Страница 73 из 79
Нам с Мыколой девять суток на каждого. Включая день голодовки с уколами витаминов перед погружением в анабиоз. Всего-то навсего!
Признаться, мы приуныли. Мы почему-то рассчитывали на большее.
Зато у Оболонуса оказалось провизии на три года с небольшим.
— Пусть делится! — заявил Мыкола.
Кео покрутил стальной башкой и опять принялся читать лекцию. Он заявил, что продукты, заявленные в журнале как продукты землянина под именем Оболонус, безусловно принадлежат ему и могут быть частично поделены между кем-либо из экипажа корабля только в случае угрозы гибели вышеуказанных членов экипажа. Однако погружение в анабиоз не означает гибели, а значит смертельной опасности ни для землянина Мыколы, ни для хеланоика Йохъй не существует, а посему выходит, что Оболонус имеет право доесть долю, которая означена, как его…
В этом месте Мыкола не выдержав прервал кэпа и сказал, что это его личный хомяк. А значит и продукты хомяка — его личные продукты. Хотя он, Мыкола, не жадный и с удовольствием поделится с Йосей.
— И вообще, — разошелся Мыкола, — несколько тысяч лет назад, когда наше человечество еще не вляпалось в эту задрипанную галактическую цивилизацию и не стало таким насквозь до тошноты цивильным, обычный терпящий бедствие космический волк сказал бы вам, что делать!
Признаюсь, речь Мыколы, хотя и чрезмерно эмоциональная, показалась мне не лишенной здравого смысла. Лишь в конце Мыкола, как мне показалось, несколько перегнул палку, и я заметил ему, что по моим наблюдением он, мой товарищ, слишком привязан к Оболонусу, чтобы поместить его в анабиозную камеру (я именно так понял прозрачный намек бортинженера) раньше нас.
Мыкола ответил, что плевать бы ему было на хомяка, но его подарила Оксана, а она очень расстроится, если с ним что-то случится.
Оксана подарила жениху хомяка, чтобы ему было не одиноко в полете и чтобы тот почаще вспоминал невесту — по-моему, очень трогательно.
Мыкола купил хомяку интеллектуально-развивающую игру «Нажми кнопку»; вовремя кормил; чистил клетку и убирался в крохотной пластмассовой каюте; следил, чтобы Оболонус крутил колесо; а еще закупал продукты для хомяка на каждой планете и, как и полагается, вступил в Общество защиты мелких животных.
— Мыкола стал платить взносы Обществу, потому что иначе ему бы никто не разрешил взять хомяка с собой! — заметил Кео. — Кстати, так как «Культурная Диффузия» является коллективным членом многих прогрессивных объединений, в том числе и Общества защиты мелких животных, то НЗ хомяку приобреталось по распоряжению Шефа. А вот продукты Мыкола действительно закупал сам, со скидкой, как член Общества. Но, интересно узнать, зачем ему было на каждой планете покупать по пять кило семечек? Этого хватило бы на годы! А сушеные ананасы? — продолжал вопрошать Кео, не глядя на побагровевшего от негодования Мыколу. — Кажется, в их закупке принимали активное участие вы, Иохъй? Вы купили семь кило ананасов по хомячьей карточке в порту на Ганимеде, а потом ими закусывали, разве не так? А после Демируша-2 ананасов осталось так мало, что я переложил их в маленькую банку и подписал именем Оболонуса, — тогда лишь вам стало стыдно залезать туда!
Тут, признаюсь, пришла моя очередь полиловеть ступнями ног (именно так мы, хеланоики, выражаем свое смущение). Увы, я очень люблю сладкое.
— В отличие от нас, разумных существ, Оболонус не выражал никакого собственного желания отправиться в полет, — продолжал Кео. — А, значит, вся ответственность за его судьбу в полете лежит на нас. К тому же я считаю его весьма полезным существом на корабле. Его биоэнергетические импульсы не раз поднимали настроение экипажу, дарили ощущение уюта и лечили от ностальгии не только землянина.
В этом месте речи Кео я невольно расчувствовался, вспомнив забавных добикао моей любимой планеты. Выражение мордочки у них почти такое же. Однако уши гораздо больше, чем у хомячков. Колючки вдоль хребта. А главное, добикао тащит за хвостом отросток — большой домик, тележку-сумку для малышей. Пока малыши не вырастут, папаша катает их за собой. Они так смешно выглядывают из тележки-сумки, таращат блестящие глазенки и шевелят ушами! И пусть Оболонус не очень похож на них, но он так же забавен и бестолков, и я часто вспоминаю свою родину, глядя на него. Да, Кео прав. Оболонус много значит на корабле. И когда мы с Мыколой уйдем в Сон, нам будет спокойнее оттого, что роботу будет с кем разговаривать.
Кео будет стучать в каюту, расположенную на втором этаже маленькой клетки, как стучит сейчас Мыкола, вызывая Оболонуса, чтобы тот послушал, как решается его судьба на собрании.
Кео нальет крошечному подопечному молока в маленькую чашку и поможет найти ход к ней, нажимая кнопки интеллектуальной игры, и ему будет не так одиноко…
А когда и Оболонус уйдет в Сон, то Кео останется лишь следить за анабиотическими камерами, наблюдать за тем, что делается снаружи корабля, ловить позывные чужих звездолетов, неустанно подавать сигнал о помощи и тосковать.
Я представил эту космическую тоску и подумал, что Спать лучше, чем вот так годами и десятилетиями вслушиваться в космос, бредящий вокруг лишь выкриками реклам…
Между тем Кео, признав пользу Оболонуса, стал хвалить и линкакус. Заметив, что космонавты издавна приписывали Говорящим Цветам кассандрические свойства, Кео рассказал старое поверье о том, что если кораблю предстоит гибель, то линкакус окукливается.
Линкакус может столетиями плавать в вакууме, в космическом холоде и жарких лучах звезд, под потоком пронизывающей радиации, но для этого ему нужно превратиться в бурую куколку.
Поэтому, если линкакус начинает прижимать к себе листья и склеивать из них блестящий коричневый кокон, то значит экипажу хорошо бы держать спасательные шлюпки наготове. А если нет шлюпок, проверить все механизмы и молиться!
— А то, что наш линкакус съел таблетки микрокаролозы, неслучайно! — утверждал Кео, слывший знатоком астропримет и легенд. — Цветок не хотел навредить, просто он каким-то образом знал, что фильтр на износе, чистой воды осталось немного, и таблетки не понадобятся.
— В лом ему было распуститься раньше и сказать нам про фильтр еще на берегу! — проворчал Мыкола.
— Вы слишком многого от него хотите! — ответствовал капитан. — Кстати, что касается жидкости, то ее вам хватит всего на неделю! Поэтому, согласно моему личному распоряжению и под мою ответственность, вы, начиная с завтрашнего дня, будет потреблять жидкость из НЗ линкакуса. Я решил, что на крайний случай он может пользоваться и загрязненной водой, а вот вы, если заболеете, плохо перенесете анабиоз.
— Надо же, какое одолжение! — поразился Мыкола. — А может сперва попробовать запросить разрешения у Общества говорящих растений? Ведь линкакус — очень важная птица, сравнимая по значимости на борту разве что с хомяком, а не с какими-то там сапиенсами, у которых и НЗ-то с гулькин нос!
— Сапиенсы, раз они такие разумные, должны были сами позаботиться о своем НЗ! В отличие от низших существ, они вправе выбирать себе Общества! — отчеканил Кео. — А вы с Иохъй из жадности не стали вступать в профсоюз. Вот мы с Зако вступили в профсоюз, и у меня машинного масла хватит (на ваше счастье) — на две тысячи лет. Вполне достаточное время дпя того, чтобы, по теории вероятности, успели найти и оживили моих знакомых скуповатых пьяниц.
Кто виноват, что хрупкие разумные существа сами нисколько не хотят заботиться о собственной безопасности?
Где вы были, когда еще на Ганимеде Зако уговаривал Шефа выделить деньги на покупку нового фильтра, мёбиусохронады и запчасти гугрисов?
Вы успокоились тем, что вам кинули внеочередную премию как кость собакам, и побежали отмечать это событие в бар!
Или я не прав?
Вы, Йохъй, проявляете завидную бойкость лишь рассказывая анекдоты секретарше, а вы, Мыкола, лишь тогда, когда просите включить в рацион сало и безалкогольную «Оболонь» вместо соков, хотя против «Оболони» я как раз ничего не имею. И безалкогольная, которая уже закончилась, и та, которая содержит градусы — весьма питательный продукт и к тому же утоляет жажду. Но в холодильнике не наберется уже и десятка банок. Вы пьете пиво со впечатляющей скоростью, не умея экономить припасы.