Строптивая невеста

— Может, и так, — ответил Райдер и подумал о том, что другие никогда не видели и не ласкали грудь Софии, а поэтому не смогли обнаружить обмана. Вряд ли они ласкали и другую женщину, и уж тем более не обращали внимания на ее грудь, вот их и дурачили. Райдеру показалась забавной мысль, что на этот раз София потерпела фиаско только потому, что позволила ласкать свою грудь. Он весело рассмеялся.

В пять часов дня он вспомнил, что той ночью в комнате находился мужчина, он слышал мужской голос, но ни единой фразы не разобрал. Зачем нужно было какому-то мужчине присутствовать во время любовной сцены? И кто, кстати, его, Райдера, раздел и положил на кровать, ведь сам он был не в состоянии этого сделать, раз его одурманили наркотиком? Не этот ли неизвестный мужчина? И кто он?

София скорее всего не раздевала его, Райдер этого не помнил. Она лишь заманила его в домик у моря, позволила целовать, а потом передала его другой женщине, которая выполнила основную часть задуманного плана. Вот как все было. А неизвестный мужчина — не кто иной, как дядюшка Тео, кто же еще?

Райдер решил ехать в Кэмил-холл, и немедленно. Он покажет этим негодным людишкам! Они ответят за свои гнусные действия, или он перестанет себя уважать! Умывшись и тщательно одевшись, Райдер быстрым шагом вышел из дома, вскочил на коня и ускакал в направлении Кэмил-холла, хозяева которого, он был уверен в этом, вряд ли обрадуются его неожиданному визиту и уж тем более не предложат незваному гостю остаться у них на обед.

У Софии не было никакого желания находиться в обществе дяди, и она сказала ему, что отобедает наверху, у себя в комнате. Буквально через несколько минут к ней в спальню ворвался взволнованный Джереми со словами:

— Что случилось, Софи?

Мальчик боялся, что сестра может внезапно заболеть или, что еще хуже, умереть и оставить его одного на всем белом свете. Потеряв родителей, Джереми стал очень болезненно относиться к самочувствию сестры, и малейшее нарушение обычного распорядка, как, например, сейчас, когда София отказалась обедать вместе со всеми, пугало его.

— Не волнуйся, я прекрасно себя чувствую, мой дорогой, — постаралась она успокоить брата. — Я передумала есть в одиночестве; подожди минутку, пока я причешусь, и мы вместе спустимся в столовую.

Джереми уселся в кресло и принялся рассказывать:

— Дядя Тео поручил Томасу свозить меня на северное поле, и мы поехали и пробыли там часа два, не больше, пока не началась жара, и это было так здорово, Софи! Наблюдать за работами, ну и так далее. Только Томас несколько раз подгонял рабов кнутом, хотя они вроде бы ничего особенного не сделали; Томас говорит, что это необходимо, иначе негры перестанут работать. Он называет их ленивыми бездельниками.

София ненавидела Томаса всем сердцем; она считала его жестоким, мерзким негодяем, однако девушка не стала говорить о своих чувствах брату, а спокойно продолжала расчесывать волосы под болтовню Джереми, а расчесав, стянула их в хвост на затылке черной бархатной лентой. Закончив причесываться, София встала из-за туалетного столика проглядела себя в зеркале: вроде бы все было в порядке, если не считать синяка на щеке, правда, он был едва заметен; чтобы увидеть его, следовало как следует приглядеться. А накладывать на лицо толстый слой пудры и румян София не собиралась — зачем? В неярком сумеречном свете синяка никто не увидит, разве что наблюдательный дядя Тео, но ему это доставит удовольствие. Не глядя на Джереми, она спросила:

— А если бы ты был здесь хозяином, оставил бы надсмотрщиком Томаса? Или нанял бы другого вроде него, чтобы он держал рабов в страхе?

Джереми задумался, покусал нижнюю губу, поерзал в кресле и только потом ответил на вопрос сестры:

— Не знаю. Дядя Тео считает Томаса хорошим надсмотрщиком, он ему доверяет, разрешает Томасу делать так, как тот хочет, вот только…

— Что?

— Ну, я ведь знаю многих рабов давно, уже четыре года, как мы здесь живем, я считаю этих людей своими друзьями, а они считают своим другом меня, понимаешь? Для чего, спрашивается, мне стегать их кнутом? И на плантациях такая жарища, Софи! Я, пока ездил с Томасом, устал, а они-то работают весь день!

София подошла к брату, погладила его по волосам и, не в силах сдерживаться, поцеловала в лоб, хотя и боялась напугать мальчика таким неожиданным проявлением материнских чувств. Джереми, не обратив на нежности сестры особого внимания, вскочил с кресла и потянул Софию за руку:

— Пойдем!

И они весело выбежали за дверь и начали спускаться на первый этаж. Внезапно София остановилась как вкопанная: в холле у подножия лестницы стоял Райдер Шербрук. Молодой человек выглядел настоящим денди; рядом с ним суетился Тео Берджес, изображая радушного хозяина.

Райдер увидел Софию и от изумления долго не мог прийти в себя — вместо вульгарной развращенной особы в ярко-красном пеньюаре перед ним предстала девушка, выглядевшая не старше шестнадцати лет в своем нежно-желтом муслиновом платье. На ее личике застыло выражение безграничного ужаса, словно перед девушкой появился дьявол, собирающийся без промедления утащить ее живьем в четвертый круг ада. Теодор Берджес, заметив изумленный взгляд Райдера, обернулся к племяннице и при виде ее сжал кулаки от ярости:

София выглядела невинным, бесхитростным созданием, а так выглядеть ей было не положено. Черт бы побрал эту проклятую девку! Берджес был готов избить ее до полусмерти за то, что она не накрашена, а тот факт, что Райдер Шербрук нагрянул неожиданно, без всякого предупреждения, его абсолютно не волновал.

— Здравствуйте, София, — поздоровался Райдер. — Ваш дядя предложил мне остаться на обед, я принял приглашение, так что придется вам терпеть мое общество. О, а это кто?

Джереми, хромая, подошел к гостю и протянул ему руку:

— Меня зовут Джереми, сэр. Я брат Софи. Райдер приветливо улыбнулся мальчику и дружески пожал его руку.

— Очень приятно познакомиться, Джереми. Я и не подозревал, что у Софии такой взрослый брат!

— Мне уже девять лет, сэр. Сестра говорит, что я расту быстрее, чем осока на болотах.

— Джереми — чудесный мальчуган, — подал голос дядюшка Тео.

Во время этого разговора София со страхом искала в глазах Райдера выражение жалости или презрения; девушка привыкла, что именно так — или с жалостью, или с презрением — люди смотрят на ее брата, но не могла смириться с этим; такое отношение оскорбляло ее до глубины души. Райдер Шербрук, без сомнения, получил отличное воспитание и знал, как следует вести себя, но она его немного побаивалась, потому что была не в состоянии предугадать его поступки.

Джереми, в отличие от сестры, ничуть не взволновался и не испугался, а наоборот, радостно просиял, сразу распознав в госте настоящего джентльмена; кроме того, этот джентльмен был молод, хорош собой, со вкусом одет и приветливо ему улыбался. Мальчик сразу угадал, что гость появился в доме из-за Софии, и восторженно обратился к сестре:

— Как здорово, Софи! Он будет обедать вместе с нами!

— Да, конечно, — ответила девушка и выдавила из себя улыбку, более похожую на досадливую гримасу.

Райдер отметил несомненное сходство между братом и сестрой; заметил он также и физический недостаток мальчика, скорее всего, хромота была врожденной, однако Джереми казался вполне жизнерадостным, ни в коей мере не комплексующим из-за своего увечья. Райдер даже нашел его умным и забавным. Джереми напомнил ему Оливера, и Райдер незаметно вздохнул: он так скучал по Оливеру и другим детям.

Весь путь из холла в столовую Джереми был занят разговором с мистером Шербруком, и даже дядюшке Тео не удавалось оттеснить мальчика от гостя и сделать так, чтобы Джереми хоть на минутку замолчал. Приказать ему Берджес не мог и поэтому только снисходительно улыбнулся, как бы говоря: «Что же я могу сделать?» А Райдер слушал мальчика с видимым удовольствием.

— Моя сестра считается лучшей наездницей здесь, — похвастал Джереми, — я думаю, она даже на Ямайке самая лучшая, правда, я ни разу не был в Кингстоне и ручаться за это не могу.