Страница 21 из 35
— Ни с того ни с сего Кеша выключился? — нахмурился я. — Ты ничего не пропустил?
Батый вздохнул и отвел глаза.
— Батый!
— Наверно, мне это просто показалось… Померещилось…
— Да говори, Батый! — зашипел Туз. — Если уж Сове поверили, то и твои откровения как–нибудь переживем!
— Те люди вдруг разделись.
— То есть как?.. Совсем?..
— Сбросили плащи, каски и бронежилеты, а под ними… Это была как форма, только… Материя и цвет… Слишком яркий, чтобы это было настоящей формой…
— Пустынная, что ли? — спросил Туз. — Желтая такая?
— Нет. Оранжевая. Ядовитого цвета, даже в темноте почти светилась… Но может быть, — вдруг быстро поправился Батый, — мне просто показалось. Там были темно! Я же не мог рассмотреть все это в сумраке? — он с надеждой, почти мольбой обвел нас взглядом.
— Нет, и ты тоже не врешь… — пробормотал Лис и отпустил его подбородок.
Лис вдруг как–то обмяк, бессильно прошлепал к койке. Закрылась дверь, погрузив нас в темноту. Скрипнули пружины кровати.
— Лис? — позвал я. — В чем дело?
— Батый, полностью оранжевая? — спросил Лис, каким–то не своим голосом. — Совсем–совсем?
— Да… Только на груди и на спине…
— Большие буквы, — сказал Лис.
— Так ты их тоже видел?! — ожил Батый. — Я думал, что схожу с ума!
— А ты где их видел?! — удивился Туз.
— Я их слышал… — зло пробормотал Лис.
— Когда?
Но Лис потребовал от Батыя:
— Белые буквы?
— Да… Так странно… Прямо…
— На груди?
— И на спине тоже. По две большие заглавные буквы. Кажется, одинаковые… Не то «ИИ», не то «ЫЫ», в темноте трудно…
— Мы, — сказал Лис.
— Что?
— Там было: «Мы».
— Черт побери, Лис! — рявкнул Туз. — Ты–то откуда знаешь?!
— Весной позапрошлого года проскакивало в сети… В Штатах был скандал. В Техасе горели военные склады, все взрывало–разлеталось, и вместе со снарядами раскидало склады с одеждой. Вроде, сшита как полевая форма, но вместо зеленой или пустынной распятновки — она вся огненно–оранжевая, как у служб спасения. Это для военных–то, которые должны быть незаметны… И никаких знаков различия. Только на груди и спине — жирные белые значки. На некоторых русские буквы — «Мы». На других на китайском. Иероглиф, который обозначает «родной». Журналистов и возмутило, что совсем генералы страх потеряли, раз закупают такие оранжевые поделки, как нормальную форму. Судя по размеру складов, там таких оранжевых форм — на всю штатовскую армию, на каждого по два комплекта, да еще на канадцев с англичанами оставалось…
— Бред…
— Да, Туз. Именно так потом и сказали: снаряды взрывались, но никаких складов с одеждой не было. Неудачная первоапрельская шутка. К тому же, пока шутка размножалась по сети, она сильно мутировала, и вообще смешно такому верить… Только почему–то в поисковиках застряли первые сообщения с датами еще от середины марта.
— Да хватит, Лис! — сказал Туз. — Ты зациклился на этих американцах! Будто ужаснее них в мире ничего нет! А это не американцы… Это…
— Они, — шепнул Пацак.
— Они? — переспросил Лис. — Кто — они?
— Они! — упрямо повторил Пацак.
— Да кто?! Роботы из будущего? Сирены с Титана? Ктулхи со дна океана? Посланцы ада?!
— Я ведь серьезно, Лис… — обиделся Пацак.
— И я серьезно! Ну кто? Кто?! Ты можешь внятно сформулировать?!
— Хант говорит, что это какой–то… Ну, вроде параллельного мира… А это вроде плацдарма у них… Они пытаются имитировать людей, только пока плохо выходит, получаются как куклы… тот Шаман… Он у них главный… А стекла — чтобы наблюдать за нами…
— А–а, большие снежные люди из параллельного мира… — обрадовался Лис. — Нас исследуют, а потом поработят… Да НАХРЕНА?!!
— Ну, как же… — растерялся Пацак. — Ну… Земля… Пространство для жизни… А из людей они сделают рабов…
— Пацак, ну ты включи мозги–то, если есть! Если кто–то крут настолько, что может перемещаться по разным мирам, и играючи сделал вот этот бункер, и имитирует людей, как нечего делать… НАХРЕНА таким крутым тварям — кого–то порабощать? Тем более — тебя! Что ты можешь сделать ценного для них?!
— Ну…
— Только не говори мне, что они пустят нашу кровь на удобрение, или что мы живые аккумуляторы, а человеческий мозг — батарейка с лучшим на свете КПД!
— Ну–у…
— А тогда нахрена бы им была нужна вся эта мышиная возня с бункером и куклами под людей? Да они бы всех людей передавили легко и просто, как муравьев! И делал бы здесь дальше, что хотят! Они… Вот ведь в каша в голове…
— Это не люди, — сказал Туз.
— Туз, ну ты–то… Ну Пацак и эти — ладно, у них в голове опилки. Но ты–то?..
— Это не люди.
— Не сходи с ума, Туз, — сказал я.
— Это не люди! Они только маскируются. Они, и весь этот бункер… Разве такое под силу сделать человеческими руками?!
— Н–дя… — хмыкнул Лис. — Все–таки опилки… Даже не смешно.
— А ты думаешь, — вдруг зло сказал Туз, — что все знаешь о том, как устроен мир?
— В смысле?..
— Для существа, которое не владеет даже картой собственной головы, ты не слишком ли самоуверен, обсуждая вселенную, Лис? Ты уверен, что знаешь абсолютно все о том, как устроен мир?
— Что–то я не очень понимаю, куда ты клонишь…
— Вот ты нам столько интересно рассказал, — подозрительно подобострастно промурлыкал Туз, — а сам–то, значит, про доктора Катлмана никогда не слышал?
— Про кого, кого?.. — насторожился Лис.
— Доктор Катлман. Был такой нацистский врач, ставил эксперименты над детьми в концлагерях…
— Что–то я ни разу не слышал.
— Ну, начинал работать он еще в лаборатории Павлова, только его оттуда выгнали за чрезмерную жестокость опытов.
— Подожди… — влез Пацак. — Павлов — это который делал собак с двумя головами и разрезал им желудки?
— В частности.
— И из той лаборатории — его выгнали за жестокость опытов?..
— Угу. Только доктор Катлман работал с кошками. Брал котят, когда они только открывают глаза, когда у них начинает формироваться область коры мозга, отвечающая за зрение и распознавание образов, и помещал их в комнату, где все: стены, мебель, миска для еды, да и сами котята, — были выкрашены в мелкую полоску. И даже люди, когда входили в эту комнату, надевали полосатые халаты, ботинки и маски.
— Зачем?
— Потом, когда котята подрастали, он запускал их во вторую комнату. Где все было в мелкий горошек.
— И?
— Кошки сходили с ума. Слепли в один миг. Налетали на мебель, в ужасе отскакивали, — и носились так по комнате, бились о мебель и стены, пока не падали без сил…. Но если их поместить обратно, в полосатую комнату, постепенно приходили в себя.
— А если в первую комнату — поместить один предмет, выкрашенный в клеточку? — язвительно заметил Лис.
— А он делал еще круче, — с готовностью отозвался Туз. — Он брал обычный предмет, ни разу не полосатый или в горошек, самый обычный некрашеный комод. И заносил его в полосатую комнату…
— И что? — жадно спросил Пацак.
— Подросшие котята дыбили шерсть и ходили напряженные, но самого комода упрямо не замечали. Но доктора Катлмана заинтересовало другое. Когда он стал в полосатую комнату к уже подросшим кошкам из первой партии подбрасывать новых котят, только открывавших глаза. А обычный комод так и стоял в углу…
— Новорожденные–то должны были его видеть, — веско заметил Пацак.
— Должны. И они, вроде бы, даже видели — сначала… Но когда пытались подойти к комоду и вскарабкаться на него, остальные кошки, выросшие в полосатой комнате, вдруг становились тревожными, и отгоняли котят в другое место… Месяца через два котята из второго поколения уже не подходили к тому комоду. И даже когда вносили другие обычные вещи, они их совершенно не замечали. Будто их просто не было. Даже тревожиться перестали…
— И за это его выгнали? — спросил Пацак.
— Не совсем за это. Катлман хотел пойти дальше. Но смог продолжить свои опыты только во время войны, когда стал сотрудником доктора Менгеле. Работал с ним в фашистских концлагерях, но для опытов брал не всяких евреев, а только совсем маленьких детей — грудничков. Он пытался повторить свои старые опыты на людях, но…