Клятва

МАРИЯ ФОМИНА

1 Я уверен — вы не знаете Истории такой. Вы когда-нибудь слыхали Имя Марьи Фоминой? Вряд ли вы когда слыхали Это имя. А у нас, А у нас по всей округе Про нее идет рассказ. 2 От своих подруг сердечных, От соседей отреклась. Наши огненные речи, Лучшие, втоптала в грязь. Даже мужа не простила, Мужа трижды прокляла… Что ж ты руки опустила, Слов хороших не нашла? Неужели ты не знала, Что в колхоз уйдет один, Он, поживший и бывалый, Виды видевший Фомин? Он ушел — хозяин слова, Знавший грозные бои. Он увел — с двора — гнедого Под проклятия твои. Неживая, Как колода, И бледна, как новина, На глазах всего народа Наземь грохнулась она. А когда сгущаться стала Вкруг нее, как ночь, молва, На ветру она стояла Ни жива и ни мертва. Видели, как пыльный, черный, В поле на кресте дорог Дуб стоит, утратив корни, Сохнущий, всему покорный, В целом свете одинок? Сумерки на крыши пали, Лед карабкался речной. Слезы, слезы закипали У Марии Фоминой. Что ж, Мария, Плачь, Мария, Может, выплачешься, плачь! 3 Что с тех пор прошло, товарищи, Всего не рассказать. Время, как всегда, летело. Воды пенились, текли. Холодело и теплело. Вишни вяли и цвели. Люди мерли и рождались, Солнце делало свой круг. Птицы с юга возвращались И летели вновь на юг, И гармонь вела страданье… А Мария? Мы пойдем Через боль воспоминанья, Мы оглянемся кругом. В том году, в страдную пору, Жить улиткой не смогла, На колхозные просторы К жницам, к пахарям пошла. Плюнула на кривотолки И взялась со всеми жать. А что дальше было? Только Время может рассказать. 4 Так бывает в душном лете, Послемайскою порой. Ринется гроза на ветви — Ветви никнут под грозой. А гроза уйдет — Поднимут Головы, оттрепетав. Выпрямятся — И под ними Только слезы глупых трав. И живут с такою силой Ненасытно, торопясь. Так вот и с Марией было. Так вот было и у нас. Это может лишь присниться, Если сердце заболит… Август в трепетных зарницах Над округою стоит. Тучи ходят к нам с поклоном, Просят счастия земли. Пусть они темнеют — что нам! — Пусть пройдут над летним звоном В зное, В мареве, В пыли! Так и мы идем — спокойно, С непоклонной головой — Нашей жизнью, Нашей знойной, Нашей грозной, Грозовой! Сентябрь, 1935

ИВАН АЛЕКСЕЕВИЧ

Иван Алексеевич! Гумны чисты, Солома пушиста и бела, Идут эмтээсовские трактористы, Один к одному — высоки, плечисты, Насмешники, бахари, гармонисты,— За ними высыпало полсела. Иван Алексеевич! Листья вьются. Грачи по безлюдным полям пасутся. Темнеет в лугах разостланный лен. Бредет от безделия грустный конюх, Рябины до ног ему кисти клонят. Каким он сиянием окружен! Иван Алексеевич! Будь как дома. Местность тебе хорошо знакома — Ты здесь не малое время жил. Сядем, как прежде, на солому, Вытянем ноги, полежим. По старой памяти помечтаем. Посмотрим на розовый край земли. Расспросим друг друга, подсчитаем, Что потеряли, что обрели. Я много узнал, и тебе поведать Есть что. Здесь каждый клочок земли Расскажет о горестях и победах, Об этих парнях, что сейчас прошли. Думаешь, сразу нас повстречала Хлебом-солью окрестность? Нет! Как худославили нас сначала! Сколько частушек про нас летало На весь Мелединовский сельсовет! Думаешь, честных и накаленных Достаточно было наших речей? Если мужьям было легче, жены Висли на шеях у лошадей. Всего не расскажешь, что здесь случалось, Но правда наша не колебалась. И мы не знали кривых путей. Быть может, спасибо нам скажут после… Картошка из праха растет, из тьмы. Равняются, как на парад, колосья. Тучнеет капуста. И рады мы. И зори — с нами И сердце знает: Ни град, ни распутица, ни гроза — Ничто нипочем, когда ожидают Большие заждавшиеся глаза. Как только стихнет все — под луною Сорвется с ладов и басов волна. И закипит тогда ретивое, И не найдет ни одна покоя, Из мимо прошедших — ни одна! 1934