Выборы

— Это начало нашей кампании, Пити.

— Выглядит впечатляюще. Во всяком случае, создана деловая обстановка.

— Как вода?

— Я выловил женщину и пригласил ее на обед.

— Белую женщину? — он переложил несколько листов.

— Да.

— Я-то рассчитывал, что вас подцепит дочь одного из соперников Акомоло, чтобы шпионить за нами, но удача отвернулась от меня.

— В следующий раз я постараюсь оправдать ваши надежды.

Шартелль собрал бумагу с покрывала и стопкой уложил листы на столе.

— Тяжелое дело.

— Какое?

— Кампания.

— У нас есть шанс? — Я подобрал с пола лист бумаги и положил его на кровать. Шартелль тут же вернул его на прежнее место.

— Небольшой.

— Может, подкупить избирателей?

Он покачал головой.

— Придется заплатить слишком много. Если мы выиграем, то лишь потому, что используем их ошибки. У нас просто нет голосов.

— Следовательно?

— Мы должны спланировать их ошибки.

— Заманчивая перспектива.

Шартелль перешел к окну, взглянул на бухту.

— Какая бухта! Вы знаете, где я побывал сегодня днем?

— Нет.

— В Управлении переписи населения. Встретился там с маленьким старичком-англичанином, лет на семь старше Сатаны, который показал мне распределение голосов, от провинции к провинции, от округа к округу, от деревни к деревне. Он дошел бы и до избирательных участков, будь они в Альбертии.

— И что?

— Как я уже сказал, у нас нет голосов.

— Вы думаете, Акомоло знает об этом?

Шартелль посмотрел на меня и ухмыльнулся.

— Если бы у него были голоса, даже если б ему казалось, что у него есть голоса, едва ли он пригласил бы нас сюда, не так ли?

— Логично.

Шартелль вернулся к кровати и улегся на ней заложив руки за голову.

— Я думаю, Пит, нам придется одним выстрелом убивать двух зайцев. Давненько мне не приходилось этого делать.

— Одним выстрелом?

— Совершенно верно.

— Стратегию намечаете вы. Только скажите, что вам нужно, и когда.

Шартелль долго изучал потолок, затем закрыл глаза и нахмурился.

— Вы идите. Я пообедаю в номере. У меня есть идея, но ее следует подработать. Вам понадобится машина?

— Думаю, что нет.

— Скажите Уильяму, чтобы он заехал за нами в восемь утра. В полдень у нас совещание в Убондо.

— Звонил Акомоло?

— Один из его помощников.

— Я зайду к вам утром.

— Думаю, это единственный путь.

— Какой?

— Убить двух зайцев одним выстрелом.

Я пожал плечами.

— Давайте попробуем.

Шартелль вздохнул и потянулся.

— Надо подумать.

Выйдя из отеля, я кивнул Уильяму и сказал, что в восемь утра машина должна быть готова к отъезду в Убондо. Затем прошел в бар отеля и заказал австралийский мартини.

В бокале осталось чуть больше двух третей, когда я вдруг понял, что проскочил очередную веху. Я называю их вехами. Это обычные, сами по себе ничего не значащие события, но для меня они становились временными рубежами. По ним я мерил прошлое. Первая имела место, когда мне было шесть лет и я качался в парке на качелях. Я до сих пор ощущаю ладонями шероховатость серого металла цепей, помню деревянное сидение с зеленой краской, оставшейся по краям, но стертой посередине тысячами детских штанишек и платьев. Вторая — пятнадцать лет спустя, в студенческом городке в Новом Орлеане. Насыщенный влагой воздух, низкие облака, дорожка, вдавленный в ней фирменный знак, указывающий, что бетон укладывали «А.Пассини и сыновья» в 1931 году.

И вот третья, в баре отеля «Принц Альберт», и я знал, что и десять, и двадцать лет спустя в точности вспомню и этот бар, и бокал с коктейлем. И Анну Кидд, какой увидел ее в то мгновение: в светло-желтом прямом платье чуть выше колен и без рукавов. В коротких белых перчатках, с маленькой белой сумочкой и в белых туфельках без каблука. С ниткой жемчуга на шее. Она грациозно вспорхнула на стул у стойки и вехи остались позади.

— Вы какой-то странный, — заметила она.

— Восхищен вашим платьем.

— Благодарю.

— Что будете пить?

— Если можно, мартини.

Я подозвал бармена.

— Сегодня что-то случилось, — промолвила Анна. — Во всяком случае, со мной.

— Я знаю.

— Никогда не ощущала ничего похожего. Мне понравилось. Я боялась, что вы не придете.

— Обычно такое случается, когда тебе четырнадцать или пятнадцать лет.

Она улыбнулась альбертийцу, поставившему перед ней полный бокал, и ответила широкой улыбкой.

— Он одобряет, — прокомментировал я. — В его глазах я — настоящий мужчина. После обеда мы пройдемся мимо местной бензоколонки, чтобы парни по достоинству оценили мой выбор.

— Вы это делали? Выгуливали ваших девушек перед парнями, собиравшимися на углу у гаража или аптеки?

Я покачал головой.

— Когда я начал приглашать девушек на свидания, на углах уже не собирались. Все перекочевали в открытые кинотеатры, куда приезжали в десять вечера в семейном седане, а отпрыски богатых родителей — в собственных автомобилях.

— А вы?

— Был ли богат мой папаша?

— Да.

— Конечно. Он нажил состояние на зерне.

— Он фермер?

— Нет. У него элеватор.

— Где?

— В Северной Дакоте.

— Вы его любите?

— Он у меня молодец. Северная Дакота его вполне устраивает. Живет там со второй женой. Моей мачехой.

— А ее вы любите?

— Да. Чудесная женщина.

— Теперь я знаю о вас все.

— Если осталось что-то еще, то самая малость.

— А где вы учились?

— В Миннесоте.

— Английская литература… я угадала?

— Нет. Просто литература.

— Литература?

— Почти что классическое образование, как его понимали в Миннесоте. Немного латыни, еще меньше древних греков. Цель — всесторонне образованный человек. Кажется, после того, как я получил диплом, они переключились на человека коммуникабельного.

— Интересная биография, — кивнула Анна.

Она рассказала о себе. Состоятельная семья, достаточно молодые родители, к тому же ладящие друг с другом. Никакие стрессы не омрачали ее детство, она закончила школу и колледж и присоединилась к Корпусу мира, отработав восемнадцать месяцев в агентстве социального обеспечения в Чикаго.

— Ничего запоминающегося, правда?

Я улыбнулся.

— Впереди еще немало времени.

— Добрый вечер, мисс Кидд, — раздался за спиной густой, обволакивающий, словно растопленный жир, баритон. Обернувшись, я увидел широкоплечего, ростом за шесть футов альбертийца, как я понял, в армейской форме, перетянутого кожаным поясом и в шнурованных башмаках до колен. Короны на плечах указывали, что он — майор.

Анна посмотрела на него, улыбнулась. Я позавидовал, что эта улыбка предназначена не мне.

— Майор Чуку. Рада вас видеть.

— Я не знал, что вы в Барканду.

— Приехала два дня назад… К дантисту. Майор Чуку, познакомьтесь с Питером Апшоу.

— Добрый день, — улыбнулся я, и мы пожали друг другу руки. Рука у него была крепкая и широкая.

— Вы из Лондона, мистер Апшоу?

— Да.

— По делам или на отдых?

— По делам, к сожалению.

— Надеюсь, поездка будет удачной.

— Благодарю.

— Майор Чуку командует батальоном в Убондо, — пояснила Анна. — Там вы будете видеться чаще. Мистер Апшоу приехал, чтобы вести предвыборную кампанию.

— Вы — один из тех американцев, что будут учить нас, как добывать голоса, мистер Апшоу?

— Да.

— Тогда вы, должно быть, знакомы с моим другом Падрейком Даффи?

— Я у него работаю.

— Значит, мы должны выпить. Вы позволите угостить вас?

— Нет возражений.

Мы перешли за столик. Майор усадил Анну, затем сел сам. У него было круглое лицо с маленьким острым носом и маленькими ушами. Курчавые волосы, словно шапочка, облегали голову. Широкий, всегда готовый улыбнуться друзьям, рот превращался в узкую щелочку, когда он говорил с официантом. Свойственные ему командирский вид встречался только у опытных воспитательниц детского сада, да у старших офицеров.