Страница 21 из 41
Душа, опускаясь в низшие сферы мироздания, обнаруживает, что в силу своей бренности царство телесных, преходящих вещей лишает ее своей целостности и божественности, почерпнутой из Ума. Человеческие тела, однако, хотя и с большим трудом, способны быть ее хранилищами, ибо только человек ходит прямо, устремлен головой ввысь, к небесам, его голова является подобием сферы. Он один наделен разумом, который соединен с чувственным восприятием и физической природой. Благодаря своему разуму человек возвышается над животным и растительным миром, он способен постичь законы вселенной.
Со страстью эрудита Макробий перечисляет, какие истолкования претерпевала Мировая Душа в различных философских учениях. Платон, считает Макробий, полагал, что Душа есть самодвижущаяся сущность. Ксенократ видел в ней Число, сообщающее свое движение всему. Аристотель называл ее энтелехией. Пифагор и Филолай — гармонией, Посидоний — идеей, Асклепиад — гармоничным соединением пяти чувств, Гиппократ — тончайшим духом, разлитым во всех частях тела, Гераклид Понтийский — светом, Гераклит-философ — искрой звездного огня; Зоной — духом, внедренным в тело; Демокрит — духом, пребывающим в атомах и обладающим такой свободой движения, какую позволяет иметь тело. Перипатетик Критолай считал, что душа состоит из пяти сущностей; Гиппарх называл ее огнем; Анаксимен — воздухом; Эмпедокл и Критий — кровью; Парменид — смешением земли и огня; Ксенофан — равно землей и водой; Боэт — сочетанием воздуха и огня; Эпикур — смешением жара, воздуха и дыхания. Признанно бестелесности души, равно как и ее бессмертия, было всеобщим, — заключает Макробий
[32]
Совершенство, считает комментатор, нисходит по ступеням мироздания и до земного мира, от человеческой души оно начинает свое восхождение назад, к небесным сферам, к своему первоисточнику. Человеческая душа, отпавшая от Мировой Души, снова вливается в нее. Аналогичным образом происходит и круговорот вещества в Космосе — сфере становления Мировой Души, от его высших сфер, в которых происходит переход Ума в Мировую Душу и появляется телесность, и до его низших сфер с тяжелой и плотной Землей в их центре. Этот вечный круговорот телесности и духовности, ниспадения и восхождения образует великое единство всего сущего, верхнего и нижнего. Это и есть великое таинство неизбывного бытия, бесконечной возможности совершенствования, но и устрашающей возможности впадения в ничтожество, утраты высшего начала. Это и гимн возможностям человека, и предостережение. Однако во всем этом нет элемента личной трагедии, нет ни ужаса перед грехопадением и вечной гибелью, ни надежды на вечное спасение, нет, наконец, индивидуальной ответственности, как в христианстве. Человек вообще должен реализовать свое предназначение в безличном и вечном круговращении бытия, не оборвать эту великую и таинственную «золотую цепь», связующую все ступени мироздания (образ, восходящий к Гомеру
[33]
Отсюда вытекает убежденность Макробия, что человек волен распоряжаться своей жизнью и смертью. Стоическая традиция принимала это право, признавая самоубийство в силу соответствующих условий достойным настоящего гражданина. Христианство с его индивидуалистическими тенденциями в ужасе отшатывалось от самоубийства как от величайшего греха. Макробий полагает, что человек должен умереть так, чтобы душа покинула тело в соответствии с законом мироздания, природы, не нарушая великой всеобщей связи
[34]
Для «Комментария» Макробия характерен столь типичный для неоплатонизма интерес к космологическим вопросам, которые приобретают у него не столько философскую, сколько более «практическую», астрономическую интерпретацию. Астрономии посвящена значительная часть этого сочинения, начиная с XIV главы первой книги и до IX главы второй книги. Эти главы в средние века часто переписывались отдельно и служили специальным пособием по астрономии, космографии и астрологии. У Макробия собраны сведения об этих предметах, которые до него встречались в сочинениях многих греческих и римских авторов, в том числе Птолемея, Феона Смирнского, Гемина, Варрона, Плиния, Халкидия и др. «Астрономию» Макробия затем основательно использовали Марциан Капелла и Исидор Севильский, включив значительную ее часть в свои сочинения, ставшие учебниками в средневековых школах.
Макробий повествует о шаровидной Земле, представляющей фиксированный центр вселенной, вокруг которого вращаются семь планетных сфер, движущихся с запада на восток, и верхняя небесная сфера, движущаяся с востока на запад. Движение планет проходит через Зодиакальный круг, один из одиннадцати больших небесных кругов, в число которых входит Млечный Путь, арктический и антарктический круг, небесный тропик и экватор, а также меридиан и горизонт. Любопытно, что, рассуждая о горизонте, он впадает в ошибку, смешивая горизонт как небесный круг с видимым горизонтом.
В описании движения планет Макробий, по собственному признанию, колеблется между позицией Платона, которого он считает в этом вопросе последователем египетской школы, и Цицерона, который, как ему кажется, не избежал влияния халдеев, а также древних астрономов Гераклида и Аристарха. Очень популярной в средние века была та часть «Астрономии», в которой описывались размеры Солнца и небесных тел, способы их вычисления, определения астрономических расстояний, деления знаков Зодиака и Зодиакального круга, инструменты астрономических наблюдений.
Вторая книга Макробиева «Комментария» имеет дело с предметами, общими для большинства позднеантичных и средневековых компендиев. Это изложение античных теорий музыкальных созвучий (т. е. широко понимаемая гармония), география с началами картографии (в этой области Макробий был большим авторитетом для средневековья), его преемники унаследовали от этого «последнего римлянина» как вполне реалистические сведения, так и совсем фантастические — вроде того, что Океан делит Землю на две полусферы, нижняя из которых населена антиподами.
Он тщательно разъясняет различные градации времени. Оценивает возраст мира (мировой год) в 15 тыс. солнечных лет. Мировой год — это время обращения всех звезд и небесных сфер, начиная от исходной точки и до возвращения в нее, лунный год — это месяц, солнечный год — двенадцать месяцев.
Свой географический экскурс Макробий завершает комментарием к знаменитому и многократно повторенному античными и средневековыми авторами фрагменту из сочинения Цицерона о том, что Земля, если смотреть на нее с небес, выглядит крохотной точкой в пространстве, а любая часть Земли — лишь точка на этом крохотном шаре. Невольно вспоминается реминисценция Данте из Цицерона — Макробия:
В конце XX в., когда космические путешествия особенно дали почувствовать, сколь мала и беззащитна наша Земля, мысль Макробия стала снова понятной и близкой.
В заключительных главах Макробий возвращается к теме бессмертия души. Таким образом, композиция сочинения как бы образует замкнутый круг, а круг, как известно, считался в античности символом совершенства. Все смысловые линии «Комментария» замыкаются в исходной точке, достигают внутренней завершенности, образуя некоторую аналогию круговой, замкнутой в самой себе вселенной, становясь духовной аллегорией универсума.
32
Com. I, XIV.
33
Гомер. Илиада, VIII. 19–27.
34
Com I, XIII, 6.