Песня огня

— Но ведь тело вашей жены принадлежит вам! — Грэлэм сделал протестующий жест рукой. — Клянусь костями святого Петра, Шарль, поколотите ее! Мужчина не должен позволять женщине управлять собой! В противном случае он не мужчина!

— Ах, — сказал Шарль, ничуть не обидевшись, — так говорит человек, не испытавший нежных чувств. Хотя, — добавил он, хмуро глядя в чашу с вином, — святым угодникам известно, что чувства недолговечны. Трубадуры оказали нам, мужчинам, скверную услугу. Их стихи заставляют женщин думать о нежности, мечтать о любви; а мужчина, безмозглое создание, дудит в свою дуду, чтобы получить, что хочет.

— В Англии мужчины не такие глупцы.

— Да, они еще достаточно суровы, — вежливо согласился Шарль. — Скажем так, Грэлэм, — мужчина должен терпеть излишнее любопытство жены, если она терпит его похождения.

— Женщина не имеет права вмешиваться в дела мужчины, — заявил Грэлэм, и в голосе его прозвучало нетерпение, — если память мне не изменяет, вы в Англии были окружены дамами, которые ничего не желали так сильно, как попасть в вашу постель.

— Да, — ответил Шарль, и глаза его приняли мечтательное выражение, потому что эти воспоминания грели его душу. — Увы, когда мужчина становится старше, он должен обзавестись женой.

— Я поколочу любую женщину, которая осмелится покуситься на мою свободу или оспорить мои желания, будет она мне женой или нет. Женщина должна быть нежной и податливой. Ее обязанность — думать о том, как оставаться приятной мужчине, и рожать ему сыновей.

— А как же насчет вашей милой жены, друг мой? Она достаточно нежна и податлива, чтобы угодить вам?

С минуту Грэлэм молчал, вспоминая смертельную бледность, покрывшую лицо Кассии.

— Она такая, какая есть, — ответил он коротко.

— Я почти испытываю жалость к этой девушке, — сказал де Марсэ, притворно вздыхая. — В англичанах нет рыцарских чувств по отношению к дамам. Надеюсь, в брачную ночь вы не разорвали ее надвое своей огромной булавой?

— Морис де Лорис шлет вам свои наилучшие пожелания и привет, — Грэлэм решил, что пришла пора сменить тему, — а также свои уверения в преданности.

— Как и его любезный племянник Жоффрей де Лэси, — тихонько ответил Шарль. — До вашего прибытия Жоффрей уверял меня, что получит руку Кассии де Лорис… Он так же клялся в верности и многое обещал.

— В таком случае он лжет, — спокойно возразил Грэлэм. — Я был в его замке Бомэнуар. Его крепостные — оборванный сброд. Те мужчины, которых мне довелось увидеть, показались мне наглыми и чванливыми увальнями, а его мать…

— Чем меньше мы будем говорить о леди Фелис, тем лучше… — перебил Шарль.

— И я с радостью отправил бы Жоффрея де Лэси в ад, если бы встретил его, — добавил англичанин.

— Думаю, Жоффрей захочет отправить тебя по тому же адресу, как только увидит. Он храбр и неглуп. Но странно то, что ты говоришь о замке Бомэнуар, потому что Жоффрей богат. Господь свидетель, он меня подмазывает. Ладно, Грэлэм де Моретон, что сделано, то сделано. Я даю тебе официальную санкцию и принимаю твою клятву верности. Нарожай и вырасти как можно больше сыновей, потому что род Бельтер — древний и достойный. Грэлэм склонил голову, не произнося ни слова, и, если Шарлю угодно было счесть это признаком согласия, то было его правом. Единственным способом удержать за собой Бельтер после смерти Мориса было убить Жоффрея. Это Грэлэм понимал отлично. И эта мысль не оставляла ему передышки для того, чтобы сокрушаться.

— А теперь, милорд англичанин, расскажи мне о своих приключениях и о том, как ты заполучил свое богатство. Может быть, мне посчастливится освободить тебя от какой-то его части. Грэлэм не стал возражать и рассказал длинную историю о долгих и отчаянных месяцах, проведенных им в Святой Земле, об исходе из нее и о договоре при Кесарии.

— В Святой Земле полно глупцов, Шарль, алчных дураков, думающих только о том, как набить себе карманы. Им плевать на несчастья и смерть, которые их окружают. Договор, — он рассмеялся горьким смехом, — защитит глупцов на десять лет. Что касается моих богатств, то их я заполучил во время атаки на лагерь сарацин, милорд герцог.

Он загляделся на красное вино в своем кубке и покачал головой, не желая делить с Шарлем воспоминания о своем приключении.

Потом сказал отрывисто:

— А как насчет вашей семьи? Сколько сыновей будут носить ваше горделивое и достойное имя?

— Бог проклял меня — у меня три дочери и всего один сын. Ах, Грэлэм, какие приключения мы пережили вместе! Ты помнишь дочь купца из Лондона? Помнишь, какие черные волосы были у этой ведьмы?

— Да уж, эта маленькая шлюшка совсем меня доконала!

— Тебя? Ведь это я делил ее ложе и благосклонность!

— Ты переиначиваешь прошлое, чтобы польстить себе, господин герцог! — Грэлэм встал со стула и еще раз отвесил герцогу насмешливый поклон. — Но, раз уж вы теперь мой сюзерен, я не буду шутить с вашими причудливыми воспоминациями.

— Ты пес, Грэлэм, — усмехнулся де Марсэ. Затем он нахмурил густые брови и язвительно спросил: — Должен ли я считать, что как новоиспеченный муж ты хочешь храните целомудрие, пока останешься здесь?

Грэлэм не поддался на приманку и произнес с кривоватой улыбкой:

— Я не питаю пристрастия к дурным болезням. Думаю, мои телесные потребности могут подождать.

Герцог разразился громовым хохотом.

— Ах, Грэлэм, я жду не дождусь вечера, когда все любвеобильные дамы начнут делать тебе авансы! Как жаль, что моя плоть слаба! Иди, мой камергер покажет тебе твою комнату.

— Я должен покинуть ваш двор завтра, Шарль, но с радостью приму ваше гостеприимство на эту ночь.

— Рвешься назад, к своей юной цветущей жене?

Грэлэм колебался всего миг, потом сказал:

— Да, я должен вернуться.

Когда на следующее утро Грэлэм де Моретон покидал Сент-Пол-де-Леон в сопровождении своих людей, он был необычно молчалив. Побережье, безбожно потрепанное непрекращающимися безжалостными атаками моря и морских ветров, казалось пустынным и бесплодным. Над усеянными камнями и скалами отмелями возвышались зубчатые утесы во всей своей дикой красе. Здесь не было ни кустов, ни цветов, которые бы разнообразили и смягчали суровость пейзажа. Но Грэлэм в любом случае оставался нечувствителен к окружающей природе: мысли его были заняты встречей и знакомством с Жоффреем де Лэси прошлым вечером.

Огромный зал со столами на козлах был полон такого количества еды, что ее хватило бы по крайней мере на неделю, чтобы кормить всю армию Эдуарда в Святой Земле. Посреди этого великолепия герцог, испытывая огромное удовольствие, и представил Грэлэма Жоффрею де Лэси. Он наслаждался яростью молодого человека, которой Грэлэм не мог не заметить.

— Ты должен приветствовать вступление лорда Грэлэма де Моретона в свою семью, — весело увещевал Шарль, и в глазах его блеснула дьявольская усмешка. В этот момент Жоффрей, похоже, возбудился до того, что не мог думать ни о чем, кроме своего кинжала за поясом; его длинные пальцы неосознанно гладили костяную рукоять.

— Я много о вас слышал, — любезно произнес Грэлэм, тем временем внимательно изучая лицо Жоффрея, как обычно изучал врага. Де Моретон знал, что Жоффрей на пять лет моложе его; кроме того, тот был высок, широкоплеч и Господь одарил его приятным лицом. Волосы у него были темно-каштановыми, но особое внимание Грэлэма привлекли его глаза. Они были бледно-голубыми и смотрели с лица как голубые льдинки.

Грэлэм цинично размышлял, припоминая похотливость и смуглый цвет лица леди Фелис, от кого Жоффрей унаследовал внешность — от отца или от кого-нибудь другого.

Он наблюдал, как Жоффрей провел языком по нижней губе.

— Я и не знал, — сказал молодой рыцарь ледяным, под стать глазам, тоном, — что мой уважаемый дядюшка знаком с англичанами.

— Ах, — непринужденно заметил Грэлэм, понимая, как наслаждается их беседой герцог. — До последнего времени мы и не были знакомы. Дело в том, что я спас его в Аквитании от банды каких-то негодяев. — А предположения Мориса были верны, подумал он, заметив, как забегали, сразу потухнув, глазки Жоффрея — в них отразились страх и горечь поражения.