Один триллион долларов

Когда Джон взял первую ложку икры, до него вдруг дошло, что сейчас его наполненный рот стоит больше, чем он раньше проедал за месяц. Безумие. Просто извращение, подумал он. Потом распробовал и подумал: С другой стороны…

На следующее утро все продолжилось. Они гуляли по Пикадилли, изучали безупречные витрины и покупали жакеты и пуловеры из чистого кашемира, зажимы для купюр из серебра, запонки из платины и булавки для галстуков, которые стоили целое состояние.

– А что с галстуками? – спросил Джон.

– Галстуки покупают в Париже или в Неаполе, – твердо объяснил Эдуардо. – Hermes или Marinella.

– Понял, – кивнул Джон.

Они покупали солнечные очки, шелковые платки для нагрудного кармана, перчатки из оленьей кожи, шарфы из шерсти и из шелка, носки, плащи и зонты, – все это в магазинах, которые являются поставщиками британского королевского дома. И когда добыча была отправлена через вышколенных продавцов в аэропорт, где самолет вместе с экипажем все еще ждал, когда арендаторам придет в голову лететь дальше, они посетили, поскольку это оказалось по дороге, скачки.

Поначалу Джон не нашел в этом мероприятии ничего интересного: множество взволнованных людей и кучка мчащихся лошадей. С каждым забегом приходилось топтаться по все большему количеству разорванных купонов. Он скорее от скуки решил попробовать, как чувствуешь себя, поставив на игру деньги и проиграв их, и поставил сто фунтов на лошадь, не имевшую шансов.

Его участие сразу повысило привлекательность мероприятия, переплавило топот копыт и нервозность публики с их биноклями, твидовыми пиджаками и купонами в почти волнующее событие. Вдобавок ко всему лошадь, на которую поставил Джон, выиграла, и они покидали ипподром с толстой пачкой фунтов. Эти деньги чуть не испортили ему впечатление от скачек.

После обеда они полетели в Париж, чтобы купить галстуки, и Эдуардо повел его в небольшой изысканный ресторан, чтобы он смог насладиться там настоящими трюфелями.

– Ну, – спросил Эдуардо, когда поздно ночью самолет снова летел во Флоренцию, – каково чувствовать себя триллионером?

Джон посмотрел на него и вздохнул.

– Сейчас, – признался он, – я чувствую себя как в Диснейленде для богатых.

Между тем осаду журналисты сняли, и можно было снова без помех завтракать на веранде. Когда на следующее утро после завтрака Джон вернулся в свою комнату, все лондонские покупки были уже там: дюжины коробок, бумажных пакетов с ручками и пестрых свертков. В первый момент это было как на Рождество: можно все распаковывать и радоваться. Но потом он почувствовал себя осажденным зонтами, пуловерами, шарфами, бриллиантовыми булавками для галстуков и запонками, и покупка всех этих вещей показалась ему совершенно бессмысленной. Он сидел на кровати, чувствуя свое бессилие управиться с этим валом покупок, и тут зазвонил телефон. Джон рассеянно взял трубку.

– Доброе утро. Как дела? – Незнакомец.

– Спасибо, – неопределенно ответил Джон. – Очень хорошо, я думаю. Кстати, большое спасибо за факс.

– Не стоит благодарности.

Казалось, это было целую вечность тому назад. Хотя прошла всего неделя.

– Это было, ну, неожиданно. Так сказать, спасение в последнюю секунду.

– Да, – спокойно согласился звучный голос.

– Я думаю, нет смысла спрашивать, откуда у вас это медицинское свидетельство?

Низкий, сдержанный смех, от которого исходило спокойствие. Он даже не потрудился сказать «нет».

– В любом случае, я вам очень благодарен, – сказал Джон. – Если это для вас что-то значит.

На мгновение возникла тишина, как будто связь прервалась. Потом незнакомец сказал:

– Это значит для меня очень много. И, может быть, я к этому еще вернусь.

Тон, каким он это сказал, вызвал у Джона неприятное чувство. Может, оттого, что пришлось вспомнить родного брата Лино, который готов был его обмануть?

– Теперь, когда вы стали самым богатым человеком земли, – продолжал незнакомец, – что вы намерены делать?

Ну вот, опять. Только успел отвязаться от этой мысли. Можно вытеснить все, что угодно, когда летишь через континент за покупками. Забудешь и пророчества, и священную миссию.

– Я еще не знаю, – помедлил он, думая о том, что не обязан отчитываться перед звонившим, который даже не считает нужным назваться. – Сейчас я занят тем, что привыкаю к большим деньгам. Покупки в Лондоне, обед в Париже, все такое.

– Понятно. И вы можете себе это позволить. Но думали ли вы о будущем? Что вы будете делать через год, через пять лет, через десять? Где вы хотите жить? Как будет выглядеть мир вокруг вас?

Джон смотрел на гору пуловеров и шарфов и ненавидел их.

– Это… эм-м… я еще не решил, – сказал он с чувством нарастающего удушья. Хорошо ли он это сформулировал? Лучше, чем понятия не имею?

– Не решили, так-так. А между какими альтернативами вам приходится выбирать?

– С триллионом долларов можно делать что хочешь, – ответил Джон грубее, чем рассчитывал. – Альтернатив сколько угодно.

– Конечно. – Даже если Джон его и обидел, тот не дал этого заметить. – Это называют муками выбора. Люди, у которых нет выбора, не могут оценить такую дилемму по достоинству.

Что все это значит?

– Вот именно, – кивнул Джон, чтобы протянуть время.

– Но, – продолжал незнакомец, – ведь вам предстоит решать это в связи с прорицанием, не правда ли?

Кажется, этот человек все знал.

– Какое прорицание? – тем не менее спросил Джон.

– Да бросьте! Прорицание вашего предка Джакомо Фонтанелли. Наследник его состояния вернет человечеству потерянное будущее. Я бы сильно обманулся в вас, если бы оказалось, что этот вопрос вас совсем не мучает.

«Я это прорицание еще ни разу не читал, – подумал Джон. – Поскольку оно написано по-латыни, а наследник состояния Фонтанелли случайно не учил этот язык».

Но вслух он этого не сказал.

Опять этот тихий смех, как бы издалека, с высоты Гималаев, пожалуй.

– Вам еще понадобится моя помощь, Джон. Подумайте об этом.

И он положил трубку.

Каждый день приходили приглашения на банкеты, вернисажи, приемы, футбольные турниры или гала-вечера. Джону предлагали возглавить благотворительные проекты или приглашали его вступить в Лайонс-клуб, Ротари-клуб и другие эксклюзивные кружки. Кристофоро Вакки с удовольствием зачитывал эти письма за обедом, чтобы потом отложить в сторону и сказать:

– Вы еще не созрели, Джон. Для начала не мелькайте на публике. Погодите, пока уляжется общественное возбуждение. Дайте себе время вжиться в эту роль.

У Эдуардо на этот субботний вечер было приглашение на театральную премьеру во Флоренции, и он уговорил Джона поехать туда с ним.

Как выяснилось, это был очень маленький, авангардистский театр в той части Флоренции, куда туристы не забредали. Пьеса была тоже авангардистская, это значило, что молодые, экзальтированные актеры выкрикивали казавшиеся бессмысленными диалоги в маленький зал, не набиравший и сотни зрителей, то и дело барабанили по пустым бочкам и обливали друг друга густыми цветными жидкостями. В конце спектакля он стали срывать с себя одежду, и большинство из них встретили аплодисменты полуобнаженными. Аплодисментам не было конца, возможно, оттого, что публика – преимущественно мужская – не могла наглядеться на кланяющихся актрис. Джону все это показалось очень изысканным. Правда, он ничего не понял. Наверное, ему следовало впредь серьезнее относиться к занятиям по языку с professore.

После спектакля был прием для театральных критиков, друзей и приглашенных почетных гостей. Сначала перед прессой предстали режиссер с толстым лицом и автор пьесы, юркий человечек в очках под Джона Леннона. Постепенно к ним присоединялись техники сцены, осветители и, наконец, актеры, смывшие с себя липкую жидкость и просушившие волосы феном. Алкоголь потек рекой, и прием переродился в пьянку.