Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1

ЗЕЛЕНЫЙ ЛУЧ 

Как страшно ночью просыпаться С закрытым наглухо окном И в полном мраке убеждаться, Что жизнь – непостижимый сон. Слышны шаги во мраке, стоны, Шуршание незримых крыл, Хоть знаешь: Божьих легионов Уже давно и след простыл. Лежишь, и камень стопудовый К постели прижимает грудь, И хлыст свистит в мозгу суровый, Усугубляя в сердце жуть. Скорее света! Хоть лампаду, Хоть крохотного светлячка, Хоть ноктилюку, чтоб, по аду Блуждая, видеть хоть слегка. Скорее солнца лучик алый, Последний самый пред концом, Побагровевший, запоздалый, Над моря бархатным ковром! Нет, лучше в полуночном страхе Прижаться к другу своему, Что рядом, как и ты на плахе, Склонившись к сердцу твоему, Застыл, как ангел твой хранитель, И спящих глаз его на миг Вообразить себе обитель, Где целый мир небесных книг Сокрыт в Скрижали Голубиной, Где тот зеленый луч сокрыт, Что мир исподний и вершинный Когда­нибудь соединит.

ТЕНИ 

Когда закрыты жалюзи, А море плещется вблизи, На кельи белом потолке, Как на поблекнувшей щеке, Веселый пляшет хоровод От серебристых этих вод. Игривые такие тени Там мечутся вокруг без лени, То вниз, то вверх, то впрямь, то вкось, Без ритма, этак на авось. И весело мне просыпаться И чем­нибудь себе казаться Под их беззвучный милый танец, И на лице моем румянец Зажжется от желанья жить. Увы! недолга эта прыть: На солнце облако найдет, И танец бликов вдруг пройдет, Пройдет бесследно, как у нас Проходит поколений час.

РУМЯНЕЦ

Напротив моего окошка Стоит багровая стена, Где черная, как уголь, кошка На ржавом желобе видна. Румянцем осени покрыта Та стенка уж недели три И капельками маргерита, Блистающими в час зари. Но лихорадочная краска Недолговечна на камнях, Она – стыдливая лишь маска И догорит уже на днях. То престарелых винограда Зубчатых листьев смертный жар, То похоронного парада Уже трагический пожар. Рубины, жаркие гранаты Покрыли сочный малахит: Как венецейские брокаты, Узор причудливый горит. Ковров пышней Шехерезады Едва ль касалася пята, Атласа радужней наяды Едва ль холодные уста. Как эти листья, и поэта Тысячегранная душа, Вся пламя, вся потоки света, Что проливаются спеша. Порывы ветра и тумана Слепые, гнойные зрачки Гасят то пламя неустанно Волной безвыходной тоски.

УМИРАЮЩИЙ ЛЕБЕДЬ

Пой, душа, как лебедь белый, Умирающий в волнах, Побежденный, поседелый В никому не нужных снах. Кроме ритмов и мелодий Нет у странников земных Заповеданных угодий, И всему начало стих. Крылья белые по ветру, Словно парус, распусти, Жизнь, скорбящую Деметру, – Всех любя, – перекрести. Песнопеньем очищенья Воздух синий пронижи И в последние мгновенья Путь единый укажи, Чтобы лебеди другие Не умолкли за тобой, Чтобы странники нагие Выходили с Явью в бой, Чтоб Пославшего нас воля До последних в мире дней Не потухла, соизволя Мне вернуться в мир теней. 1935

СУМЕРЕЧНИЦА

Полночное у ней на крыльях небо, Четыре в нем потухшие луны, Меж ними лик страдальческого Феба, Распятого на переплет сосны. Свисает прядь волос на лоб высокий, И глаз закрыт, но капает с ресниц Кровавых слез еще ручей широкий По бархату воскрылий пышных ниц. Что означает странное виденье, Таинственный из сумрака прилет? Желанье ль разрешить мои сомненья? Иль весть о том, что смерть в засаде ждет? Прабабушки твоей ночная спинка Летала подле мертвого Христа И все, как светописная пластинка, Запечатлела, видно, неспроста! Да, неспроста вчера в мое окошко Ты постучалась и, у лампы сев, Мне показала, что моя дорожка Ведет над пропастью в открытый зев Небытия к уничтоженью мысли. Я знаю, что плохой я христьянин: Мы все теперь над бездною повисли, И чужд нам всем распятый Божий Сын! Но не заглох кремнистый путь к вершине, Как видишь, раз на крыльях у тебя Прочел я повесть о любимом сыне Всевышнего, в Аиде злом скорбя!

В ЗВЕЗДНУЮ НОЧЬ

Кто там серебряных булавок Рассыпал по небу лоток? Кто золотых послал козявок Метаться в бездне, как волчок? Кто звездную по своду крынку Разлил вселенной молока? Вопрос нелепый, но былинку Ли упрекать? Она, пока Живет, глядит и вопрошает О том, что над ее челом Так ослепительно сверкает За синим вечности стеклом. Какая ночь! Незримо волны У скал, незримых также, спят, Лишь низью жемчужною челны Лампары на море горят Да этих звезд неумолимых, Недостижимых легион. И жизнь вся для тяжкой схимы – Непостижимый только сон. Сон жуткий, непочатый, вечный, Напрасный так же для ума, Как этот Путь во мраке Млечный, Как Божьей мантии кайма. Но на горе, в каменоломне, Огонь мистический горит, Как будто бы Мадонны скромной Там изваяние стоит. Да около меня Мадонна Сидит живая искони И освещает неустанно Земные все мои пути. И обнимая тихо плечи Ее в полночной тишине, Я звездные постигнул речи В неизмеримой вышине.