Страница 63 из 63
— Влетит?.. Вряд ли...
— Нужно подумать, как лучше выкрутиться. Комоя-сан, да и адъютант, — мужики здоровые.
— Скажу, что вы стали мягким, как желе, и проскользнули в унитаз.
— Разве они поверят?
— Поверят. Ну ладно, идите... За кораблем я присмотрю. Правда, я не чувствую себя готовым к тому, чтобы принять командование. Но, так или иначе, якорь поднят, и нельзя допустить, чтобы корабль утонул.
— Жаль, что три нижних тома энциклопедии оказались под водой.
Женщина поставила алюминиевую коробку с фотопринадлежностями на дно шкафа и стала ногой толкать ее вперед. Идя вслед за ней, я споткнулся и упал. Воспользовавшись этим, я навалился на женщину и втолкнул ее в шкаф. Трусить было нельзя — слишком многое ждало нас впереди. Долгое путешествие вдвоем в туннеле. До самого рассвета мы будем согревать друг друга теплом наших тел, защищаясь от холода и тьмы. Но, втиснувшись в шкаф, я повис в наклонном положении. Ширина моих плеч — сорок три сантиметра, а шкафа — тридцать восемь, и протиснуться через него я мог только боком.
— Держитесь. — Зазывала, криво усмехнувшись, взял меня за левое плечо, надавил на правое и повернул на девяносто градусов.
Чувствительность в ноге, кажется, окончательно еще не восстановилась. Я понимал, что падаю, но восстановить равновесие не мог. Женщине удалось выскользнуть из-под моего тела. Фонарик почему-то погас. Падая, я схватил ее за подол юбки. Услыхал, как на спине рвется рубаха. Полетели пуговицы. Все оттого, что внутри шкаф не оборудован как следует, да и живот у меня слишком велик. Ребрами я стукнулся о коробку с фотопринадлежностями, послышался звук, точно с силой ударили по куску теста. В колене и затылке боль отдалась гораздо сильнее, чем в том месте, которым я ударился. Кто-то толкал меня, схватив за щиколотку. Я понял, что еду по полу вместе с коробкой. Что-то ударило по спине. Ботинки. Куда подевалась женщина? За юбку я держусь — это точно, но где женщина, понять не могу.
— Осторожно!.. — донеслось издалека.
Звук задвигающихся полок. Потом металлический стук захлопывающихся дверей шкафа. Я изо всех сил сжимал юбку, за которую крепко уцепился. Женщина сейчас упадет... Вернее, должна упасть, но почему-то в моих руках остается одна юбка. Стянул я ее, что ли? Ах, идиот! Я сообразил, что это была не юбка, а прорезиненный рабочий фартук. В какой же момент я так опростоволосился? Ну что же, женщина вольна поступать, как ей заблагорассудится. Заперла себя там по собственной воле. А может, запертым оказался я? Я боком пристроился на коробке с фотопринадлежностями. Женщина осталась всего в нескольких метрах от меня. Ее доверчивые глаза, наверное, широко открыты, и она смотрит во тьму. Но измерять расстояние до нее сейчас бессмысленно. Я попробовал подняться и тут же упал. Связав шнурки, повесил ботинки на шею и, волоча коробку, пополз вперед на обеих руках и одном колене.
25. Прозрачная улица
Полз я долго. По дороге не раз засыпал. Нога перестала неметь, чувствительность вернулась, но, когда я дополз до подвала муниципалитета, уже рассвело. Подождав, пока в здании появятся люди, я вышел наружу.
Прозрачный солнечный свет, которого я так давно не видел, окрасил улицу в розовый цвет. Жизнь била ключом: поток велосипедистов, мчащихся к рыбному рынку, пересекался с устремившейся к станции толпой людей, спешащих на службу. На грузовике с надписью «Живая рыба» развевался флажок. На нем слова: «Жизнь рыб важнее жизни людей». Другой грузовик ждал зеленого света. На борту написано: «Меня уже не будет, но вишня расцветет, и расцветет любовь». Я устанавливаю фотоаппарат, направив его на стену здания муниципалитета, облицованную черным стеклом. Вставляю двадцатичетырехмиллиметровый широкоугольный объектив — мне хочется сделать на память снимок улицы, на котором буду изображен и я. Но все слишком прозрачно. Не только солнечный свет, даже люди кажутся прозрачными. А за прозрачными людьми такая же прозрачная улица. Неужели и я такой же прозрачный? Вытягиваю перед собой руку. Сквозь нее видна улица. Я поворачиваю руку — все равно улица просвечивает. Вся улица, такая оживленная, мертва. И я решил не думать больше о том, кому удастся выжить, кто достоин выжить.