Страница 4 из 41
XXI.В ГОРОДЕ Тоска. А за окном унынье пустырей И стены серые с морщинами известки. Бежать… Невмочь терпеть. Я вышел. Ветер хлесткий Порывом щеки жжет, и дышится бодрей. В морозных сумерках, кружась у фонарей, Сияньем радужным горят снежинок блестки. Зеркальных окон свет. Шумливы перекрестки, И много светлых глаз и золотых кудрей. Здесь юной жизни смех разбрызган беззаботно; Здесь с одиночеством я рву бесповоротно: Я не совсем один, и мир не вовсе пуст. И если вдруг блеснет – мне данью доброхотной — Улыбка женская, – в привете свежих уст Мне молодости зов мерещится дремотно. XXII.TAO «На днях, в дремотный миг, отдавшись грез прибою, Я осознал себя лазурным мотыльком: То я на солнце млел, то реял над цветком, То незабудкою прельщался голубою. Всецело был сроднен я с новою судьбою, И так был мой удел мне близок и знаком, Что я совсем забыл о жребии людском… Но вдруг, преобразясь, стал вновь самим собою. И вот в душе с тех пор загадку я несу… Тогда ли, человек, я видел сон в лесу, Что был я бабочкой, с ее коротким веком, Теперь ли, под листком забывшись на весу, Я грежу, мотылек, что стал я человеком?..» Так говорил друзьям великий Чуанг-Тсу. XXIII.ВОСПОМИНАНИЕ Ах, сон ли!.. Догорал зари разлив янтарный; Прозрачные сады дымились мглой живой, И летний вечер плыл, чуть вея над Невой. Как грусть задумчивый, как радость лучезарный. По пыльной площади промчался выезд парный. Шурша по кубикам торцовой мостовой, – И сразу стихло всё. Загадкой вековой Светился Петербург, и въяве – легендарный. О, как хорош бывал в такие вечера Любезный Парадиз великого Петра – Его Империи зиждительный рассадник. О славе грезилось. И, словно лишь вчера Воспетый Пушкиным, был чуден Медный Всадник Под бледным светом зорь, мерцавших до утра. XXIV.ИСХОД Привык я не роптать, что косным этим телом Прикован я к чужой неласковой стране, Что в чуждой мне толпе бреду, как в тяжком сне, Существованием томим, как нудным делом. Но душу примирю ль с невольничьим уделом Заботы нищенской о завтрашнем лишь дне, Меж тем как копит мир в неверной тишине Тупую ненависть на сердце оробелом. Могу ль откликнуться на эту быль? – О нет, Не петь мне гимнов ей! Иной мечтой согрет, Напев мой волен там, где дышит жизнь природой. Там звуки радостны, как в песнях древних лет, Когда беспечностью, незлобьем и свободой Гордился человек, наследственный поэт. XXV.ВОРОЖБА Ни дальний лай собак, ни голос человечий Не будят тишины. Как беглый свет зарниц, На сердце проблески забытых слов и лиц… И, в зеркале двоясь, горят печально свечи. Я в глубь стекла гляжу. Я жду с минувшим встречи, Преграды рушатся и сроков, и границ… Вот еле слышный скрип вощеных половиц, И кто-то руки мне легко кладет на плечи. Скитальца месяца серебряный горбыль, Такой же, как и я, всему чужой бобыль, Вдруг выплыл из-за туч и встал в зеркальной глади. Я не один уже! О, молодость, не ты ль, Незримая, вошла и, старой дружбы ради, Мне хочешь возвратить утраченную быль. XXVI.СОКРАТ В ПИРЕЕ С толпой учеников, склонясь на уговоры, С утра пришел Сократ на выставку в Пирей. Толпа, волненье, шум. Всем хочется скорей Всё видеть, рассмотреть, утешить вкус и взоры. Здесь статуи богов, ковры, шелков узоры, И пурпур, и виссон; венцы – краса кудрей, Финифть, слоновья кость; духи из-за морей, Ритоны пирные, лекифы и амфоры. В восторге юноши. Но их наставник нем. Один не тронут он ни блеском диадем, Ни прелестью камей, ни тонкотканой тогой. И вдруг: «Я – изумлен!» – О, наконец! – Но чем?.. И досказал мудрец: «Я поражен, как много Здесь собрано вещей, не нужных мне совсем…» XXVII.НА ЧУЖБИНЕ На Родине я был ее природной частью, Я ощущал ее единою с собой, В ней находил себя, дыша ее судьбой, И радостно любил душой, привыкшей к счастью. Теперь изгнанник я. Кругом, маня к участью, Чужая жизнь кипит обильем и борьбой. Но я, соблазнам чужд, к Отчизне рвусь с мольбой, Лишь к ней одной горю израненною страстью. Я не пою о ней в кругу других певцов, Я за нее молюсь и жду ее гонцов, – О смерти вне Руси и мысли не приемлю. Как чудо, грянет зов к возврату беглецов: Я буду целовать в слезах родную землю, Обласкан воздухом страны моих отцов. 1922