Страница 19 из 19
– Посадили Илью? – сочувственно спросил Гуров.
– Нет! – помотал головой охранник. – Кольцов вмешался и сказал, что такие слова он тоже ни от кого бы не стерпел. Только с тех пор жизнь у этой семьи в поселке стала не сахар, хотя и раньше спокойной не была – пришлые же. Но вот при Илье больше никто даже под страхом смерти не произнесет имена его жены и детей, потому что себе дороже – кто знает, что он вдруг за оскорбление сочтет?
– Но главным инженером он все-таки стал, – напомнил Гуров.
– Так он там один с высшим образованием, у остальных техникум и все, – объяснил тот.
– Представляю себе, какие у Батюшкина и Назарова теперь отношения, пусть даже и только рабочие, – покачал головой Гуров.
– Отношения неважные, – согласился охранник. – Но работа – есть работа.
– Ладно! Тогда я, прежде чем с детьми говорить, с ним побеседую, это мне все-таки привычнее, – сказал Лев.
– Да и безопаснее так будет, – добавил охранник.
Когда они приземлились возле поселка, Гуров попросил:
– Мужики, а посмотрите-ка вы все и здесь, и вокруг, нет ли поблизости еще одной подходящей посадочной площадки – детей-то сюда именно на вертолете доставили. Слабо я, конечно, на это надеюсь – времени-то много прошло, но чем черт не шутит? Вдруг там какие-нибудь следы остались? Окурки, обертки, другой мусор.
Ерофей и один из телохранителей обещали поискать, а Гуров и второй охранник пошли в поселок, где легко нашли дом Батюшкина. На их стук первой откликнулась, естественно, собака, а через некоторое время калитка открылась, и Гуров забыл, зачем вообще пришел, – перед ним в накинутом на плечи поверх платья пуховом платке стояла женщина нереальной, сказочной красоты, которую раньше он видел только на картинах Ильи Глазунова. И то, что она была уже немолода, совсем не портило впечатления. Должно быть, она уже привыкла к тому, как на нее реагируют люди. Подождав немного в надежде, что незнакомцы очнутся и скажут, зачем пришли, она спросила сама:
– Что вам надо?
Ее глубокий, звучный голос вернул Гурова к действительности, и он словно очнулся. Откашлявшись, он объяснил:
– Нам нужен Илья Игнатьевич, он дома?
– Он с утра на прииск уехал, но его срочно в контору вызвали, – сказала она. – Он по дороге туда забежал сказать, что обедать домой зайдет. Ждите его, если хотите, но в дом не приглашаю – пересудов не люблю, а муж – особенно.
– Да мы в гости и не напрашиваемся, – ответил Гуров. – Скажите лучше, где контора находится.
– Идите прямо туда, – она повела подбородком вправо. – Рядом с магазином увидите. – И закрыла калитку еще до того, как они успели хоть слово сказать.
Гуров с телохранителем пошли к конторе, и Лев по дороге заметил:
– Видно, несладко ей приходится, если она с чужими людьми даже поговорить нормально боится, а то соседи увидят и бог знает что наплетут.
– Вот и думай после этого, так ли уж хорошо быть красивой, – заметил его спутник. – В больших городах это, может, и счастье, у нас тут скорее проклятье. И бабы за своих мужиков дрожат и на нее косятся, так что подруг у нее нет и быть не может – кто же рискнет рядом с собой такую красавицу иметь? Мужики слюной исходят, и каждый мысленно ее уже не только раздел, но и трахнул не один раз. А какой-нибудь подонок еще и сказанет, чтобы похвалиться перед дружками, что переспал с ней, чего и в помине не было. А те хоть и понимают, что вранье это, но слух-то уже пошел. Так что Илье можно только посочувствовать. Будь он хоть сто раз уверен в том, что жена ему не изменяет, а на душе от этих слухов все равно погано. Вот ему только и остается, что морды бить.
– Это вряд ли! – покачал головой Лев. – Как я понял, чувство самосохранения у местных хорошо развито, так что рисковать никто не будет.
Возле конторы царило нездоровое оживление. Место было людное – магазин же рядом, и собравшаяся толпа, прильнув к окну конторы, с жадным интересом смотрела, что творилось внутри. Прислушивалась к доносившемуся до них через открытую форточку черному мату – орал, надрываясь, какой-то мужчина. Но смысл все-таки можно было понять, и в пристойном варианте это выглядело так:
– Если твой сучонок только рот откроет, я тебя в чернорабочие переведу! Всех пособий лишу! На улицу вышибу! Со всей своей голытьбой побираться пойдешь! Наплодил нищету! Я сейчас полицию вызову, скажу, что ты меня убить грозился, и ты в этот раз точно сядешь! А на Настю твою охотники найдутся! Недолго кобениться будет, когда в доме жрать нечего! Быстро твоя недотрога научится под чужими мужиками ноги раздвигать!
– Он же его специально провоцирует! – крикнул Гуров охраннику.
Грубо растолкав людей, они ворвались внутрь, где, сориентировавшись на крики, влетели в кабинет, но там оказался только один человек. Это был настоящий гигант, который, легко подняв письменный стол, вышибал им дверь в смежную комнату, где, видимо, и спрятался его собеседник. Но дверь, как и все в Сибири, была и сделана и навешена на совесть, так что не поддавалась, хотя и жалобно скрипела.
– Илья! Уймись! – изо всех сил заорал Гуров. – Он же тебя специально провоцировал, чтобы ты сорвался! Будь же ты умнее!
Бросив стол, именно бросив, Батюшкин повернулся к ним, и, увидев его бешеное лицо, Лев понял, что даже вдвоем с охранником они с ним вряд ли справятся – тот просто не владел собой. В наступившей тишине стало слышно, как в смежной комнате надрывался спрятавшийся там мужчина:
– Участковый, черт бы тебя побрал! Быстро в контору! Тут Илья разбушевался! Убить меня хочет! Так что стреляй на поражение! Я тебя потом отмажу, ты меня знаешь! Давай скорее, он уже дверь почти вышиб!
– Хоть не зря умру! – заорал Батюшкин, опять хватая стол.
Гуров с охранником, переглянувшись, бросились к нему и повисли у него на плечах. Они болтались на нем, как белье на веревке, а он, казалось, даже не чувствовал их веса.
– Илья! – орал Гуров. – Я полковник полиции из Москвы. Я специально прилетел сюда, чтобы поговорить с тобой! Я все слышал и знаю, что ты ни в чем не виноват! И твой сын ни в чем не виноват! Я тебе обещаю, что Кольцов мне поверит! Я ему все объясню!
То ли Батюшкину стало все-таки тяжело их на себе держать, то ли до него дошло, что кричал Гуров, но он стал вроде бы успокаиваться.
– Брось ты к черту этот стол, – попросил Лев, и тот опустил его на пол. – Ты тут и так уже разгромил все, что только можно.
– Ты точно полковник из Москвы? – спросил он Гурова.
– Он и правда полковник полиции, – подтвердил охранник. Причем и он и Лев все еще продолжали висеть на Батюшкине.
– Если ты обещаешь больше не бушевать, то я сейчас отцеплюсь от тебя, достану удостоверение и покажу. Договорились?
– Ну, показывай, – согласился Илья.
Гуров и охранник, облегченно вздохнув, встали на ноги, причем руки у обоих дрожали от напряжения, и Лев, достав из кармана удостоверение, показал его мужику. Тот его внимательно прочитал, а потом спросил:
– А чего это я самой Москве понадобился?
Ответить Гуров не успел, потому что в кабинет, точнее, в то, что от него осталось, влетел участковый. В этот пасмурный день на нем почему-то были солнцезащитные очки, и он, держа в вытянутых руках пистолет, закричал:
– Полиция! Стой! Стрелять буду!
Охранник обезоружил его раньше, чем Гуров успел моргнуть, а потом снял с того очки и, плюнув, сказал:
– Господин полковник! Может, вы знаете, где этих клоунов набирают? Нацепил черные очки и вообразил себя крутым американским копом! И это в нашей-то глухомани! Полиция, блин!
– Да это Матренин сын, он с детства с придурью, – небрежно объяснил Илья.
– Оскорбление представителя власти при исполнении им служебных обязанностей… – начал было участковый, но Гуров, выпуская скопившееся внутри напряжение, не удержался и сказал:
– Как известно, дураков не сеют, не жнут, они сами родятся во множестве, – и спросил у Ильи: – Там Назаров за дверью отсиживается?
– Он самый, чтоб его черт побрал! – ответил тот.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.