Страница 91 из 99
Гости. Великий царь, пир твой подобен торжеству в райских сенях.
Слышен невнятный, но громкий и грозный голос:
— Я иду.
Все смущены.
Киноджа. Я слышу этот голос уже несколько ночей. И не знаю, чей это голос и что он значит.
Миемун. Печаль уходит от чертога великого и мудрого царя.
Киноджа. Но отчего же в этом голосе слышна угроза?
Миемун. Счастье великого царя гонит ее, и она ропщет.
Выходит Ходжистэ.
Халис (отцу). Кто эта прекрасная?
Камру. Дочь великого царя. Но зачем ты глядишь на нее так пристально?
Халис. Лицо ее подобно луне в четырнадцатый день месяца. Ее локоны чернотою напоминают тьму благоуханной ночи. Стройный стан ее подобен кипарису, а царственная походка — поступи фазана. Сладостная речь ее подобна пению соловья, искусного и влюбленного, который знает тысячу трелей и одну. Это и есть та красавица, которую видел я во сне нынче ночью, когда мы в поле перед этим городом остановились на ночлег.
Увлекаясь, выдвигается вперед и поднимается по ступеням лестницы. Камру останавливает его.
Камру. Любовь к царевне погубит тебя. Будь скромен. Дорожные сны и полевые сказки пусть остаются за оградою великого и славного города.
Становится впереди сына. Тогда царь и придворные замечают его.
Киноджа. Кто это? В лохмотьях и покрытый густою пылью.
Джафар. Кто ты? Откуда пришел ты в непраздничной одежде к высокому порогу?
Камру. Я — боец на мечах и ловец львов. Я постиг искусство метания стрел и так умело и сильно пускаю их, что они пробивают даже твердый камень. И еще многие тайны и хитрости доступны мне.
Джафар. Глядя на твои лохмотья, не скажешь, что ты богат. Что же твое искусство?
Гости смеются.
Миемун. Знающий знает тщету богатства и умножает не золото, а мудрость.
Ферух. Сильный знает бессилие золота и умножает не сокровища, а силу.
Джафар. Но этот человек уж слишком презирает богатство. Он сам в лохмотьях, а сын его полунаг.
Ходжистэ. Самый мудрый — тот, кто знает свой срок.
Киноджа. Пусть он сам о себе скажет.
Камру. Был я на службе у царя Ходженского, но царь не умел оценить моей ловкости. Я оставил его. И вот пришел к великому царю Табаристанскому.
Джафар. И царь Ходженский отпустил тебя ни с чем? Малого же стоила твоя служба!
Камру. У меня есть сокровище, есть богатство, с которым не сравнятся никакие дары, — мой сын. Он силен и прекрасен, и судьба его вся перед ним.
Джафар. За такое сокровище на базаре не только быка, не дадут и теленка.
Миемун. Чего стоит отрок, знает тот, кто дал ему жизнь.
Киноджа. Если они голодны, пусть их накормят. Джафар, скажи, чтобы мне дали вина, хочу выпить здесь, под этими ясными звездами, последнюю сегодня чашу.
Царь и гости пьют. Ходжистэ подходит к Халису.
Ходжистэ. Прекрасный отрок, ты чей?
Халис. Вот мой отец.
Ходжистэ. Кто же вы? На царском пире только ты один в бедной одежде, ты и твой отец. Но на царском пире я не видела отрока прекраснее тебя и мужа более сильного и величественного, чем твой отец. Вы оба, как царь и царевич, изгнанные из чертога предков ваших буйными рабами, упившимися вином.
Халис. Мой отец — сильный воин, но не царь.
Ходжистэ. Как стройны твои обнаженные ноги!
Халис. Я тебя знаю. Я тебя видел.
Ходжистэ. Где? Когда? Я тебя не помню.
Халис. Я видел тебя нынче ночью во сне.
Ходжистэ. Ты очень глупый или очень мудрый. (Смеется.)
Халис. Ведение мудрого — безумие для неразумного.
Ходжистэ. Но ты-то в этом что понимаешь, милый отрок? Вот приближается ночь. Если никто не пустит вас ночевать к себе в дом, твои ноги будут дрожать от холода. Возьми этот плащ. Покройся им и во сне опять постарайся увидеть меня. (Дает Халису свой плащ. Говорит отцу.) Отец, возьми этого человека на службу. Он будет верен тебе.
Киноджа. Ты — умная. Ты смотришь на человека и видишь его мысли и желания. Душа человека открыта перед тобою, и ты видишь, что он будет верен.
Ходжистэ, застыдившись от похвалы отца и улыбаясь, уходит за чертог.
Киноджа. Пусть этот человек служит мне. Да будет он стражем моего чертога.
Камру (падая ниц перед царем). Благодарю тебя, великий царь. Благоволение царя пламенно и страшно, но ты будешь доволен моею службою.
Киноджа уходит в чертог.
Халис (отцу). Я люблю царевну.
Камру. Что это за безумие! Разве возможно, чтобы нищий породнился с великим царем?
Халис. Не знаю, хорошо ли, что я утаил от нее… Но она дала мне плащ.
Камру. Что ты утаил от нее?
Халис. Я не сказал ей, что добрая женщина дала нам приют на эту ночь.
Камру. Зачем царевне знать об этом? Она только посмотрела на тебя, и ушла, и уже забыла.
Халис (любуясь подарком царевны, повторяет). Она дала мне свой плащ.
Камру. Иди к той доброй женщине, которая дала нам приют на эту ночь, и скажи матери, что я должен остаться здесь на страже у царского чертога. Спи спокойно и забудь о царевне.
Халис. Лучше мне умереть, чем забыть о ней.
Камру. Друг мой, я слышал, спросили однажды у великого мудреца: «Что такое любовь?» И мудрец ответил: «Любовь, это как бы смерть при жизни».
Халис. Сладостная смерть! Ах, лучше умереть любя, чем жить без любви.
Медленно уходит. Все гости уже ушли. Огни пиршества гаснут. Камру становится на стражу. Киноджа выходит на кровлю. Смотрит вокруг. В чертоге у двери стоит Ходжистэ, притаившись, и слушает.
Киноджа. Страж, скажи мне, отчего я не могу заснуть.
Камру (низко поклонившись царю). Если царь будет спать ночью, у него не останется времени для поклонения Богу.
Киноджа. Но я и днем не спал.
Камру. Если царь будет спать днем, то пострадают его подданные.
Киноджа. Когда я им нужен, они хотели бы, чтобы я судил их и днем, и ночью. И тогда они смотрят на меня и судят меня еще строже, чем я их сужу. Когда они мне нужны, они были бы рады, если бы я спал круглые сутки. Когда я тревожу их, они ропщут и готовы были бы усыпить меня навеки. Они не могут обойтись без людей, которые за них думают, сражаются и молятся. А для поклонения Богу иная минута святее целого дня. Нет, страж, я не сплю по иной причине.
Камру. Великий царь, ты ждешь того, кто приходит внезапно. Но не тревожься, — я на страже, никто не войдет в твой чертог и не похитит твоих сокровищ.
Киноджа. От приходящего внезапно никто не остережется.
Издали доносится угрожающий голос:
— Я иду! И кто из людей заставит меня вернуться?
Киноджа. Страж, ты слышишь этот голос?
Камру. Я слышал этот голос, когда с женою и с сыном шел в твой славный город. Жена и сын думали, что я знаю, чей это голос, и спрашивали меня. Кто знает хотя немногое, того спрашивают обо всем. Но я ничего не мог сказать им. Я знаю мой долг и не допытывался, что это за шум. Но если ты, царь, повелишь мне, я тотчас узнаю, кто это, и доложу об этом двору, населенному рабами святейшего закона.
Киноджа. Иди узнай и скажи мне. Только мне, — никому иному не надо знать.
Камру уходит. Киноджа окутывает тело и лицо черным покрывалом, поглощающим всякий свет. Становится незрим. Идет вслед за стражем. Ходжистэ выходит на кровлю. Слышен голос:
— Я иду! Кто меня задержит?
Входят Халис, несет в глиняной посуде пищу для отца, и Чундер, несет в глиняном кувшине воду для мужа.
Халис. Отец, где ты?