
В его воображении нарисовался облик внучки помощника начальника станции, и он, вдохновленный, велел:
— Выпускайте Шарманского!
Шарманский сновал в лучах света и почти пел:
— Леди и джентльмены! Дамы и господа! Уважаемый господин губернатор! Уважаемый господин мэр! Позвольте начать наш сегодняшний вечер, который проведу для вас я — Аркадий Шарманский, мастер конферанса и непревзойденный заполнитель мхатовских пауз свежайшими анекдотами!
Зал дружно зааплодировал. Ему нравился этот старенький, но еще подвижный еврей с архаичной бабочкой на шее.
Потянет одеяло на себя, подумал Жагин.
— Вечер номер два-а-а-а-а! — протянул конферансье. — Второй ве-е-е-е-е-ечер!.. Сегодня до полуночи будут открыты все карты! — Шарманский вновь показал свой талант, лишь голосом одним сгущая атмосферу в зале до мистической, в какой обычно любят выступать фокусники, маги и экстрасенсы. — Тайны мироздания приоткроются для каждого, перед каждым обнажится великий секрет бытия… — Конферансье метался в луче света, как жук, накрытый стаканом. — И не лишним будет, если слабые нервами заготовят валидол или сейчас же забросят его под язык!.. Итак… — он подвесил эффектную паузу, во время которой зал не выдержал и сорвался в овацию. Шарманский чрезмерно долго кланялся, а Жагин злился — потянул-таки одеяло на себя, старый клоун… Владелец старинных лаковых туфель вдруг выпрямился, сделал выпад вправо, вытянув руку, как фехтовальщик, наносящий решающий удар, и воскликнул:
— Человек-ксилофон!!! — Зал бился почти в истерике. Губернатор старался быть сдержанным, а Карловна неистово крестилась. — Иван Диогенович Ласки-и-ин!!! Играет Анастасия Переменчивая!!!
Сноп света… Сверкание азиатских глаз из-под инструмента. Красивая женщина с молоточками в руках… Взмах…
Музыка, тревожная и опасная, потекла со сцены, как и в прошлый раз, тягуче, обволакивающе. Лицо Ивана, подсвеченное белым лучом его выражение, говорило о том, что человек-ксилофон сейчас пребывает в другом измерении. Тревожность музыки болезненно нарастала, и зал, как и накануне, в слаженном порыве завыл песню ужаса, зрители закрутили головами, оглядывая уголки мироздания, куда их перенесло в одно мгновение невиданное чудо.
Иван заговорил. И опять его слабый голос без микрофона был слышен каждому уху:
— Вселенных великое множество… Их нескончаемое множество… — Он словно проецировал картинки мироздания прямо в зрительские мозги. — Вселенные висят во тьме, как гроздья бананов… — И все тотчас увидели эти гроздья, прозрачные, словно в рентгеновских лучах. — И в каждой из них мириады звезд, а вокруг звезд — планеты, и на этих планетах живем мы. Наши души тиражированы бесчисленное количество раз…
И в этот момент на сцену опять поползла Карловна. Она ощупывала пространство вокруг, будто рядом ползли десятки таких же, как она, губернаторш.
Иван замолчал, и зритель постепенно пришел в себя, вернувшись из глубокого космоса воодушевленным для новых потрясений. Все завороженно глядели, как губернаторша все ближе подползает к человеку-ксилофону.
Она доползла и вновь распласталась крестом перед Иваном.
— Что есть смерть? — спросила почти мертвым голосом.
— Ничего. Ибо смерти нет.
— Комментарии! — запросили из середины зала. — Обещал!
— Если смерти нет, зачем комментировать то, чего нет?
— Так, значит, не будет комментариев?
— Нет, но я просто расскажу про смерть, какой вы ее видите и какая она есть на самом деле. Можно я сам задам вопрос?
— Валяй, — разрешил народ.
— Верите ли вы в бесконечность мироздания? В то, что у Вселенной нет конца?
— Проходили в школе, — хихикнул женский голос.
— И Вселенных бесконечное множество, — продолжил Иван. — Если взять космический корабль и полететь на нем далеко-далеко, несколько Вселенных, например, пронестись, то мы найдем планету, идентичную нашей. Так как все бесконечно, то и бесконечна вариация событий и производных. Настолько бесконечна, что можно отыскать самих себя. На такой же планете будем жить такие же мы, до атома тождественные себе, прилетевшим. У нас там будут те же дети, родители, мы будем работать на тех же должностях и говорить, что говорили на своей планете в те же отрезки времени. Даже наше дыхание будет синхронным. Даже ковырять в носу мы станем, как в зеркале отображение…