Страница 24 из 87
Но и опыт взрослых, их руководство, направление полета местных стай имеют значение для молодых птиц, возможно, даже большее, чем повеления инстинкта. Молодых аистов, привезенных из восточных районов, выпустили на Рейне, когда еще местные аисты не улетели. Они присоединились к стаям своих сородичей и вместе с ними устремились в Испанию, а не на юго-восток, как поступили бы, оказавшись в одиночестве, без руководящего примера местных стай.
У нас белые аисты живут в западных республиках и областях не восточнее линии, проведенной от Ленинграда до Дона. (В последние годы видели их и под Москвой.) Кроме того, в Закавказье, Средней Азии и в амуро-уссурийском крае, не западнее Благовещенска. Дальневосточный более крупный подвид – черноклювый, птица вымирающая. В Японии, например, уцелело лишь несколько пар этих аистов. Их содержат в большой вольере, пытаются развести и снова расселить по стране. На северо-востоке Китая и в Корее белые аисты еще есть.
Дальневосточный белый аист зимует в Бирме и смежных странах. Среднеазиатский – в Индии и на Цейлоне.
Седлоклюв.
У второго нашего аиста – черного (брюхо у него, однако, белое) ареал более обширный, от Испании до Дальнего Востока, но сам он редкая птица. Гнездится обычно в старых высокоствольных лесах, на деревьях или на скалах, в местах глухих, далеких от людей.
В этой нелюдимости несходство характеров двух родственных птиц особенно заметно. Другое разногласие обнаруживается в их совместной жизни в зоопарках. Здесь нередко черный самец начинает ухаживать за белой самкой. Она отвечает взаимностью. Но отложить яйца и вывести птенцов им не суждено: ритуалы приглашения к гнезду разные, и белая аистиха просто не понимает своего черного супруга.
Белый аист молчалив. Птенцы его пищат и мяукают, «похоже, как котята»! Глухой, негромкий его голос мало «то слышал. Черный тоже неболтлив. Когда токует, распушив белое подхвостье, астматично „свистит“, словно давится собственным криком. На гнезде черные супруги переговариваются тихими голосами, но в полете кричат громко, впрочем, это редко бывает. Редко и клювами трещат, когда возбуждены. Но птенцы громкоголосые.
Зимовать европейские черные аисты летят по тем же двум путям, что и белые, но дальше экватора устремляются немногие из них. Залетев так далеко, некоторые, похоже, навсегда там обосновались: обнаружены уже 34 пары черных аистов, гнездящиеся в Родезии и Южной Африке.
Еще 16 видов аистов на земле. В Америке (от Флориды до Аргентины) – отважный истребитель крокодилов ябиру! В Индии и Африке – знаменитый марабу.
Но прежде несколько слов о тантале. Видом он ибис. Голое красное, желтое или черное у него „лицо“, желтый клюв изогнут вниз… Даже имя латинское, научное, дано ему „Ибис“. Но танталы (4 вида в Африке, Америке и Юго-Восточной Азии) не ибисы, скорее аисты, а точнее – нечто переходное, промежуточное между теми и другими.
Итак, ябиру. Аист статный, мощнее и много выше нашего. Он лыс, как и марабу, клюв чуть вздернутый вверх – словно „по ошибке перевернутый горбинкой вниз“, голова и верх шеи черные, оставшаяся треть шеи голая и красная. Все прочее – белое. Марабу старческим пушком на лысой голове, голой морщинистой шеей, носом, уныло вниз опущенным, – сутулый какой-то! – являет грустный и безрадостный вид. У ябиру фигура более воинственная.
О других его охотничьих подвигах не будем говорить, они обычны. Но о том, как умело истребляет ябиру крокодилов, нельзя не сказать.
Выбрав у реки место, стратегически наиболее надежное, караулит он детенышей аллигаторов и кайманов. Выследив, бьет массивным и, видно, прочным, как дубина, клювом. Убьет и малых глотает целиком, тех, что побольше, расклевывает.
Случается, застанет его за этим детоубийством мадам-аллигатор. Остервенело бросается она на истребляющую крокодилий род голенастую птицу. Но ябиру и тут не плошает. Как матадор от быка, отскочит в сторону и бьет сбоку проползающую мимо бронированную махину клювом, как копьем, метко в глаз! Или между глаз, что так же убийственно.
„Новорожденный ухитрился вцепиться зубами в конец клюва, и, сколько ни тряс Большой Джон головой, малыш только крепче стискивал свои остренькие зубки. На крик примчалась мамаша… Выбравшись на берег, она побежала к Большому Джону, который знай себе тряс клювом. Не заметил ее? Я уже решил, что ему сейчас конец, как вдруг аист живо шагнул в сторону, и в последнюю секунду кайманиха промахнулась на какой-нибудь сантиметр… в следующий миг ее прямо между глаз поразил страшный удар мощного клюва. Не знаю, выдержал ли ее череп, но она, несомненно, была оглушена, только драконий хвост уныло дергался из стороны в сторону. А Большой Джон как ни в чем не бывало продолжал возню с кайманенком, который чудом остался висеть невредимым на конце клюва. Внезапно Большого Джона осенило. Он замер, внимательно посмотрел на воду, затем спокойно подошел к водоему и окунул кайманенка. Тот, как и надо было ожидать, выпустил клюв и попытался спастись вплавь. Молниеносный выпад… промах… еще выпад… И вот Большой Джон поднимает в клюве полуживого кайманенка, чтобы затем отправить его в зоб“ (Арне Суксдорф).
Вы, конечно, уже догадались, что „Большим Джоном“, а еще „Туюю“, называют в Америке ябиру: „один его вид внушает почтение“.
„Посмотрите на Большого Джона, – любезно приглашает нас Арне Суксдорф, — когда он взлетает. В длинном разбеге сильные ноги будто отталкивают землю вниз, могучие крылья словно обнимают весь мир…“
Взмыл в небо и растаял в синеве, и вот уже падает вниз, „да с таким гулом, будто пришел конец света!… Кажется, сейчас обвалится небо“. Крылья прижаты, клюв, „способный расколоть череп ягуару“, снарядом рассекает воздух. Вдруг великолепный разворот, и тяжелая птица без усилий, словно легковесная ласточка, круто набирает высоту.
Так резвятся в небе ябиру. Возможно, это токовой полет. Гнезда строят в полукилометре сосед от соседа. Но у них „заведено каждый день навещать друг друга. Визиты проходят очень мирно и чинно, иногда сосед даже приносит подарок для детей, скажем, какую-нибудь змею“.
У марабу клюв – тоже отличная дубина, массивная и с достаточно острым концом. Назначение его – сокрушать ребра трупам, пробивать животы мертвых животных. Марабу – падальщик, вроде гиены или грифа. Оттого, чтобы не пачкать перо, копаясь в трупах, голова и шея у него голые, лишь легким пушком кое-как прикрыты. Кости даже крупных копытных марабу глотает целиком. А всякой падали и разной живой мелочи съедает марабу каждый день около килограмма.
В иных городах Индии, в Калькутте например, марабу прежде сидели, как рассказывают, на крыше „почти каждого дома“, ожидая очередных отбросов, кинутых на улицу. В Азии и в Африке жизнь у марабу-санитаров тоже полезная людям и к‹окружающей среде». Тем более обидно, что в Африке губят многих марабу ради пучка перьев в хвосте.
«Пищей для них служат крысы, мыши, крупные насекомые, рыбы и даже маленькие детеныши крокодилов. Обнаружив где-либо падаль, марабу жадно набрасывались на нее и смело вступали в бой с коршунами и шакалами, нанося им крепкие удары большими клювами…
Марабу совершенно не признавал господства ручной львицы Бахиды. Однажды, когда она начала дразнить и тормошить марабу, громадная птица принялась колотить зверя мощным клювом. Львица пыталась было оказать сопротивление, но, не выдержав града ударов, поспешила ретироваться» (Франц Фабиан).
У африканского марабу спереди висит на шее голый и длинный нарост – горловой мешок. Он, однако, не полый и для чего нужен, неясно. (Возможно, чтобы тяжелый клюв было на что снизу опереть и не носить его, утомляя мышцы шеи, все время на весу.)
Индийский аргала-марабу носит на шее такое же «украшение». Обитает в Индии и дальше на юго-восток до Калимантана. Может быть, это тот же вид, что и африканский.
У зондского марабу (Индия, Ява, Калимантан) горлового мешка нет, оттого, наверное, что клюв потоньше и легче, но на голове «нашлепка» – роговой щиток. Размах крыльев у него как у альбатроса. Больше, чем у пеликана, – 3 метра 20 сантиметров. Для сухопутных птиц, не морских, это, по-видимому, рекорд. Крылья даже самых крупных орлов и кондоров короче.