Стихотворения

Образ любви, попадая в романсную атмосферу, утрачивает часть своей индивидуальности как неповторимое чувство именно этого человека, но выигрывает в силе эмоции, интенсивности чувства. Романсы Апухтина наполнены оборотами типа: "с безумною тоской", "слепая страсть", "изнывшая душа", "безумный пыл". Но вставленные в подновленный контекст, иначе инструментованные, эти кочующие образы вновь оживают. Вот что писал Ю. Н. Тынянов о Блоке, который тоже не боялся таких банальностей: "Он предпочитает традиционные, даже стертые образы ("ходячие истины"), так как в них хранится старая эмоциональность; слегка подновленная, она сильнее и глубже, чем эмоциональность нового образа, ибо новизна обычно отвлекает внимание от эмоциональности в сторону предметности" {Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977, с. 121.}. Романсный опыт Апухтина, как отметил Ю. Н. Тынянов, пригодился Блоку.

Все более и более частое в 70-е и особенно в 80-е годы обращение Апухтина к большим сюжетным стихотворениям свидетельствовало о возрастающем интересе поэта к социально-историческим мотивам. Романсный, камерный мир при всей его притягательной силе начинает восприниматься поэтом как ограниченный, недостаточный. Наглядный пример — цикл стихотворений "О цыганах". Цыганская жизнь — традиционная тема романса. Вспомним Аполлона Григорьева, Фета, Полонского, из поэтов XX века — Блока. Апухтин, казалось бы, находится в русле традиции: цыганский мир и у него — это мир сильных чувств и страстей.

Чувство освобождения, испытываемое человеком, соприкоснувшимся с этим миром, — обманное, "на миг", но это чувство сильное и горячее. Тут можно вспомнить и толстовского Федора Протасова с его знаменитой репликой: "Это степь, это десятый век, это не свобода, а воля…" Но в сюжет цикла "О цыганах" Апухтин вводит и жанровые, бытовые мечты. Такой сюжет уже не удержать в рамках и интонациях романса.

Высокое (степи, страсть, свобода) и низкое (корысть, погруженность в мелочные заботы дня) увидено в одном мире, в одних и тех же людях. Эта жизнь описана с внутренней убежденностью в том, что "в правде грязи нет". В этих словах, сказанных Апухтиным в стихотворении "Графу Л. Н. Толстому", выражен критерий, которому поэт следовал в своих наиболее зрелых произведениях и исходя из которого он очень высоко ставил реалистическое искусство автора "Войны и мира" и "Анны Карениной".

На первый взгляд поэтический мир Апухтина может показаться интимным, камерным. Но внимательный читатель заметит: в его стихах запечатлен духовный и душевный опыт человека хоть и далекого от общественной борьбы, но не терявшего интереса к "проклятым" вопросам века, то есть вопросам о смысле жизни, о причинах человеческих страданий, о высшей справедливости. Возраставший с годами интерес поэта к этим вопросам раздвигал рамки его поэтического мира.

В конце 70-х и в 80-е годы у Апухтина все явственнее ощущается тяготение к большой стихотворной форме. Заметно стремление найти "выход из лирической уединенности" (Блок). Более пристальный интерес к внутреннему миру героя ведет к созданию произведений, близких к психологической новелле ("Накануне", "С курьерским поездом", "Перед операцией"). В этих произведениях сказалось очень благотворное для Апухтина влияние русской психологической прозы, прежде всего — романа.

Одной из самых интересных попыток Апухтина создать объективный образ современного человека, героя 80-х годов, было стихотворение "Из бумаг прокурора". Произведение построено как внутренний монолог (или дневник) и предсмертное письмо самоубийцы, адресованное прокурору. Как и многие другие произведения Апухтина ("Сумасшедший", "Перед операцией", "Год в монастыре"), это стихотворение является как бы драматическим монологом, рассчитанным на актерское исполнение, на слуховое восприятие. Обилие прозаизмов, разговорная интонация, частые переносы из строки в строку, астрофическое построение стихотворения — самые различные средства поэт использует для того, чтобы текст был воспринят читателем как живая, взволнованная речь героя. Герой стихотворения "Из бумаг прокурора" во многом близок к лирическому "я" самого автора. Но при этом явно заметно стремление взглянуть на такого героя объективно, выявить в нем черты, обусловленные временем, общим строем жизни, историческими и социальными причинами. Стихотворение имеет документальную основу. Известный юрист А. Ф. Кони, беседы с которым впрямую повлияли на возникновение замысла произведения, писал в своих воспоминаниях: "Апухтин очень заинтересовался приведенными мною статистическими данными и содержанием предсмертных писем самоубийц" {Кони А. Ф. Собр. соч. в 8-ми томах, т. 7. М., 1969, с. 306.}.

Обратившись к злободневной, "газетной" теме, Апухтин попытался изнутри раскрыть сознание человека, которому "жизнь переносить больше не под силу". Что заставило его героя зарядить пистолет и уединиться в номере гостиницы? Утрата интереса к жизни? Несчастная любовь? Разочарование в людях? Душевный недуг? И то, и другое, и третье. Апухтин и не стремился дать однозначный ответ на этот вопрос. "Если бы была какая-нибудь ясно определенная причина, то совершенно устранился бы эпидемический характер болезни, на который я хотел обратить внимание" {Жиркевич А. В. Поэт милостию божией, с. 498.},- говорил он. Вспомним известное некрасовское стихотворение "Утро". Там тот же мотив: "…кто-то покончил с собой". Мы не знаем, кто он, некрасовский герой, и почему решил застрелиться. Но весь строй лаконично описанной столичной жизни таков ("на позорную площадь кого-то провезли", "проститутка домой поспешает", офицеры едут за город — "будет дуэль", "дворник вора колотит"), что читатель понимает: в этом городе люди неизбежно должны стреляться.

Сознание апухтинского героя, решившего уйти из жизни, не замкнуто на самом себе. Он способен замечать боль и страдание других, порой очень далеких людей. Вот до гостиничной комнаты долетел свист локомотива — в столицу прибыл поезд. Герой стихотворения думает о тех, кто приехал:

За этими размышлениями угадывается жизненный опыт, который может быть соотнесен с очерками Ф. Решетникова ("На заработки") и И. Кущевского ("В Петербург! На медовую реку Неву!"), в которых описаны трудные судьбы людей, приехавших в столицу на поиски счастья. Так вопреки неоднократным заявлениям Апухтина о его стремлении служить только "вечным идеалам" логика его собственного творчества все чаще и чаще выводила его к "проклятым" вопросам современной жизни.

Судьбы героев многих стихотворений Апухтина (таких, как: "В убогом рубище, недвижна и мертва…", "Старая цыганка", "Год в монастыре", "Из бумаг прокурора") яснее прочитываются в контексте всего его творчества, в контексте русской литературы второй половины XIX века. В этом случае многое в этих судьбах если не проясняется до конца, то существенно уточняется. Мы начинаем видеть их не исключительный, а общий смысл. Ущербность, неуравновешенность, болезненность героев этих произведений в сознании читателя так или иначе связывается с социальными недугами общества, нравственной атмосферой русской жизни тех лет.