Выборы

— Это несчастный случай. Этим людям приказали охранять въезд в подворье Акомоло, чтобы предотвратить побег вождя. Они превысили свои полномочия.

— Они убили моего кандидата, майор, моего! И вы — их командир, то есть ответственность ложится на вас.

— Я думаю, вы согласитесь, что они понесли заслуженное наказание.

— А как насчет тех, кто убил Читвуда? Их тоже наказали? Не вешайте мне лапшу на уши, майор. Читвуд узнал о готовящемся перевороте, и вы его убили. Кто вас поддерживал? ЦРУ или M16[16]? 

— Вы недооцениваете нас, мистер Шартелль. Даже африканцы иногда могут решать свои дела без иностранной помощи. Пусть это послужит вам уроком.

— Значит, вы все подготовили сами, только армия? И под каким предлогом вы выгоняете англичан?

— Сейчас идет подготовка официального заявления. Вы сможете услышать его по радио или прочитать в утренней газете.

— Что-нибудь насчет коррупции и необходимости поддержания правопорядка и стабильности в первый, самый трудный период после обретения независимости.

Майор позволил себе улыбнуться.

— Что-то в этом роде.

Тем временем солдаты уже очистили двор от торговок. Шартелль повернулся ко мне.

— С мисс Анной все в порядке?

— Я хотел бы увести ее отсюда.

Он кивнул и взглянул на майора.

— Я хочу вам кое-что сказать, сынок. Вы допустили ошибку. Вы совершили самый непопулярный переворот в истории, а если переворот непопулярен, вас ждут серьезные неприятности. Если бы вы подождали пару месяцев, все было бы нормально. Но люди только что проголосовали и хотят знать, кто победил, и как они будут жить после выборов. Поэтому, юноша, я думаю, что народ вас не одобрит, а если у вас неприятности с народом, то и банкиры повернутся к вам спиной. А они могут уморить вас голодом. Если же народ достаточно наголодается, то скорее всего как-нибудь после полуночи в вашу дверь постучится другой майор или подполковник и вам повезет, если на вашей могиле поставят надгробный камень.

— Вы нарисовали мрачную картину, мистер Шартелль. Я подумать не мог, что вы способны на столь театральную ненависть, — он вновь чуть улыбнулся. — Возможно, она спадет после того, как вы покинете Альбертию. А уехать вы должны, разумеется, это касается и мистера Апшоу, в ближайшие двадцать четыре часа. Свою ненависть вы можете забрать с собой.

— Майор, вы убили моего клиента, моего победителя, — Шартелль стукнул кулаком себя в грудь. — Моего. Вы не знаете, что такое ненависть, потому что я только теперь возненавидел вас.

Майор позволил себе еще раз улыбнуться. Вероятно, последний в этот день.

— Возможно, в Африке вы найдете достойную пару вашей ненависти.

Шартелль медленно покачал головой, не сводя глаз с майора.

— Не найду, майор. Не только в Африке, но во всем мире.

Глава 27

Мы приехали в наш дом к семи вечера. Шартелль вел машину, и повсюду мы видели солдатские патрули. Остановили нас лишь однажды и достаточно вежливо посоветовали не показываться на улицах. Двери были на замке, слуги еще не вернулись.

По пути домой мы молчали. Едва мы вошли в гостиную, Шартелль сразу же позвонил Клод. Анна сидела на кушетке со стаканом коньяка в руке, уставившись в пол. Я прислонился к дверному косяку, всматривался в ночь и пил коньяк. Я пытался разобраться, какие же чувства обуревают меня, но никак не мог определиться. Болело ухо.

Шартелль закончил разговор с Клод и набрал другой номер. Я не слушал. Мне в Альбертии говорить было не с кем. Я прошел в столовую и налил себе новую порцию коньяка. Затем вернулся к Анне.

— Как ты?

Анна посмотрела на меня и улыбнулась.

— Нормально. Прихожу в себя. Бренди помогает.

— Как только Шартелль положит трубку, я закажу нам билеты.

— Куда?

— Куда полетит первый самолет. На север, юг, запад, это не важно.

— Я не понимаю.

— Все просто. Мы уезжаем.

— Я не могу. Я знаю, ты должен, но я не могу. Мне завтра в школу. Я не могу уехать. Мне нужно учить детей.

Я присел рядом с ней.

— Что ты несешь? Все кончено, Анна. Раз и навсегда. Хороших парней перестреляли. К власти пришли плохие люди. Все кончено.

— Нет, — она покачала головой, — это не так. Завтра откроется школа. Как обычно. Завтра она обязательно должна открыться. Ты понимаешь, не так ли? — Анна провела рукой по той стороне моего лица, на которую пришелся удар прикладом. Больно?

Я покачал головой.

— Завтра дети придут в школу. Они будут ждать меня, надеяться, что я их встречу, потому что они многого не понимают и испуганы. Я — какая-то опора в их жизни. Не они проиграли выборы, только кандидаты. Возможно, что-то потеряла и страна, но нельзя же наказывать за это детей.

— Ты можешь подать заявление. Ты не подписывала контракта. Ты можешь уехать, и мы поженимся в Риме или Париже, или Лондоне, в любом городе, где приземлится самолет.

— Я хочу выйти за тебя замуж, Пит. Ты не представляешь, как я этого хочу. Но я не могу уехать. И, похоже, не могу тебе этого объяснить или заставить тебя понять.

— Ну не знаю. Возможно, я действительно не понимаю таких слов, как моральные обязательства или святой долг. Для меня это пустой звук. Едва ли меня потерпят здесь. Не думаю, что новое правительство позволит мне остаться еще на шесть или семь месяцев, чтобы я мог носить твои учебники из школы домой.

Она смотрела на меня, и я видел слезы в ее глазах.

— Я знаю. Я знаю, что ты не можешь остаться, но я-то должна. Я просто должна.

Шартелль положил трубку и подошел к нам. Взял стакан коньяка, который я налил ему, и осушил одним глотком.

— Я говорил с Дженаро. Его разыскивают, и он едет во дворец Иля на одном из «фольксвагенов». Но сначала должен позаботиться о Маме и детях. Декко и док Диокаду уже уехали к Илю. Полагаю, вы и я отправимся туда же около полуночи в «хамбере».

— Вы и кто?

— Вы и я, юноша. Мы едем к Илю.

— Вы серьезно, Шартелль?

Он склонил голову набок и всмотрелся в меня.

— Полагаю, что да, Пит. Дженаро сказал, что у них есть план на случай чрезвычайных обстоятельств. Вплоть до партизанской войны. Им нужна помощь. Мозговой центр, знаете ли.

— Что вы собрались делать, Шартелль? Консультировать убежавших в буш недоучек-политиков? Руководить партизанскими операциями? О боже, вы не Фидель Кастро. Даже не Че Гевара.

— Значит, вы не едете?

— Во дворец Иля?

— Именно.

— Нет. Я не еду. У меня есть двадцать четыре часа, чтобы убраться из страны. Если я задержусь на более длительный срок, то, возможно, сам окажусь на подъездной дорожке, пытаясь вывести в грязи фамилию того, кто зарезал меня. Нет, я не поеду, а кроме того, я не специалист по ведению партизанской войны. Думаю, я им не нужен. На этот раз вы проиграли, Шартелль, как ни горько это осознавать.

Шартелль подошел к креслу и осторожно опустился в него. Вытянул длинные ноги, закинул голову, долго разглядывал потолок.

— Я не собираюсь обижаться на ваши оскорбления, Пит, потому что вы расстроены. А может, вы и правы. Возможно, я проиграл, рассердился и веду себя как дурак. Но я прикипел к Альбертии и для меня уехать сейчас, как приказал майор, все равно что оставить здесь руку или ногу. Я не могу этого сделать. Что-то они отняли у меня, этот майор и его банда. А жить дальше без этого что-то я не могу. Не знаю, поймете ли вы меня, юноша, но я намерен попытаться вернуть отнятое. Я не могу уехать, не предприняв такой попытки, и, возможно, одна попытка удовлетворит мое честолюбие. А отдать все майору без боя я не могу.

— Что вы здесь потеряли, Шартелль? Вашу репутацию? Вы же не проиграли выборов, их результаты украли у вас силой оружия. На вас напали, вас ограбили, называйте это как хотите. Вы просто сошли с ума.

— Он не позволяет себе понять, Клинт, — вмешалась Анна. — Если он позволит, то останется, а он не хочет быть обязанным кому-либо до такой степени.

16

Отдел английской разведки