Страница 16 из 16
Ну, что мы на сегодня имеем? Ольга Румянцева, например, была похожа на белку, если знать, что на самом деле белки злые и очень подвижные. Катя Гендель – на ондатру, такая же округленькая, усатая, все время ела и ходила в ондатровой шубе даже летом. Алексей Гусин, тут и фантазию особо привлекать не надо – и лицом, и фигурой, и амбициями напоминал породистого, ухоженного хозяйского гуся… «Стоп! Кстати, а на кого похож Апоков?» – спохватился Садовников. – «Да как же это я его пропустил? Столько лет знаю, а еще ни разу ни с кем не сравнивал. Непорядок!» И Сергей лихорадочно начал подбирать животное, на которое мог быть похож генеральный директор РосТВ. «Ни медведь, ни лев, ни слон, ни лось, ни носорог, ни верблюд, ни горилла…» Действительно, ни у кого из перечисленных походка не добирала солидности апоковской поступи. «Может, какой-нибудь бронтозавр?… Нет. Бронтозавры вымерли, а Апоков, похоже, вымирать не собирается. Апоков – не бронтозавр». Птицы тоже очень быстро отпали, и Садовников перешел к водным обитателям. «Кит? Нет, не кит. Кит, в отличие от генерального, слишком индифферентен ко всему, что происходит… Касатка? Нет, касатка уж больно откровенная, чтобы тягаться с Апоковым даже в океане. Нет, не она». Садовников надолго остановился на кашалоте и даже в чем-то начал улавливать внешнее сходство, прикладывая кашалоту то армянские кучеряшки, то твидовый костюм, то затемненные очки. Хотя чем больше деталей привлекал, тем сильнее наступало разочарование. Похожесть – это когда не думаешь о деталях. Похожесть – это когда посмотрел и сразу узнал. Вдруг его осенило: Апоков – не животное… Он – танкер! Настоящий нефтяной танкер! Огромный, солидный, непотопляемый, поражающий своей мощью, вместимостью и межконтинентальностью, который плывет караванным маршрутом в сопровождении конвоя из военных кораблей. Садовников вспомнил слова Руденко: «Владеть телевизионным эфиром – это все равно что владеть нефтью». И сразу стало понятно, что Апоков – это танкер. Танкер с самым большим водоизмещением. Танкер, который движется уверенно и равномерно. Танкер, который видно издалека. И штормы, и айсберги ему нипочем. Конвой бережет от подводных лодок. Он полон государственной нефти, которой ни барреля не выкупишь, если ты не «затусован». Вот так. «А ведь действительно, – подумал Садовников, – когда-нибудь какой-нибудь танкер так и назовут: „Александр Апоков“».
В это время в коридоре случилось невероятное. Одномоментно вся тусовка рассеялась, и Апоков остался один. Что бы это значило? Понятно, что гендиректору достаточно было одного словесного намека или жеста, чтобы его оставили в покое. Но зачем же оставаться одному в коридоре? Что-то новенькое… У Сергея даже блеснула слабая надежда: «А может, он так поступил из-за меня? Ладно, как бы там ни было, другого случая не будет». Танкер «Александр Апоков» приближался… Впереди – никого, сбоку – тоже никого, и в кильватере никого! «Ну, Отто Хайниге, заводи свой торпедный катер!», – скомандовал себе Садовников и, оттолкнувшись от батареи, пошел навстречу. В гулком пустынном коридоре оставались только двое: Садовников и Апоков… В гулком пустынном коридоре сближались гендиректор и лучший сценарист. По мере того как расстояние между ними сокращалось, Садовников все больше понимал, что никакой он не Отто Хайниге и никакой у него не торпедный катер. Он просто обыкновенный утопающий, выброшенный когда-то за борт. И дай Бог, если имеет ветхую шлюпку или спасательный пояс. Тем не менее Садовников старался на утопающего не походить. Он был хорошо одет, держался прямо и улыбался почти искренне и по-доброму. Тридцать метров до Апокова… Апоков его заметил. Кивнул и тоже улыбнулся… Двадцать метров до Апокова… Апоков повел плечами и наклонил голову. Дескать, где ты пропадал, дружище? Десять метров до Апокова… Александр Завенович приоткрыл рот и приветственно раскинул руки. Четыре метра до Апокова…
– Здравствуйте, Александр Завенович!
Апоков делает равнодушную физиономию, отворачивается, проплывает мимо и, не ответив на приветствие, заходит к себе в кабинет. Все.
«Черт бы тебя побрал, манипулятор! – разозлился Сергей. – Сколько времени из-за тебя потерял!» И пошел обратно в тупик докуривать последнюю сигарету. «А ведь он и на самом деле специально всех отогнал для того, чтобы вот так, один на один меня встретить, гаденыш! И сравнение с танкером было действительно верное… Танкеры людей не спасают».
– Садовников!
Сергей обернулся и опять увидел Румянцеву. Ольга смотрела с ненавистью и куда-то мимо, словно вынуждена была сообщать то, о чем не хотела бы говорить.– Сергей Викторович, вас вызывает Александр Завенович Апоков!
Глава 7 Воспоминания
Разбег! Замах! Бросок! Продолговатый предмет, запущенный под правильным углом, рассекает воздух. Вот он завис на несколько мгновений на фоне облаков… И, описав естественную дугу, падает в водоем. Захрустел песок. Участилось дыхание. С Богом!
Михаилу Леснеру этот эпизод вспоминался очень часто. Словно кто-то прокручивал одну и ту же кинопленку во время сна или же когда он находился в послеобеденном забытьи. Эпизод набирал со временем все новые уважительные подробности и радующие детали. И в конце концов приобрел вид доработанной короткометражки с мужественно-соревновательным содержанием, не вызывающим обиды ни у кого. Поскольку участниками того памятного заплыва были только четверо из «Видео Унтерменшн», а свидетелей мало: белолыцинская охрана, «болеющий» Эзополь и сам Белолыцин, – то впоследствии этот эпизод удалось даже мистифицировать в кругу высших бонз рекламного агентства и представить как совершенно героический эпизод. «За четверых храбрецов!» – вот такой появился тост в узком кругу. Друзья выпивали и вспоминали… милые сердцу подробности памятного вечера на природе, венчающего удачную рекламную кампанию политблока, кстати, в то время самого крупного в стране.
Итак, четверо храбрецов разбегаются, чтобы броситься в холодную воду незнакомого озера… И как знать, что ждет их там, на середине, где покачивается палочка на темных волнах? Тут может и судорога ногу свести. И водоворот засосать. Бывают же водовороты! А то, глядишь, и стокилограммовый сом-людоед, обитатель тихих озер, подстерегает устремляющегося пловца. Но тем не менее они бегут. Бегут к воде. Бегут, отгоняя страх и презирая трусость. И ни один из них не отступит, не оступится и не упадет. «Посмотрим, какие вы охотники-и!» – долетает следом возглас Виктора Степановича Белолыцина, растирающего руку. Чуть было не вывихнул ее премьер-министр. Такой широченный был замах и сильный бросок.
Итак, бегут. Впереди Леснер. На два шага отстает Апоков. А еще чуть подальше Буревич и Гусин. За право оказаться предпоследним между двумя последними, кажется, развернулась настоящая борьба. Хотя на самом деле это была лишь видимость борьбы. Буревич прекрасно знал, что Гусин не посмеет его обогнать из соображений субординации. А Гусин понимал, что не имеет права. Но уже одно только обстоятельство – оказаться в такой четверке, да еще на глазах у самого Белолыцина, – на долгие годы вызовет зависть у любого администратора агентства. «Ты понял, как в люди выбиваются? – пилит жена своего мужа, гремя посудой. – В десяти метрах от самого Белолыцина!» А потом добавляет ночью: «Да отстань ты! Меня-то просто обнять. Ты вон пойди Белолыцина обними!»
«Куда, армяшка?» – шипит сквозь зубы Леснер догоняющему Апокову, стараясь не сбить дыхание. Михаила Юрьевича всегда преследовала мысль, что Апоков в самый неподходящий момент может взять и как-нибудь его да обойти. Конечно, это произойдет не сейчас, не в погоне за палочкой, но лучше все-таки осадить скрытного конкурента для профилактики. Тем более что апоковское сопение в непозволительной близости в последнее время начинало его порядком раздражать. На худсоветах, на презентациях, на банкетах, а один раз даже в кровати. Это случилось после особенно жестокого сабантуя, когда Михаил Юрьевич потащил кого-то в спальный кабинет, а утром выяснилось, что это был Апоков.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.