Прелестная лгунья

– Мне известно лишь, что она умерла от несчастного случая, – тихо произнесла Эванжелина.

– Да, – кивнул герцог, – наверное, тебе хочется узнать, в чем дело? Ну хорошо. Мариссу преследовал страх перед родами, она боялась умереть. Однако жена выжила, но страх ее стал еще сильнее. Забеременев во второй раз, Марисса поехала к одной женщине в Портсмут, чтобы избавиться от ребенка. Но кровотечение унесло ее жизнь. Марисса умерла, даже не доехав до Чеслей-Касла. Ужасная потеря! Правда, я ничего этого не знал. Лишь после ее смерти я нашел дневник, в котором она описывала свой ужас. Да я бы ни за что и пальцем до нее не дотронулся, если бы только мог представить, как ей страшно! – горячо говорил он.

– Мне очень жаль, – вымолвила Эванжелина.

– Да, – бросил Ричард, направляясь к причалу. Эдмунд уже собирался отвязать веревку, державшую его шлюпку.

– Эдмунд, – крикнул герцог, – если только ты свалишься в воду и мне придется лезть за тобой, я отправлю тебя к Баньону! Уж он-то надерет твои уши, если мои сапоги вымокнут в морской воде.

Однако мальчику никак не удавалось развязать тугой узел, хотя он пробовал несколько раз. Потом Эдмунд выстрелил в веревку из пистолета.

Эванжелина вновь стала осматривать побережье, но перед глазами ее стояло лицо Мариссы. Бедная девочка. Герцог прав: ее смерть была ужасной потерей.

Девушка обернулась к широкой тропе, протоптанной за века сотнями ног и лошадиных копыт. Даже шотландский пони Эдмунда, не задумываясь, стал спускаться по тропинке. Три лошади стояли, увязая в песке и поглядывая на нахальных чаек, с криками круживших вокруг них. Эванжелина попыталась взглядом отыскать вход в пещеру, о которой упоминал Хоучард. Ничего. Прищурившись, она заметила какое-то темное углубление в скале и направилась к нему. Но, приблизившись, девушка увидела, что это всего лишь впадина в темном камне. Где же эта чертова пещера?

Услышав за спиной взрыв смеха, Эванжелина обернулась. Герцог держал сына над головой, угрожая, видимо, бросить его в воду. Потом Ричард опустил мальчика вниз и зажал его под мышкой, словно маленький шевелящийся сверток.

– Думаю, он наполовину рыба, – заявил Ричард, опуская сына на песок.

– Папочка, так же как Ева наполовину иностранка? – спросил мальчуган.

– Да, ты совершенно прав. – Ричард посмотрел на девушку, и вновь его глаза задержались на ее груди. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но промолчал и лишь через несколько мгновений обратился к сыну:

– Имей терпение, Эдмунд. Пожалуй, мы попросим твою тетушку отвернуться или переждать в каком-нибудь рве или канаве, пока мы искупаемся. Только попозже, если станет немного теплее. Как ты думаешь, Еве захочется присоединиться к нам?

– Но мой пистолетик утонет, – разочарованно протянул мальчик.

– Верно, – кивнул герцог.

– Но.., когда мы плаваем, то на нас.., ничего нет, – нерешительно вымолвил ребенок. – А девочки всегда надевают что-нибудь на себя.

– Он еще очень мал, – заметил Ричард, обращаясь к Эванжелине.

Хоучард очень хорошо описал девушке герцога Чеслея, но его описание не могло передать живости характера, решительности, необычайно притягательного озорства и удивительного обаяния. Эванжелина совсем недолго пробыла в его доме, но уже чувствовала, что подчиняется обаянию Ричарда, оно словно обволакивало ее, и это нравилось девушке.

– Знаешь, Эдмунд, – заявила она, – возможно, я плаваю гораздо лучше твоего папы. Если и в самом деле потеплеет, то, пожалуй, мы с тобой поплаваем, а папа пусть сам отсидится где-нибудь в канаве. Впрочем, хоть сегодня и очень теплый день, я думаю, что купаться все-таки не стоит – как-никак стоит февраль, самая середина зимы. Вода наверняка ледяная.

– Как это – ледяная? – спросил Эдмунд.

– Да очень просто, – ответил за Эванжелину герцог. – Это означает, что некоторые части тела девушки могут до того замерзнуть, что потеряют чувствительность. Она не утонет, но станет холодной. И тогда ей будет совсем невесело <Ричард каламбурит: frigid по-английски означает “холодный” и “фригидный”.>.

– Я толком не поняла, что ты имеешь в виду, – покачала головой Эванжелина, – но уверена, что это что-то не совсем приличное.

– Вот тебе раз! – воскликнул Ричард. – Почтенная замужняя женщина, а ничего не знает о холодности!

– Вовсе я не почтенная, – недовольно буркнула девушка.

– Но ты же старше меня, – вмешался Эдмунд. – А папа говорит, что я уже молодой джентльмен.

Эванжелина перевела взгляд с отца на сына. Кажется, она проигрывала. Всплеснув руками, девушка рассмеялась.

– Ну хорошо, сдаюсь! – воскликнула она. – Вы победили.

– Отлично, – кивнул герцог. – Не годится леди постоянно выигрывать сражения. Запомни это, Эдмунд. Впрочем, временами истинный джентльмен должен делать вид, что леди все-таки победила. И это тоже не забудь.

– Я непременно запомню твои слова, папочка, правда, не понимаю, что они означают.

– Поймешь со временем, – улыбнулся Ричард. – Сомневаюсь, что с годами что-то переменится в отношениях мужчин и женщин.

– А вы, однако, циник, ваша светлость.

– Всего лишь реалист, мадам.

На этом разговор закончился. Эванжелина почувствовала настоящее облегчение, когда кони уверенно поднялись по тропе, ведущей к замку.

Глава 12

Дорри – миловидная, рослая восемнадцатилетняя девушка, новая горничная Эванжелины, поправила складочки на бледно-желтом шелковом платье.

– Я помню этот наряд, – заметила она. – Ее светлость надевала его утром в Рождество. Господи, как давно это было! Целых пять лет назад, я тогда только что поступила в замок в , услужение и была совсем девочкой. – Дорри вздохнула. – Ее светлость сама подарила мне рождественский подарок – шкатулку для шитья. Миссис Роули говорила ее светлости, что я ; хочу стать портнихой. Ох, она была такой хорошенькой. Как жаль, что Господь так рано забрал ее.

– А ты шила для нее? – спросила Эванжелина.

– Нет, тогда не шила. Хозяйка велела мне чинить одежду слуг. Обещаю, что буду очень стараться, мадам. За эти пять лет я многому научилась. Хотите, я сделаю платье моднее? Вы же высокая, и мне кажется, что оборки вам не идут. Такой , женщине, как вы, надо носить платья простого покроя.

– Согласна с тобой, Дорри, – кивнула Эванжелина. – Убери оборки и вообще все лишнее. Ты же видишь, что мы с ее светлостью разного роста. Я в семье самая высокая, – Да уж, как говорил герцог, она – большая девочка. И при этом держал ее за талию своими большими руками.

Осмотрев швы и подол платья, Дорри заявила:

– Когда я перешью платья ее светлости, будет казаться, что они сшиты на вас, мадам. Они не будут выглядеть старомодными. Мамочка его светлости присылает мне модные журналы. У вас будет потрясающий вид, мадам!

Эванжелина ушла, размышляя про себя, знал ли Хоучард, который, казалось, знает буквально все о семье герцога, что Ричард настоит на том, чтобы она взяла себе платья его покойной жены. Впрочем, возможно, Хоучард предполагал, что герцог пожелает расплатиться с ней платьями лишь после того, как позволит Эванжелине соблазнить себя.

Девушке было известно, что Эдмунд спит, а герцог занят со своим управляющим. Замок затих – по крайней мере казался тихим, хотя в нем постоянно работало около пятидесяти слуг, Эванжелина решила пойти в Северную башню. Было уже далеко за полдень. По пути ей встретился один-единственный лакей, забредший в эту часть Чеслей-Касла. Еще не поднявшись наверх, девушка почувствовала запах, распространявшийся из верхнего помещения. Запах был кисло-сладким – словно розмарин перемешали с корицей. Эванжелина намеревалась выяснить, что миссис Нидл имела в виду, заявив, что у нее огонь в глазах.

Чем выше поднималась девушка по винтовой деревянной лестнице, тем сильнее становился запах. Оказавшись наверху, Эванжелина тихонько постучала в старую дубовую дверь, и тут же мелодичным голосом миссис Нидл пригласила ее войти.