Сочинения

Престанут грации трепать;

И, может быть, с тобой в разлуке

Твоя уж Пенелопа в скуке

Ковер не будет распускать.

Не будет, может быть, лелеять

Судьба уж более тебя

И ветр благоприятный веять

В твой парус: береги себя!

Доколь текут часы златые

И не приспели скорби злые,

Пей, ешь и веселись, сосед!

На свете жить нам время срочно;

Веселье то лишь непорочно,

Раскаянья за коим нет.

1780

[Image005]

На модное остроумие 1780 года

Не мыслить ни о чем и презирать сомненье,

На все давать тотчас свободное решенье,

Не много разуметь, о многом говорить;

Быть дерзку, но уметь продеозостями льстить;

Красивой пустошью плодиться в разговорах

И другу и врагу являть приятство в взорах;

Блистать учтивостью, но, чтя, пренебрегать,

Смеяться дуракам и им же потакать,

Любить по прибыли, по случаю дружиться,

Душою подличать, а внешностью гордиться;

Казаться богачом, а жить на счет других;

С осанкой важничать в безделицах самих;

Для острого словца шутить и над законом;

Не уважать отцом, ни матерью, ни троном;

И словом, лишь умом в поверхности блистать,

В познаниях одни цветы только срывать;

Тот узел рассекать, что развязать не знаем, -

Вот остроумием что часто мы считаем!

Ок. 1776; 1780

На Новый год

Рассекши огненной стезею

Небесный синеватый свод,

Багряной облечен зарею,

Сошел на землю Новый год;

Сошел, - и гласы раздалися,

Мечты, надежды понеслися

Навстречу божеству сему.

Гряди, сын вечности прекрасный!

Гряди, часов и дней отец!

Зовет счастливый и несчастный:

Подай желаниям венец!

И самого среди блаженства

Желаем блага совершенства

И недовольны мы судьбой.

Еще вельможа возвышаться,

Еще сильнее хочет быть;

Богач богатством осыпаться

И горы злата накопить;

Герой бессмертной жаждет славы,

Корысти льстец, Лукулл забавы

И счастия игрок в игре.

Мое желание: предаться

Всевышнего во всем судьбе,

За счастьем в свете не гоняться,

Искать его в самом себе.

Меня здоровье, совесть права,

Достаток нужный, добра слава

Творят счастливее царей.

А если милой и приятной

Любим Пленирой я моей

И в светской жизни коловратной

Имею искренних друзей,

Живу с моим соседом в мире,

Умею петь, играть на лире, -

То кто счастливее меня?

От должностей в часы свободны

Пою моих я радость дней;

Пою творцу хвалы духовны

И добрых я пою царей.

Приятней гласы становятся,

И слезы нежности катятся,

Как россов матерь я пою.

Петры, и Генрихи, и Титы

В народных век живут сердцах;

Екатерины не забыты

Пребудут в тысящи веках.

Уже я вижу монументы,

Которых свергнуть элементы

И время не имеют сил.

Конец 1780 или начало 1781

На выздоровление Мецената

Кровавая луна блистала

Чрез покровенный ночью лес,

На море мрачном простирала

Столбом багровый свет с небес.

По огненным зыбям мелькая,

Я видел, в лодке некто плыл;

Тут ветер, страшно завывая,

Ударил в лес - и лес завыл;

Из бездн восстали пенны горы,

Брега пустили томный стон;

Сквозь бурные стихиев споры

Зияла тьма со всех сторон.

Ко брегу лодка приплывала,

Приближилась она ко мне;

Тень белая на ней мелькала,

Как образ мраморный, во тьме.

Утих шум рощ, умолк рев водный,

Лишь стонут в тишине часы;

Стремится пот по мне холодный

И дыбом восстают власы;

На брег из лодки вылезает

Старик угрюмый и седой

И, озираясь, подпирает

Себя ужасною косой.

Тогда по брегу раздалися

Надгробный плач и вой людей,

Отвсюду к старику сошлися

Бесчисленны толпы теней;

Прискорбны, бледны и безгласны,

Они, потупя взоры, шли;

Цепями фурии ужасны

К морскому брегу их вели.

Старик кровавыми когтями

К себе на лодку их влечет:

Богач и нищ, рабы с царями,

Все равно оставляют свет.

Уж в лодке многие мечтались

Знакомые и мне черты,

Другие к оной приближались;

Меж их, Шувалов! был и ты.

И ты, друг муз, друг смертных роду,

Фарос младых вельмож и мой!

И ты Коцита зрел уж воду;

Коса смертельна над тобой,

Рассекши мрак густой, сверкала,

Подобно как перун с небес;

Эреба бездна уж зияла,

И ногу в вечность ты занес.

Болезнь и страх неизреченный

Тогда стеснили грудь мою:

“Кем добродетели почтенны,

Кто род, и сан, и жизнь свою

Старался тем единым славить,

Чтоб ближнему благотворить,

Потомству храм наук оставить,

Тому ли век толь краткий жить?

Ужель враг чести и пороку,

И злой и добрый человек,

Единому подвластны року?

О боже праведньй!” - я рек.

Но вдруг средь облака златого,

На крыльях утренней зари,

Во зраке божества младого,

Которого рабы, цари,

Все люди равномерно любят,

Но все не равно берегут,

Которого лень, роскошь губят,

Крепят умеренность и труд, -

Здоровье - дар небес бесценный -

Слетело в твой чертог и, взяв

В златом сосуде сок врачебный,

Кропя тебя, рекло: “Будь здрав!”

Ты здрав! Хор муз, тебе любезных,

Драгую жизнь твою любя,

Наместо кипарисов слезных

Венчают лаврами тебя.

Прияв одна трубу златую,

Другая строя лирный глас,

Та арфу, та свирель простую,

Воспели, - и воспел Парнас:

“Живи, наукам благодетель!

Твоя жизнь ввек цвести должна;

Не умирает добродетель,

Бессмертна музами она”.

Бессмертны музами Периклы,

И Меценаты ввек живут.

Подобно память, слава, титлы

Твои, Шувалов, не умрут.

Великий Петр к нам ввел науки,

А дщерь его ввела к нам вкус;

Ты, к знаньям простирая руки,

У ней предстателем был муз;

Досель гремит нам в Илиаде

О Несторах, Улиссах гром, -

Равно бессмертен в Петриаде

Ты Ломоносовым пером.

1781

Фелица

Богоподобная царевна

Киргиз-Кайсацкия орды!

Которой мудрость несразненна

Открыла верные следы

Царевичу младому Хлору

Взойти на ту высоку гору,

Где роза без шипов растет,

Где добродетель обитает:

Она мой дух и ум пленяет,

Подай, найти ее совет.

Подай, Фелица! наставленье:

Как пышно и правдиво жить,

Как укрощать страстей волненье

И счастливым на свете быть?

Меня твой голос возбуждает,

Меня твой сын препровождает;

Но им последовать я слаб.

Мятясь житейской суетою,

Сегодня властвую собою,

А завтра прихотям я раб.

Мурзам твоим не подражая,

Почасту ходишь ты пешком,

И пища самая простая

Бывает за твоим столом;

Не дорожа твоим покоем,

Читаешь, пишешь пред налоем

И всем из твоего пера

Блаженство смертным проливаешь;

Подобно в карты не играешь,