Сочинения

не может быть иллюзией.

Учитель. Мое восприятие и это чувство могли быть психологической иллюзией.

Отец. Вы воспринимаете истину не как иллюзию, и вспоминаете о ней не как об иллюзии. Вы только вашим разумом предполагаете, что она могла быть иллюзией. Но каким образом знаете вы об иллюзии и отличаете иллюзию от истины, раз не знаете, что такое истина? Откуда знание о безусловной истине, о чем–то достоверно существующем, если эта истина, если это достоверно существующее не существуют ни вне человека, ни в качестве человека? Поэтому, если, сомневаясь, вы уже не знаете достоверного, а знали его раньше, — достоверное раньше было с вами, а теперь вас покинуло. Но точно ли оно вас покинуло! Действительно ли вы с ним расстались? Не живет ли оно еще с вами, хотя и какою–то бледною тенью? Как я сказал, если человек сомневается, истинно или не истинно познаваемое им, он уже знает, что такое истина. Сомневаться можно только на основе несомненного или из несомненного. Сомнительное есть не достоверное, не несомненное, а несомненное есть достоверное и первичное. Сомнение — недостаток достоверности, которая богаче, полнее сомнительного. В сомнительном как таковом нет несомненного, хотя сомнительное есть и таково потому, что есть несомненное. И естественно, что полнота жизни и деятельности связана с чувством достоверности, а в сомнении жизнь умирает. Сомнение и есть умирание. Предел сомнения — смерть. Таким образом, в самом сомнении достоверное, несомненное, безусловное всецело человека не покидает. И только потому человек может сомневаться и

Таким образом, с человеком соединено нечто несомненное и безусловное,

рассуждать. И ясно: не рассуждениями, не доводами разума постигается несомненное, так как сами рассуждения, сами доводы разума возможны только потому, что оно есть. Разум словно устремлен из несомненного вовне.

Учитель. Какие же вы из этого делаете выводы?

О т е ц. С человеком неразрывно, хотя и не с одинаковою, а с непрерывно убывающею или возрастающею степенью полноты соединено несомненное и безусловное. Оно не может быть подвергнуто и никогда не подвергается сомнению, ибо сомнение устремляется из него, но не в него. Познается же оно не разумом,

непознаваемое разумом, но лежащее в основе разумной деятельности и жизни и постигаемое

который всегда сомнителен и сомневается, а иначе. Благодаря несомненному становятся возможными разумная деятельность и сомнение, однако отнюдь не по отношению к нему. Это же несомненное и безусловное лежит в основе всей нашей деятельности и жизни; и расширение наше в деятельную жизнь есть расширение наше в нем и с ним и непрерывное возрастание полноты его единства с нами. Безусловное не познается разумом и все–таки постигается. Оно постигается или познается верою, которую не следует смешивать с предположением или доверием, достоверности не дающим. Таким образом, первая наша задача разрешена. — Нам удалось показать, что в основе всякого знания и даже сомнения лежит постижение несомненного или вера, которую мы низводим до степени доверия, когда верим без основания или когда не знаем, во что верим.

Учитель. Вы называете верою познание несомненного?

Отец. Такое определение может оказаться

Вера есть постижение человеком абсолютного и такое

опасным, так как само слово «знание» двусмысленно. Оно означает и знание–веру и знание разумное. Но первое выше и глубже второго. Оно делает возможным и обосновывает второе. Поэтому лучше говорить не о знании–вере, а о постижении–вере, оставив слово «знание» для деятельности разума.

Учитель. Мне все еще не вполне ясно отличие веры–постижения от знания разумного.

единство человека с ним, что разъединять их, как в знании, уже невозможно.

О т е ц. В разумном знании есть разъединение познаваемого и познающего, что особенно очевидно в познании внешнего мира. Верующий же так соединен с постигаемым им, что, хотя они и различны, они и не разъединены. Поэтому же, далее, в акте веры постижение не отделено от деятельности и жизни, а вера без дел, т. е. без деятельности, мертва. По качеству своему наиболее приближается к вере–постижению самосознание, почему оно наименее сомнительно. В моем собственном существовании сомневаться мне трудно, так как я сознаю себя существующим.

У ч и т е л ь. Об этом говорил еще Декарт.

Отец. Декарта вы помните, а славянофилов, которые писали о вере, забыли.

У ч и т е л ь. Отрицает ли вера разум?

Не отрицая разума,

Отец. Конечно, не отрицает. Ведь она его обосновывает. Поскольку знание разума несомненно, оно уже есть и вера.

Учитель. Однако в обычном словоупотреблении и понимании вера есть признание истинным того, что еще не доказано разумом или что даже противоречит разуму.

вера ему не противоречит.

Отец. Никогда вера разуму не противоречит.

Учитель. Как же не противоречит, если люди верили в драконов, в трех китов, на которых стоит земля?

Отец. Во–первых, киты и драконы противоречат известным нам законам природы, а вовсе не разуму. Во–вторых, это вовсе не та вера, о которой мы говорили. Это — необоснованное доверие, суеверие, предположение или, как говорили в древности, «мнение». Это, действительно,

— признание достоверным того, что находится в пределах разумного доказательства и еще не доказано. Такой веры–доверия сколько угодно в научных теориях, где она часто (например — теория эволюции, гипотеза самозарождения) даже противоречит разуму. Но ее не следует смешивать с верой истинной, на которой покоится само знание.

Не противоречат разуму и догмы христианства

Учитель. Но мало ли подобных же суеверий в области религии? И разве не противоречат разуму некоторые основные учения христианства, например — догматы Троицы и Боговоплощения?

Отец. Нимало. Они выше разума, но не противоречат ему, как все тело не противоречит руке, ноге, глазу. Можно показать, что, когда признается деятельность разума, необходим о признать и эти догматы. Противоречащими разуму они кажутся только для пристрастного или невнимательного человека. Так невежда признает противоречащим разуму и паровоз.

и даже наивные представления о Боге,

У ч и т е л ь. Но не превышают ли в этом случае разума и такие верования, как представление себе Бога в виде человеческого духа или даже старца, на что указывал комсомолец? А с другой стороны, можно ли противопоставлять доверие, скажем, научное доверие — вере, если вера лежит в основе самого разума?

Отец. Наивные представления о Боге в содержание веры не входят. Впрочем, в них всегда заключена большая или меньшая доля истины, а стало быть — и веры. Так истинно и входит в содержание веры, что Бог есть личное всеблагое существо. Но простой человек, способный мыслить лишь с помощью конкретных образов, может воспринять эту истину только как представление о личном человеческом духе или даже о старце. Подлинное содержание его веры —

как его символы и отражения.

личное всеблагое существо; осознавая содержание своей веры, он в состоянии определить его только в связи с несовершенно и приблизительно отражающим всеблагое существо конкретным образом старца. Точно так же и все разумное знание есть символическое выражение веры.

У ч и т е л ь. Тем не менее сам символ, сам образ старца являются представлениями ложными?

Отец. Почему? Они именно образы, действительное отражение Божества, которое всеблаго, т. е. благо так, что есть основа, начало и существо всякого конкретного блага, в том числе — и образа ветхого денми благого старца.

Учитель. Стараясь усвоить новое для меня понимание веры, я не могу не видеть в ней отрицания моей свободы.

Вера свободна и свободнее разума

Отец. Напротив, именно вера–то и свободна. Это разумное познание ставит человека в положение слепо и рабски принимающего то, что ему дано. Как вы не в силах не видеть того, на что смотрите, так же не в силах вы не подчиниться доказываемому разумом.