Песнь земли

Весь следующий час Филиппа предавалась подобным обнадеживающим размышлениям. За это время они проехали две маленькие деревушки — вернее, просто кучку покосившихся домишек. Затем впереди, на высоком каменистом холме, где росли лишь редкие сосны, она увидела очертания крепости. Это было огромное сооружение в норманнском стиле. В стенах толщиной не менее восьми футов виднелись многочисленные бойницы для лучников. Величественная крепость была серой, холодной и неприступной, — отличное укрепление, которое ставили на века. Филиппа отметила отсутствие рва, так как строительство изначально велось на возвышении, однако подходы к крепости защищали разного рода ловушки: ржавые пики, вкопанные в землю так, что острия могли легко разорвать брюхо лошади или пронзить падающего на них человека; за ними виднелись ямы, прикрытые хворостом и травой, на дне которых, как она подозревала, находились острые колья.

Повозки без труда преодолели все заграждения. Филиппа услышала громкий треск и увидела;, как створки двадцатифутовых ворот из толстых дубовых бревен медленно расходятся в стороны, открывая узкий проход длиной около тридцати футов, над которым нависали железные зубья опускной решетки, в случае опасности способные придавить врага. Повозки въехали во внутренний двор, весь заполненный мужчинами, женщинами, детьми и животными. Это походило на сумасшедший дом: все говорили одновременно, дети визжали, свиньи хрюкали… Здесь было больше обитателей, чем в Бошаме, а ведь замок ее отца почти в два раза больше!

Повозку с радостными криками окружили с полсотни людей, и Филиппа едва успела нырнуть в шерсть. Она услышала приглушенный звук захлопнувшихся ворот.

Девушка испугалась. Вот следствие того, что она действовала не подумав: сначала прыгнула в вонючий ров, затем забралась в повозку с грязной шерстью, а сейчас оказалась одна в незнакомой крепости — беспомощная пленница, если не хуже. Кроме того, она так голодна, что готова проглотить и камень.

Повозка остановилась. Десятки рук потянулись вверх. Филиппа чувствовала, как они шарят между тюками с шерстью, все ближе и ближе к ее укрытию. Затем она услышала голос их предводителя, говорившего что-то о Страшиле Горкеле и его необыкновенном лице, а потом ее желудок вновь бесцеремонно заявил о себе страшнейшим спазмом, и, не в силах больше переносить эту муку, она поспешно выбралась наружу, с жадностью глотая свежий воздух.

— Божья сила!!! — Дайнуолд уставился на непонятное существо, внезапно появившееся из груды шерсти.

— Папа, что это такое?! — воскликнул Эдмунд. — Ведьма? Или дух друидов? Какое оно ужасное!

— Это чудовище уродливее меня!

— завопил Страшила Горкел, хлопая себя по бокам. — Боже, спаси и смилуйся над нами! Вырви нас из лап дьявола!

Дайнуолд рассматривал отвратительное создание, которое с трудом балансировало на тюках с шерстью. Существо было высоким, а его голову покрывали клоки овечьей шерсти. В этот момент в сторону Дайнуолда подул легкий ветерок, и его чуть не стошнило: вонь, исходившая от этого чудища, не поддавалась описанию; даже запах некоторых его крепостных, которые ни разу не мылись от рождения до смерти, по сравнению с нею мог показаться ароматом сирени.

Существо неожиданно встряхнулось и стало сдирать с себя налипшую грязь, пока не открылось лицо, и Дайнуолд осознал, что оно женского рода и что на него глядят два испуганных глаза, голубых, как апрельское небо.

Его люди стояли с открытыми ртами, храня гробовое молчание, словно оплакивали смерть папы римского, — молчание, подобного которому ни разу не удалось добиться отцу Крамдлу во время самых пламенных проповедей. Затем по толпе пронесся испуганный шепот.

— Эдмунд прав, это болотная ведьма.

— Больше похоже на старуху, выброшенную на улицу за воровство.

— Не, Горкел прав: это не человек, а исчадие ада, посланное нам дьяволом.

— Молчать! — приказал Дайнуолд. Он легонько пришпорил Филбо и направил его к этой ужасной женщине, но, не доехав пяти футов, остановился. Ему отчаянно хотелось зажать нос.

— Я не ведьма, — громко и отчетливо провозгласило существо из повозки.

— Тогда кто ты?

Филиппа уставилась на приближающегося всадника. Она ясно видела отвращение на лице мужчины и, по правде говоря, не могла осуждать его за это. Филиппа поднесла руки к голове и обнаружила, что ее колпак давным-давно слетел, а густые кудри, выбившиеся из косы, покрыты тиной из крепостного рва, поверх которой налипли грязные клоки овечьей шерсти. Представив, как она, должно быть, выглядит, Филиппа чуть не разревелась. Люди крестились, призывая на защиту сонмы ангелов, на их лицах застыли ужас и омерзение, а ведь ее, Филиппу де Бошам, все считали изумительно красивой девушкой; Иво де Вереи даже пытался взять ее силой и вынудить стать его женой! Это уж слишком! Ради всех святых, да? Вильям де Бриджпорт сейчас отвернулся бы от нее! Филиппа на мгновение представила, что она стоит перед ним и старик вопит от страха, как вон тот маленький мальчик, а потом поворачивается и бежит не разбирая дороги, и его брюхо колышется вверх-вниз… Девушка невольно расхохоталась:

— Я, к сожалению, не совсем хорошо выгляжу, сэр, но если вы позволите мне покинуть вашу прелестную крепость, то я отправлюсь по своим делам дальше и вам не придется больше терпеть мой ужасающий запах.

— Стой на месте, — предупредил Дайнуолд, поднимая руку, когда она сделала движение, чтобы перелезть через борт повозки. — Ответь мне, кто ты такая?

Это был тот самый мужчина с низким злым голосом, и улыбка застыла на губах Филиппы. Опасное положение. Впрочем, девушка не собиралась лгать: она высокородная леди, и ни один здравомыслящий человек не посмеет причинить ей вреда. Она гордо вскинула голову и расправила плечи.

— Я Филиппа де Бошам, дочь лорда Генри де Бошама.

— Ведьма, лживая старуха! — крикнул Эдмунд.

— Вовсе нет! — разъярилась Филиппа. — Возможно, сейчас я действительно похожа Бог знает на кого, но никакая я не ведьма!

Дайнуолд рассмеялся:

— Говоришь, Филиппа де Бошам? С моей точки зрения, тебя вообще трудно назвать женщиной, к тому же ты настолько непривлекательна, что даже мои собаки отвернутся! И кроме того, ты, кажется, испачкала принадлежащую мне шерсть.

— Не связывайся с ней, пап! Она тебя проклянет!

— Твоя шерсть? Ха! Эта шерсть принадлежит моему отцу, и тебе это прекрасно известно. Ты самый обычный вор. Что же касается этого крикливого глупого мальчишки, то меня так и подмывает его проклясть.

Эдмунд завизжал, и Дайнуолд снова расхохотался. Его люди посмотрели на него, посмотрели на существо из повозки и тоже начали смеяться. Филиппа заметила, что даже стоящий неподалеку урод сгибается от хохота. Девушка сожалела о своей правдивости. Если бы она сказала, что живет в соседней деревне, ее бы отпустили домой, но нет, она, как последняя дура, не стала лгать. Разве можно ожидать хороших манер от мужчины, который украл две повозки шерсти? Да ни за что на свете! Филиппа вздернула подбородок:

— Я Филиппа де Бошам! И я требую к себе уважения.

В тот момент, когда девушка открыла рот, Дайнуолд сообразил, что она явно не сбежавшая служанка или крестьянка из деревушки рядом с Сент-Эртом. Она говорила как истинная леди — высокомерно, громко и противно, так могла бы кричать королева, если б ее застали с поднятыми юбками в уборной. Но почему, черт побери, эта проклятая девица пряталась в шерсти и от нее воняет, как от кучи навоза?

Я, конечно, давно подозревал, что лорд Генри — красноносый обжора, который от жадности так плохо кормит своих лошадей, что они едва переставляют копыта, но даже он не мог быть наказан такой дочерью. Спускайся вниз!

Дайнуолд молча наблюдал, как девушка, слегка покачнувшись, выпрямилась, восстановила равновесие, а затем медленно слезла на землю. Она была очень высокой, и его слуги боязливо попятились, особенно те, кто оказался с наветренной стороны. От ее вида и запаха кровь стыла в жилах. Даже Филбо шарахнулся в сторону, и Дайнуолд еле его удержал: