Византийское миссионерство: Можно ли сделать из «варвара» христианина?

Окончательно все запутывает еще одна версия крещения «Индии», предлагаемая в качестве альтернативной тем же Иоанном Никиуским: «Обитатели этой страны приняли человека благородного происхождения по имени Афрудит, происхождения индийского, и выбрали его епископом. Он был рукоположен апостольским Афанасием Александрийским»[76]. Здесь явно имеется в виду Фрументий[77].

Есть и еще несколько разных традиций, приписывающих христианизацию Южной Аравии разным лицам — сирийскому святому Фемиону, эфиопскому святому Азкиру и др.[78] По–видимому, ни одна из версий не отражает истинного хода событий — наиболее вероятно, что Йемен получил христианство в первые годы VI в., при императоре Анастасии, из северной Аравии[79]. Но в любом случае среди кандидатов в «апостолы Аравии» нет ни одного профессионального миссионера–одиночки, посланца Имперской церкви.

Встретившаяся нам выше «купеческая» миссия имела место, видимо, не только на Востоке, но и в районе Черного моря. Хороший пример этому — культ святого Фоки Виноградаря, который, согласно Астерию Амасийскому (IV в.), считался покровителем моряков. Поскольку те по необходимости много путешествовали и в портах неизбежно общались с аборигенами, «чудо достигло и варваров: все дикие скифы, которые кочуют на противоположном берегу Евксинского понта, живут поблизости от Меотийского озера и реки Танаис, населяют Боспор и простираются до Фасиса, все служат Виноградарю. Отличаясь от нас всеми своими нравами и обычаями, лишь в этом одном они с нами единомысленны. Дикость их повадок смягчена истиной (τοις δε πασιν εθεσιν καί έπιτηδεύμασιν διεστώτες ήμών εις τοΰτο μόνον όμογνώμονες γίνονται τήν αγριότητα των τρόπων υπό τής αλήθειας έξημερούμενοι). Один князь и властитель тех мест, сложив с головы венок, украшенный золотом и самоцветными камнями, сняв с себя боевой панцирь, сделанный из драгоценного материала, — ведь варварское вооружение хвастливо и кичливо— и то и другое послал Богу через мученика [Фоку], посвятив ему начатки своего могущества и власти»[80].

Однако среди варваров могли очутиться не только пленники и купцы, но и политически неблагонадежные подданные Империи. Епифаний Кипрский пишет: «Старец Авдий подвергся изгнанию и был сослан императором в области Скифии… Проведя там много времени — сколько лет, не могу сказать — и продвигаясь дальше (πρόσω βαίνων) до самых внутренних областей Готии, он обратил (κατήχησεν) многих готов, отчего в самой Готии возникли и монастыри, и [христианское] житие, и девствование, и аскеза редкостные… А после его смерти многие появились из той же когорты епископы и некий Ураний из Месопотамии. Он поставил епископами нескольких людей из Готии»[81].

Случалось и наоборот: Григорий Просветитель Армении был эмигрантом, спасавшимся в римской Кесарии от политического преследования. Как сказано в греческой версии армянского памятника, называемого «История Агафангела», «он обучался в городе Кесарии [Каппадокийской] и, познакомившись (έν γνώσει… γενόμενος) с неким христианином, был научен страху Христового учения»[82]. «Агафангел» пишет, что назад в Армению, на службу тамошнему царю Трдату, Григорий отправился «по собственному выбору» (αύτοπροαιρέτως)[83], тем самым он не являлся ни посланником Империи, ни уж тем более ее миссионером.

Итак, никого из тех проповедников христианства, о которых шла речь выше, никто не посылал в другие страны с целью проповеди там незнакомой варварам христианской религии. Более того, в ранней агиографии мотив миссионерства совершенно не встречается[84]. Единственное свидетельство того, что в эту эпоху организованная миссия существовала, — это легенда о Херсонских мучениках (см. ниже, с. 82), относящая к 299 г. инициативу иерусалимского епископа Хермона по крещению варваров[85], однако эта история вряд ли аутентична: во–первых, Иерусалим, из которого якобы были разосланы миссионеры по всему миру, вплоть до Эфесского Собора 431 г. имел, в качестве церковного центра, второстепенное значение. Во–вторых, христианская община в Херсоне утвердилась лишь в конце IV в. К самой легенде мы еще вернемся.

Религиозный переворот, происшедший в Империи в IV в., придал процессу обращения варваров новые, политические измерения. Во–первых, стихийная христианизация была задним числом «подверстана» под целенаправленную политику Константинополя; во–вторых, крещение стало восприниматься как залог подчинения варваров имперской воле. Весьма показателен в этом отношении рассказ Геласия Кизического о политике Константина Великого: «Боголюбивейший император, охваченный таким благочестием и верой в Бога, приуготовил многие… варварские народы к тому, чтобы они заключили с ним мир, в то время как Бог во множестве подчинял ему их (του θεοΰ αύτω ταΰτα καθυποτάξαντος), издревле враждовавших с римлянами»[86]. В структуре повествования Геласия заметны сразу две вольные или невольные подмены: с одной стороны, благочестие императора становится причиной не христианизации варварских народов, как этого можно было бы ожидать, а заключения ими мира; с другой же, использованный автором грамматический оборот «Родительный самостоятельный» оставляет несколько неясным, каково соотношение между действиями Бога и императора: то ли первый подчинял варваров независимо от миролюбивых усилий последнего, то ли «заключение мира» и «подчинение» — это вообще одно и то же. Однако продолжим прерванную цитату: «В то время свершилось множество добавлений к апостольским проповеданиям (προσθήκαι τοΤς άποστολικοΤς… κηρύγμασιν). Ведь если Матфей проповедовал парфянам, Варфоломей — эфиопам, а Фома — индам из Великой Индии, то индам, [жившим] дальше парфян и некоторым другим соседним с ними народам слово о Христе еще не было известно»[87]. Дальше в тексте Геласия речь идет о Фрументии и Эдесии[88], которые, как мы знаем (ср. с. 36), вовсе не были посланы на апостольское служение императором. Потом Геласий рассказывает о христианизации Грузии — но ведь и она началась без участия Империи (ср. с. 33); о том, на какой стадии вступил в дело Константин, становится ясно из повествования Феодорита: пленница (Нина) «убедила вождя этого народа послать к римскому императору и просить, чтобы был им отправлен учитель благочестия (διδάσκαλον τής εύσεβείας)… [император] Константин вместе с очень богатыми дарами выслал в качестве вестника богопознания для этого народа (κήρυκα τω εθνει τής θεογνωσίας) мужа, украшенного верой, разумом и [образом] жизни, а также удостоенного священства»[89]. Созомен добавляет к этому рассказу, что царь предлагал императору, «по наущению пленницы (υποθεμένης τής αιχμαλώτου)… союзничество и договор» (Sozomeni II, 7, 12). Таким образом, Империя проявляет себя, причем в пассивной роли, лишь на поздних этапах уже давно начавшегося процесса, если проявляет вообще — и, однако, ей все равно приписывается провиденциальная роль. Кроме того, церковные историки подвергают разновременные события передатировке, дабы придать им новое осмысление. Так, в Эфиопии христианство было объявлено государственной религией примерно в 338—346 гг., однако Руфин намеренно отнес это событие к царствованию Константина Великого[90]. Явно теми же причинами вызван и разнобой в датировке крещения Грузии: по одной гипотезе, оно произошло в 325—330 гг., по другой — в 355—356 гг.[91] Первая дата явно восходит к попыткам приписать все Константину Великому.

76

Ibid.

77

К сожалению, хроника Иоанна с источниковедческой точки зрения еще не исследована, и потому мы пока что не можем судить, откуда к нему попали столь странные сведения.

78

A. Papathanassiou, «Christian Mission in pre‑Islamic South Arabia», θεολογία, τ. 65 (1994), p. 136—137.

79

F. Altheim, R. Stiehl, Die Araber in der Alien Welt. Bd. IV (Berlin, 1967), S. 316—317.

80

С. Datema, Astenus of Amasea. Homilies I‑XII (Leiden, 1970), p. 124.27—126.6.

81

Epiphanius, p. 248.

82

«Agathangellos», Abhandlungen der Koniglichen Gesellschaft der Wissenschaften zu Gottingen, Bd. 35 (1889), S. 12.

83

Ibid.

84

Единственный повод, по которому агиографический персонаж может поехать к варварам, — это выкуп христианских пленных, ср. Житие св. Афиногена (La Passion irndite de s. Athenogene de Pedachtoe en Cappadoce / Ed. P. Maraval [Subsidia hagiographica, N 75] (Bruxelles, 1990), p. 30—32).

85

Многие исследователи признавали аутентичность этой легенды (В. В. Латышев, «Жития св. епископов Херсонских», Записки имп. АН, VIII серия, т. 8, № 3 (1906), с. 35—37; С. П. Шестаков, Очерки по истории Херсонеса в VI‑X вв. по P. X. (Москва, 1908), с. 13—25, 139—141; М. И. Ростовцев, Античная декоративная живопись (Санкт–Петербург, 1914), с. 503—507; F. Halkin, «La passion des sept eveques de Cherson (Crimee)», AB, vol. 102 (1984), p. 352, n. 5 и др.), но многие и отрицали ее (I. Франко, Сьвятий Климент у Корсут (Льв1в, 1906), с. 151— 152; К. В. Харлампович, Рец. на кн.: «В. В. Латышев, Жития», Ученые записки Казанского университета, т. 75, кн. 2 (1908), с. 16—17; Е. Е. Голубинский, «Херсонские священномученики, память которых 8 марта», Известия Отделения русского языка и словесности имп. АН, т. 12 (1907), с. 263; П. Д. Диатроптов, «Распространение христианства в Херсонесе Таврическом в IV‑VI вв. н. э.», Античная гражданская °бщина (Москва, 1986), с. 131; В. Ф. Мещеряков, «О времени появления христианства в Херсонесе Таврическом», Аюпуалъные проблемы изучения истории религии и атеизма (Ленинград, 1978), с. 128 и др.).

86

Gelasius, р. 148.1—3.

87

Ibid., р. 148.7—12.

88

Эта географическая логика и подсказала Ф. Альтхайму идею, что в качестве места проповеди для Фрумения оставался лишь Йемен, см.: F. Altheim, Geschichte der Ниппеп (см. прим. 15), S. 158—159.

89

Theodoreti НЕ, р. 76.

90

F. Thelamon, Patens et chretiens (см. прим. 9), p. 62, ср.: S. P. Petrides, «Essai sur Г Evangelisation de l’Ethiopie, sa date et son protagoniste», Abba Salama, vol. 3 (1972), p. 214; F. Altheim, Geschichte der Hu